Кровавые обещания - Райчел Мид

Я вспомнила, Сидни рассказывала, почему алхимики против, чтобы люди узнали о вампирах, — как раз потому, что они могут захотеть, чтобы их тоже обратили. Говорят?

— В большинстве своем они недостойны этого. И очень часто кто-нибудь, проголодавшись, просто съедает очередного человека.

Меня затошнило — и не от близости Дмитрия.

— Как гадко.

— Ничего подобного.

Я не думала, что он снова начнет трясти меня, но его глаза угрожающе замерцали. Монстр притаился совсем рядом.

— Время уходит. Я был очень снисходителен, Роза. Снисходительнее, чем к кому-либо другому.

— Почему? Почему ты поступаешь так?

Я хотела — нет, мне требовалось — услышать: потому, что он любит меня и ради этой любви никогда не сможет заставить делать то, чего я не хочу. Мне нужно было услышать это, чтобы перечеркнуть воспоминания о том ужасающем, яростном создании, которое я видела несколько минут назад.

— Потому что я понимаю ход твоих мыслей. И понимаю, что, пробужденная добровольно, ты станешь гораздо более значимым союзником. Ты независимая и умная — вот что делает тебя такой ценной.

— Ценный союзник, — прошептала я.

Не женщина, которую он любит.

Он подвинулся и теперь нависал надо мной.

— Разве я не говорил, что всегда буду за тебя? И вот я здесь. Я буду защищать тебя. Мы будем вместе. Нам предначертано быть вместе, и ты знаешь это.

В его голосе настойчивость брала верх над привязанностью.

Он подтянул меня к себе и поцеловал в губы. Привычный жар охватил тело, но другие мысли продолжали одолевать сознание. Я всегда думала, что нам предначертано быть вместе. И он когда-то говорил, что всегда будет за меня. Я и сама хотела этого — только по-другому, чтобы мы были на равных, чтобы прикрывали друг другу спины. Сейчас все было иначе. Я оказалась беззащитна. Слаба. Никогда, никогда в своей жизни я не была в таком состоянии. Даже сражаясь с превосходящим по силе противником, я вполне пристойно могла противостоять ему. Но не сегодня. Я была в ужасе. Я была слаба и ни на что не способна. Могла разве что сидеть здесь с жалким видом и ждать, пока кто-то спасет меня. Я допустила даже, что человек смог побороть меня в схватке!

Дмитрий уверял, что все разрешится, когда я стану стригоем. На протяжении последней недели он повторял это снова и снова, и, хотя в душе я не соглашалась с ним, прежнего отвращения идея уже не вызывала. Наоборот, она все чаще мелькала в сознании — как туманный, далекий способ быть вместе с ним. А я хотела быть с ним, в особенности в такие моменты, как сейчас, когда он целовал меня и желание потрескивало в окружающем нас воздухе.

Только на сей раз желание не было таким всепоглощающим, как обычно. Оно присутствовало, да, но я не могла отделаться от воспоминания о том, каким Дмитрий был совсем недавно. С пугающей ясностью до меня дошло, что я влюблена в стригоя. Дикость!

Тяжело дыша, Дмитрий прервал поцелуй и пристально посмотрел на меня. Несмотря на характерное для стригоев невозмутимое выражение лица, я чувствовала, он хочет меня. Это сбивало с толку. Передо мной был Дмитрий и не Дмитрий. Наклонившись, он поцеловал меня в щеку, потом в подбородок, потом в шею. Шире открыл рот, и я почувствовала прикосновение его клыков…

— Нет!

Он замер.

— Что ты сказала?

Сердце заколотилось, я приготовилась столкнуться с новой волной ярости.

— Ммм… Нет. Не сегодня.

Он отодвинулся и посмотрел на меня потрясенно и сердито. Поскольку он молчал, сбивчиво заговорила я.

— Я нехорошо себя чувствую… У меня все болит. Я боюсь потери крови, хоть и хочу… — Дмитрий всегда умел определить, лгу я или нет, но следовало попытаться. Я, как могла, придала лицу страстное, но одновременно невинное выражение. — Я хочу… почувствовать укус… но лучше сначала отдохнуть, набраться сил…

— Позволь мне пробудить тебя, и ты снова станешь сильной.

— Знаю, — с оттенком пылкости в голосе сказала я. И отвернулась, надеясь, что это усилит видимость смущения. — И я начинаю думать…

Он резко втянул воздух.

— Начинаешь думать о чем?

Я снова повернулась к нему, рассчитывая убедить его, что всерьез обдумываю возможность обращения.

— Я начинаю думать, что никогда больше не хочу быть слабой.

Он поверил мне — я видела это по его лицу. Надо отметить, мои последние слова ложью не были. Я действительно не хотела быть слабой.

— Пожалуйста. Я просто хочу отдохнуть. И еще немного подумать об этом.

Истина состояла в том, что я лгала не только ему — я лгала себе. Если серьезно, я жаждала этого укуса. Очень сильно. Мое тело настойчиво требовало еще эндорфинов. Они были нужнее, чем еда и воздух. И все же, проведя без них всего день, я обрела определенную, хоть и неполную ясность сознания. Ту мою половину разума, которая жаждала лишь радости бездумного экстаза, возрастающая ясность разума не волновала, однако в глубине души я понимала, что необходимо продвинуться в этом направлении, даже если придется лишиться того, чего мне так страстно хотелось.

Немного поразмыслив, Дмитрий кивнул и встал. Он воспринял мои слова так, как если бы я достигла критической точки в своих рассуждениях.

— Отдохни, — сказал он. — Поговорим позже. Но, Роза… у нас всего два дня.

— Два дня?

— Таков предельный срок Галины. Потом мне придется принять решение за тебя.

— Ты пробудишь меня?

Похоже, вопрос о смерти больше не стоял.

— Да. И для всех нас будет лучше, если мы не станем дотягивать до этого момента. — Словно внезапно вспомнив что-то, он сунул руку в карман. — Ох! Это тебе.

Он протянул мне браслет, инкрустированный опалами и мелкими бриллиантами, с таким видом, словно это мелкий пустячок. Браслет был потрясающий, каждый опал сверкал тысячью цветов.

— Какая красота! Он… Он великолепен.

Я надела его на запястье, но — странное дело — подарки Дмитрия больше не значили для меня так много, как раньше.

С удовлетворенным видом он наклонился, поцеловал меня в лоб и ушел. Я осталась лежать на кушетке, изо всех сил стараясь не думать о том, как сильно хочу, чтобы он вернулся и укусил меня.

Остальная часть дня прошла мучительно.

Мне приходилось читать о наркоманах, о том, как тяжко приходится тем, кто отказывается от алкоголя или запрещенных наркотиков. Я однажды даже стала свидетельницей того, как «кормилец» сошел с ума, когда ему пришлось оставить свое служение. Он стал слишком стар, и посчитали, что продолжать давать кровь мороям рискованно для его здоровья. Я в изумлении смотрела, как он умолял, чтобы ему позволили остаться, как клялся, что готов рисковать. Я знала, что здесь работает эффект привыкания, но все равно не могла понять, почему это так много значит для него, что он готов рисковать своей жизнью. Теперь осознала.