Тьма наступает - Лиза Смит

Потом она сделала так еще раз.

И еще.

И еще. И еще. И еще.

— Что это? — осведомился Дамон. Когда они вышли из машины, он был вынужден позволить Шиничи показывать дорогу, по держал его внутри кеккаи, как на длинном поводке, и внимательно следил за каждым шагом лиса. Он не верил ему во всем, что касалось... вообще говоря, он ни в чем ему не верил.

— Что за этим заслоном? — спросил он еще раз, более грубо, и сдавил петлю на шее лиса.

— Наша маленькая хижина. Наша с Мисао.

— И там, разумеется, нет никакой ловушки, верно?

— Ну, если ты меня подозреваешь, тем лучше. Я пойду один... — В конце концов Шиничи принял облик получеловека-полулиса: черные волосы по пояс с огненно-рубиновыми кончиками, сзади — один шелковистый хвост того же цвета и два таких же шелковистых чутких уха с багровыми копчиками на макушке.

Дамон оцепил этот облик с эстетической точки зрения, но самое главное — в его распоряжении оказался удобный рычаг. Он ухватил Шиничи за хвост и крутанул его.

— Прекрати это делать!

— Прекращу, когда получу Елену и если ты не затащил меня в ловушку. А если с Еленой что-то случилось я найду того, кто причинил ей вред, и нарежу его ломтями. Считай, что он уже покойник.

— Кто бы это ни был?

— Кто бы это ни был.

Тело Шиничи едва заметно подрагивало.

— Замерз?

— ...нет... просто восхищаюсь твоей решимостью. — Еще пара непроизвольных содроганий. Он трясся практически веем телом. Он что, смеется?

— Впрочем, если Елена будет ходатайствовать, я сохраню ему жизнь. Просто сделаю очень больно. — Дамон сильнее крутанул хвост. — Двигай!

Шиничи сделал еще один шаг, и они увидели прелестную деревенскую хижину, к которой вела дорожка, усыпанная гравием; вокруг двери росли вьющиеся растения, свисавшие над нею, как брелоки.

Она была изысканной.

Несмотря на то, что боль усиливалась, в сердце Елены проснулась надежда. Неважно, как сильно она плутала перед этим, — рано или поздно она выберется из леса. Иначе и быть не может. Почва под ногами была твердой — ничего похожего на болото или спуск. Значит, приближается она не к ручью. Она приближается к дороге. Это факт.

Она зафиксировала взгляд на растущем поодаль дереве с мягкой корой. Потом подошла к нему, практически забыв про боль благодаря новообретенному чувству уверенности.

Она прислонилась к массивному, облезлому пепельно-серому дереву. Она отдыхала. И тут что-то встревожило ее. Нога, которую она волочила. Почему она не ударилась ногой о ствол дерева? До этого каждый раз, когда она поворачивалась, чтобы передохнуть, она больно стукалась о деревья. Елена отодвинулась от дерева и, словно зная, что это важно, собрала всю свою Силу и выпустила ее вспышкой белого света.

Перед ней было дерево с огромным дуплом. Дерево, с которого она начала свой путь.

Секунду Елена стояла в полном оцепенении и, тратя Силу впустую, держала свет. Может быть, это другое дерево...

Нет. Сейчас она стояла с противоположной стороны дерева, но оно было тем же самым. Это ее волос застрял в шелушащейся серой коре. Вот этот кровавый след — отпечаток ее ладони. А внизу остался след от ее окровавленной ноги, и этот след был свежим.

Она никуда не сворачивала и все-таки вернулась к тому же самому дереву.

Не-е-е-е-е-е-е-е-ет!

Это был первый стон, который вырвался из ее груди с тех пор, как она выпрыгнула из «феррари». Все муки она переносила молча, иногда она вскрикивала или тяжело дышала, но не ругалась и не кричала. Сейчас ей хотелось делать и то и другое.

Может быть, это все-таки другое дерево...

Не-е-е-е-е-е-ет, не-е-е-е-е-е-ет, не-е-е-е-е-е-е-е-ет!

Может быть, сейчас к ней вернется Сила, и она поймет, что ей просто привиделось...

Нет, нет, нет, нет, нет, нет!

Этого не может, не может быть...

Не-е-е-е-е-е-ет!

Костыль выскользнул у нее из-под мышки. Он врезался в нее так глубоко, что вызванная им боль могла посоперничать с болью в остальных местах. Болело везде. Но хуже всего дела обстояли с ее разумом. В ее голове возникла картинка — сфера, вроде рождественского снежного шарика, который надо встряхнуть, и тогда в жидком наполнении закружатся снежинки или искорки. Только эта сфера была покрыта деревьями по внутренней поверхности. Сверху, снизу, с боков — везде деревья, и все они торчат верхушками к середине. А она сама в полном одиночестве блуждает внутри нее... и, куда бы она ни пошла, на ее пути будут попадаться только деревья, потому что в этом мире, куда она провалилась, кроме деревьев, нет вообще ничего.

Это было кошмарное видение. Но почему-то оно казалось очень реальным.

Кроме того, здешние деревья обладают разумом, поняла она. Маленькие побеги ползучих растений, трава — даже сейчас они утаскивали у нее костыль. Костыль двигался так, словно какие-то маленькие человечки передавали его из рук в руки. Елена вытянула руку, но схватила только его конец.

Она не помнила, как упала, но сейчас она лежала на земле. Она чувствовала запах — сладкий, земляной, смолистый аромат. И были побеги, они трогали ее, они пробовали ее на вкус. Легкими осторожными прикосновениями они вплелись в ее волосы, и она уже не могла поднять голову. Потом она почувствовала, как они ощупывают ее тело, ее плечо, ее окровавленное колено. Но все это уже не имело значения.

Она крепко зажмурилась, и все ее тело затряслось от рыданий. Теперь побеги потянулись к раненой ноге, и она инстинктивно ее отдернула. На мгновение боль привела ее в чувство, и она подумала: «Надо найти Мэтта», — но в следующую секунду потускнела и эта мысль. Сладкий смолистый запах не уходил. Побеги прокладывали путь через ее ключицы, через грудь, опутали живот.

А потом начали сжиматься вокруг нее.

К тому моменту, когда Елена осознала опасность, ей уже было тяжело вздохнуть. Растения сдавливали ей грудь. Когда она выдохнула, они лишь плотнее сжались вокруг нее. Они работали вместе — много маленьких побегов действовали как одна гигантская анаконда.

Оторвать их от себя не получалось. Они были крепкие, тугие, и ногти Елены не могли их порвать. Подсунув под них пальцы, она рванула изо всех сил, впиваясь ногтями и выкручивая пальцы. В конце концов один жгут порвался со звуком лопнувшей струны и резко свистнув в воздухе.

А остальные побеги сильнее вжались в нее.

Теперь ей приходилось прилагать усилия к тому, чтобы получить воздух и не дать побегам еще больше сжать ее. Побеги нежно прикасались к ее губам, словно множество тоненьких кобр, пробегали по лицу, а потом, неожиданно напав, крепко опутали ее щеки и голову.