Сто имен - Сесилия Ахерн

— Вы встретили там Арчи, — ответила Китти, очарованная Реджиной и ее историей. — Вот в чем смысл. Вы пришли в кафе, потому что увидели там этого человека, но смысл был не в том, чтобы найти его, а в том, чтобы познакомиться с Арчи. Если вы верите в знаки, в судьбу — это самый что ни на есть явный знак. — Как ни странно, Китти искренне верила в это, хотя обычно не верила ни в судьбу, ни в знаки.

Видимо, Реджине такая мысль не приходила в голову. Глаза ее загорелись:

— Вы так думаете?

— Да, я уверена. Знать я, конечно, ничего не знаю, но мне это кажется правдоподобным. Если бы ваш бывший не привел вас в то кафе, вы бы не познакомились с Арчи, верно?

Реджина улыбнулась, напряженная линия ее плеч расслабилась — женщина приняла это объяснение.

— Знаете, сегодня я впервые за год не ходила в то кафе, — негромко призналась она.

— И как?

Реджина призадумалась, хотела что-то сказать, остановилась.

— Отвечайте как на духу! — предупредила ее Китти, и женщина улыбнулась.

— Честно говоря, я думаю, что сегодня он пришел туда. Пришел в кафе.

Ответ застал Китти врасплох.

— А вы как думаете? — спросила ее Реджина.

Китти призадумалась. Вспомнила закон Мерфи и странные совпадения, которыми полна жизнь, и не смогла солгать:

— Вполне возможно, что вы правы.

Реджина кивнула — сперва один раз, затем второй, соглашаясь с таким ответом, а потом глянула через ряд на Арчи, который отрабатывал с Ачаром и Ендреком правильное дыхание.

— И я рада, что я сейчас здесь, а не там, — подытожила она.

— И я рада, что вы с нами, Реджина, — улыбнулась Китти.

— Приехали! — возвестила Молли, и все застучали ногами, зашумели, подбадривая Ачара и Ендрека, которые, похоже, начали волноваться не на шутку.

Эва быстро сделала несколько звонков, должно быть договариваясь о подарках для родных Джорджа Уэбба. Все вдруг сделались серьезными и торжественными.

— Нормально, ребята, у нас час в запасе, — сказал Арчи, увидев, как нервничают Ачар и Ендрек. Он говорил так, словно чувствовал себя частью их команды. — Даже если арбитр не явится, мы все равно успеем.

Они собирались пройтись по гавани Кинсейл в этот прекрасный майский день, покуда Ачар и Ендрек будут готовиться к покушению на рекорд, но жених и невеста, едва завидев Эву, потребовали переменить планы. Свадебный обед и речи, к облегчению Китти, закончились, приступали к торту. Но все-таки времени до возвращения в Дублин оставалось в обрез. Не позднее трех часов нужно тронуться в путь.

— Веди сюда всех ваших друзей! — заявила сестра Джорджа, она же новобрачная, приветствуя Китти и Эву у входа в отель, где праздновалась свадьба.

— Не стоит, — засомневалась Эва. — Их много, и никто не рассчитывал на приглашение.

— Сколько человек?

— Четырнадцать, так что мы никоим образом не…

— Эгей! — крикнула невеста взмокшему администратору, который управлялся разом с тремя фотокамерами, запечатлевая счастливое семейство. — Накройте нам, пожалуйста, еще один стол в банкетном зале, — попросила она, словно не предвидя никаких затруднений.

Дом Джорджа Уэбба — роскошная дача в устье реки Бэндон — выходил прямо на залив Кинсейл. Сперва сад, потом просторная лужайка и собственная гавань с собственной немаленькой яхтой.

Китти и ее команда выбрались из автобуса и присоединились к гостям, хотя и чувствовали себя недостаточно нарядными для такого праздника. Впрочем, недостаточно нарядными были не все — Эва в своем платье затмевала всех красоток, и вслед ей раздавался хищный мужской присвист. Едва завидев ее, Джордж Уэбб оборвал разговор и прямиком направился к ней. Китти огляделась, высматривая его подружку, — нигде не видно.

Они сели за стол, и Китти вскоре поняла, почему Эва прихватила с собой так мало вещей: она дарила такие подарки, которые в сумку не спрячешь. И вот, когда дивный торт разрезали, из дальней части дома послышалась песня. Разговор стал стихать, вскоре уже можно было расслышать полет мухи. Пели «Дикую розу Ирландии», а певцами оказались два старика, один в красном плаще, в красно-белой полосатой рубашке под ним, другой в таком же наряде, но с желтой полоской. Оба в белых брюках, в соломенных шляпах с ленточками в цвет рубашек. Гости приняли это как элемент свадебных увеселений — прекратили есть и болтать и обернулись послушать, но был среди них один человек, который понял, что происходит на самом деле. Он поднялся со своего места во главе стола и, дрожа всем телом, горящими глазами смотрел на двух еще живых членов своего квартета из местной парикмахерской, своей «Сладостной гармонии», с которой он пятьдесят лет назад объездил всю страну. Этим двоим, как и деду Джорджа, было восемьдесят лет или около того, — четвертый член квартета, сообразила Китти, должно быть, не дожил до этого дня. Убедившись, что все смотрят на них, певцы двинулись к главному столу, лавируя между столами поменьше, — глаза сияют, улыбки во все лицо, радость и дружество переполняли их. Да, голоса уже не так звучны, как в молодости, и вдвоем труднее достичь сладостной гармонии, чем вчетвером, плечи согнуты, руки изуродованы артритом, — но они здесь, они подошли к центральному столу и обратились не к новобрачным, как все ожидали, а к патриарху Шимусу, который так и замер, прижав руку к сердцу, — глаза его блестели от слез, радость и дружба переполняли его. Он подпел последним строкам их песни, а закончив «Дикую розу», двое новых гостей спели имениннику «С днем рожденья тебя».

Когда стихли аплодисменты, все уставились на Шимуса, ожидая объяснений, ожидая чего-то еще. Шимус обнимал обоих стариков, и они обнимали его, сблизили головы, и так крепка была эта прошедшая через всю жизнь дружба, что люди помоложе невольно им позавидовали.

Наконец Шимус поднял голову, оглядел собравшихся:

— Дамы и господа, жених и невеста. — Он особо выделил свою внучку, которая растроганно утирала глаза. — Я знаю, все речи уже произнесены, но сейчас я должен сказать несколько слов, если вы мне позволите, чтобы эта минута не ушла незамеченной.

Жених и невеста горячо просили его продолжать.

— Пятьдесят лет мы не виделись! — сказал он, обеими руками прижимая к себе друзей, и так они замерли, обнявшись. — Мы вместе пели в квартете «Сладостная гармония», мы вместе изъездили страну — всю страну вдоль и поперек, верно, мальчики?

«Мальчики» кивнули, вспоминая вместе с ним.

— Два Бобби, Бобби Оуэнс и Роберт Мэлоун. А Фрэнка уже с нами нет? — Он глянул на друзей, ожидая подтверждения, и те печально закивали. Шимус умолк, оплакивая смерть человека, которого он не видел полвека, потому что в этот миг их дружба ожила, она стала даже сильнее прежнего, ибо ей сопутствовали волнение и радость новой встречи и воспоминания — только добрые воспоминания, все дурное давно забыто, быльем поросло.