Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

— Нет, младенцу вряд ли уже что-то поможет. Но, по крайней мере, мы вселим в великого герцога и его супругу уверенность, что они сделали все возможное для спасения своего наследника.

— А как же сироп от судорог?

— Он даст лишь временное облегчение, но не вылечит саму болезнь.

— Где ты всему этому научился? — спросила Кьяра. — И это мудреное слово, что ты произнес… Что оно означает? И кто такие Цельс и Гален?

Руан улыбнулся.

— Цельс и Гален — римские врачи и философы. Скорее всего, алхимией они тоже занимались или, по крайней мере, тесно с ней соприкасались. А слово состоит из двух частей, υδρο, «гидро» — это по-гречески «вода», а κεφαλσν, «кефалон» — это «голова».

— Ты выучил греческий у себя дома, в Корнуолле?

— Нет, у себя в Корнуолле я не знал ничего, кроме нищеты и горя.

— Но почему ты так хочешь туда вернуться?

— Потому что Милинталл Хаус и Уил Лоур по праву принадлежат мне.

— Это тоже греческие названия?

Руан помешал лекарство двадцать восемь раз, и Кьяра сосчитала движения вместе с ним. Двадцать восемь — это совершенное число, так как равняется сумме своих собственных положительных делителей. Именно поэтому двадцать восемь оборотов стеклянной палочки должны были довести препарат до совершенства. Затем Руан перевернул песочные часы и ответил на вопрос девушки:

— Нет, это на корнском. «Уил Лоур» означает «оловянный и медный рудник». «Лоур» — это луна. Когда-то, давным-давно, один из предков рода Пенкэрроу заявил, что увидел полную луну со дна главного ствола шахты. А слово «Милинталл» значит «лабиринт». По легенде, на том месте, где сейчас стоит дом, раньше находился каменный лабиринт. Но это было так давно, что история не сохранила об этом никаких сведений.

— Пенкэрроу… Это твое второе имя? Ты ведь поэтому подписываешься как Роаннес Пенкарианус?

Руан, похоже, удивился. Видимо, он не хотел лишний раз произносить свое имя вслух и поэтому только неохотно кивнул головой.

Кьяра посмотрела на черно-белый лабиринт, выложенный на полу лаборатории.

— Дом Лабиринта, — задумчиво сказала она. — Да ты просто рожден быть алхимиком.

— Я родился, чтобы быть Руаном Пенкэрроу из Милинталла, и никем более.

— Но почему ты оттуда уехал?

Последняя крупица упала на дно песочных часов. Руан взял стеклянную палочку и еще двадцать восемь раз перемешал соединение. По всей видимости, он был доволен результатом работы, поскольку снял реторту с огня и поставил ее охлаждаться на серебряную подставку.

— Я уехал не по своей воле, — сказал он. Отблески огня оставляли глубокие тени печали на впадинах его глазниц и скул. — Довольно, Кьяра. Возможно, однажды я расскажу тебе эту историю, но только не сейчас. У нас и без того хватает поводов для грусти.

Кьяра отвернулась и начала собирать стеклянные палочки и серебряные мерные ложки. Ее собственная любовь к Флоренции была понятна: это ее родной город, где она знала все улицы и переулки, все церкви, рынки и мосты, каждое дерево и чуть ли не каждый камень. Она никогда не знала другого дома кроме книжной лавки с жилыми комнатами на втором этаже и подвалом… Кстати, о подвале.

«Если мне удастся собрать там хотя бы немного инструментов, — подумала она, — к примеру, такой же атанор и алембик, несколько стеклянных колб и серебряных мерных ложек, и если я возьму отсюда чуточку минералов, — так мало, что никто и не заметит, — то смогу пройти все четыре стадии по книге Томмазо Вазари и создать свой собственный философский камень. Я смогу сама себя исцелить! А тогда я смогу покинуть придворную жизнь и снова стану сама собой — Кьярой Нерини, простой женщиной из гильдии, флорентийкой, дочерью торговца Карло Нерини. Бабушка будет вести дела в лавке, а я…»

Бабушка…

— Руан? — позвала она, аккуратно, одну за одной, опуская стеклянные палочки в таз с водой, чтобы их помыть.

— Что еще?

— Как ты думаешь, моя бабушка и сестры уже могут вернуться домой во Флоренцию? Прошло полтора года с тех пор, как случились все эти ужасные вещи с Орацио Пуччи и Пьерино Ридольфи, и с тех пор, как все погибли…

Задери-ка ей юбку, Эмилиано. Всегда хотел посмотреть, какие причиндалы у принцесс…

Боль пронзила ей лоб. Это удивило ее, поскольку теперь голова у нее болела гораздо реже.

— Да, — глухо отозвался Руан. — Все погибли.

— Прости, я не хотела… — сказала Кьяра и потерла друг о друга костяшки пальцев — те болели от холодной погоды. — Ты же знаешь, что я любила донну Изабеллу. И помогла бы ей, если бы это было в моих силах.

— Знаю.

— Я соскучилась по бабушке, Руан. Я скучаю по своему дому, хочу, чтобы он снова стал моим, без этого попечителя от гильдии. Ведь не может же великий герцог до сих пор таить злобу на Пьерино Ридольфи.

— Великий герцог никогда не прощает предательства. Ты разве этого еще не поняла?

Она взяла серебряные мерные ложки и положила их в отдельный таз для мытья.

— Даже если так, он ведь не знает, что это бабушка помогла Ридольфи бежать. Ну, разумеется, не только она, но еще и я, и донна Изабелла с донной Дианорой.

— И они заплатили свою цену.

— Мы тоже заплатили, — сказала она тихо, наливая в таз чистой воды, — бабушка и я.

Они долго простояли молча и неподвижно. Полученная смесь в реторте, остывая, издавала приятное потрескивание. Головная боль прошла. Пребывание в стенах лаборатории всегда шло ей на пользу. Но находиться в своей собственной лаборатории, в подвале книжной лавки было бы еще лучше.

— Ты должна поговорить с главой гильдии, — сказал он. — Нужно будет продолжать платить тому человеку, кто был попечителем лавки. Ведь ни ты сама, ни твоя бабушка не можете быть полноценными членами гильдии.

— Золота великого герцога должно хватить. Двадцать золотых скудо в год — этого достаточно. Он ведь все исправно платит?

Рот Руана дернулся, что можно было принять за некое подобие улыбки.

— Ты только сейчас начала этим интересоваться? — спросил он. — Да, платежи поступают регулярно. Часть этих денег попадает попечителю, а часть отсылается твоей бабушке в Пистою, чтобы несколько смягчить нрав ее сестры и покупать Лючии и Маттеа новые платья. Некоторая часть средств расходуется на твое проживание здесь, и еще остается немного в виде сбережений. Если хочешь, я подготовлю тебе полный отчет.

— Нет, не стоит.

— Напиши письмо бабушке, а я прослежу за тем, чтобы его доставили по назначению. Я уверен, она будет рада вернуться домой, во Флоренцию, чтобы хозяйничать в своем собственном доме.

Кьяра усмехнулась, представив, как бабушка, привыкшая быть хозяйкой у себя в доме, вынуждена во всем подчиняться порядкам своей сестры. Она, должно быть, уже настолько там извелась, что пошла бы во Флоренцию пешком. Бабушка наверняка поможет ей устроить тайную лабораторию в подвале. Вот уж она порадуется идее украсть инструменты и материалы великого герцога, чтобы изготовить из них философский камень, прежде чем он создаст его сам. От этих мыслей, даже несмотря на печальные обстоятельства, Кьяре стало как-то легко на душе.