Герои - Джо Аберкромби

Финри полагалось выпалить какой-нибудь едкий ответ, но единственной вещью, пришедшей на ум, была неудержимая тяга врезать кулаком по стеклу подзорной трубы Мида и вогнать её тонкий конец ему в череп. В комнате стало отвратительно ярко. Скрипки резали уши. Лицо горело, как от пощёчины. Ей удалось лишь сморгнуть и смиренно удалиться. На другую сторону комнаты она плыла, казалось, совсем не перебирая ногами. Парочка офицеров, смотревших как она идёт, что-то пробормотали промеж себя, очевидно, участвуя в её безответном унижении и, несомненно, тоже им наслаждаясь.

— Вы здоровы? — спросила Элиз. — Вы бледновато выглядите.

— Я чувствую себя превосходно. — Точнее сказать, кипела яростью. Оскорблять её это одно, и ладно, она это заслужила. Оскорблять же мужа с отцом — дело совершенно другое. Такое, за которое старая гадина заплатит сполна, поклялась она.

Элиз придвинулась ближе.

— Что мы сейчас будем делать?

— Сейчас? Сидеть здесь как примерные девочки и рукоплескать, пока идиоты громоздят гробы.

— Ох.

— Не волнуйся. Попозже тебе дадут всплакнуть над раной-другой, а, если тебя обуяла печаль, то похлопай ресничками об ужасной никчемности всего этого.

Элиз сглотнула и посмотрела в сторону.

— Ох.

— Вот именно. Ох.

Итак, шла битва. У Ручья с Терпилой всегда было мало что сказать друг другу, и как только первые союзные стали с боем пробиваться за частокол, они не проронили ни слова. Лишь стояли у окон. Ручью хотелось, чтобы рядом оказались друзья. Или чтобы он усерднее старался сдружиться с парнями, которые оказались рядом. Но было уже слишком поздно.

В его руке лук, стрела наложена и тетива готова к бою. Она у него наготове уже более получаса, но нет никого, в кого бы он мог выстрелить. Ничего, что бы он мог поделать, только смотреть, и потеть, и облизывать губы, и смотреть. Сначала он всё ждал возможности разглядеть побольше, но теперь дождь истощился, показалось солнце, и вышло так, что Ручью стало видно гораздо больше, чем ему бы хотелось.

Союз в трёх или четырёх местах преодолел ограду, и изливался на город. Повсюду дрались, чёткие линии рассыпались на отдельные чёрточки, направленные во все стороны. Строя нет, лишь вал неразберихи и безумного шума. Будто в одной квашне замесили окрики и вой, грохот бьющей стали и треск древесины.

Ручей не был знатоком. Он даже не представлял, как можно хорошо разбираться во всём этом. Но чуял, что равновесие битвы сдвигается сюда, на южный берег реки. Всё больше и больше северян суетливо спешат по мосту назад, иные хромают или зажимают раны, иные орут и показывают на юг, выбираясь сквозь стену щитов на северном конце пролёта на площадь под Ручьёвым окном. В безопасность. Так надеялся он, чувствуя себя, однако, далеко не в безопасности. В такой дали от безопасности, как Ручью не доводилось бывать за всю жизнь.

— Дай посмотреть! — Брейт тянул Ручья за рубашку, пытаясь украдкой глянуть в окно. — Что происходит?

Ручей не знал, что сказать. Не знал, сможет ли вообще обрести голос. Прямо под ними кричал какой-то раненый. Захлёбывающимся, тошнотным криком. Ручью хотелось, чтоб он перестал. От него кружилась голова.

Частокол почти потерян. Он заметил на настиле одного высокого союзного, мечом показывающего на мост, хлопая по спинам людей, стекавших с лестниц по обеим бокам от себя. У ворот до сих пор держалось несколько дюжин карлов, сплотившихся у лохмотьев флага, выставив полукругом раскрашенные щиты, но их обложили и намного превосходили числом, с настила в них засвистели стрелы.

Некоторые дома, побольше, всё ещё оставались в руках северян. Ручей замечал в окнах людей, они выпускали наружу стрелы и ныряли обратно внутрь. Двери завалены и забиты, но вокруг, как пчёлы вокруг улья, кишат союзные воины. Несмотря на сырость, им удалось поджечь пару наиболее ветхих укреплений. Теперь валил коричневый дым и нёсся по ветру на восток, подсвеченный мелькающим, бледно оранжевым пламенем.

Из горящего здания в бой бросился северянин, обеими руками раскручивая над головой секиру. Ручей никак не мог его услышать, но было видно, что тот закричал. В песнях он забрал бы с собою многих, и с этой ношей гордо присоединился бы к мёртвым. Пара союзных отскочила в стороны, а остальные копьями оттолкнули его к стене. Одно копьё воткнулось в руку, и он выронил секиру, поднял другую руку вверх и снова закричал. Может быть «сдаюсь» или оскорбления, не важно. Ему пробили грудь, и он сполз по стене. На земле его добили, древки копий ходили вверх-вниз, словно двое бойцов вскапывали поле.

Широко распахнутые, слезящиеся глаза Ручья продолжали следить за домами — менее чем в сотне шагов отсюда, вдоль всего берега шла бойня, отчётливая и ясная. Кого-то, сопротивлявшегося, выволокли из лачуги и пригнули. Блеснул нож, а потом его столкнули в воду, и пока его уносило лицом вниз, те поплелись обратно в дом. Перерезали горло, подумал Ручей. Вот так, запросто, перерезали горло.

— Они взяли ворота, — прозвучал сдавленный голос Терпилы. Словно он впервые в жизни заговорил. Тем не менее, Ручей видел, что он прав. Они зарубили последних защитников, и вытаскивали засовы, и тянули, распахивали створки и сквозь арку прохода пробился свет.

— Клянусь мёртвыми, — прошептал Ручей, но наружу вышел лишь вздох. Сотни ублюдков хлынули в Осрунг, растекаясь в дыму, заливая островки-здания, наводняя улицы в направление моста. Тройной строй северян на северном конце стал в одночасье казаться жалкой преградой. Стена из песка против океана. Ручей мог разглядеть, как они поколебались. Почти что поникли. Мог почувствовать их жгучее желание присоединиться к тем, кто драпал по мосту назад, сквозь их ряды, пытаясь уйти от резни на том берегу.

Ручей её тоже чувствовал, зудящую тягу сбежать. Делать хоть что-нибудь — а единственное, что осталось в голове — это бегство. Его взгляд перепрыгнул на горящие постройки на южном берегу реки, сейчас пламя доставало выше, над городом стелился дым.

Ручей гадал, на что похоже оказаться в одном из тех домов. Нет выхода. Тысячи союзных молодчиков с грохотом молотят по дверям, по стенам, всаживают стрелы. Дым наполняет низкие комнатёнки. Раненые без надежд на пощаду. Пересчитывают последние боеприпасы. Пересчитывают мёртвых друзей. Нет выхода. Было время, от таких мыслей Ручью горячило кровь. Теперь же его сковал холод. На той стороне реки не возводили крепостей для защиты, там строили деревянные домики.

Точно такие, как тот, в котором был он.

Адовы приспособления

Ваше светлейшее величество,