Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много ж и напрасныя смерти приимают.
Что ж<е> еще о богатых будет рещи? —
Токмо к настоящему слову притеши.
Еще же имеяй богатство зелными поп<е>чении попечется,
Да и слава и богатство от него не отведется.
И иными многими своими винами человецы пекутся,
И того ради от горняго жития доле несутся.
О них же не достанет ми лето зде написати,
Сама сия настоящая книга о всех тех будет сказати.
Обаче вся суть, по реченному, не вечна,
Едина будущая слава, та — превечна!
Аще кто весма ея желает,
Тот вся земная презирает.
Нищету жь и убожертво кто со благодарением терпит,
Ведомо есть, яко нетленный венец от Христа получит.
Тако же и в болезнех и в недузех страждущий,
И хлеба и воды жаждущий:
Аще со благодарением терпят,
Таковии вящий венец от Христа бога получат.
Поистинне житие наше яко коло обращается[320],
И яко корабль в самом сем поре волнами разбивается.
И паки многомятежный суетный сей мир,
Яко суетный нелепый пир.
В нем же во время пиянства друг друга поревают,
И разумнаго своего устава всяк отбывает.
Зло убо есть, воистинну зло любострастное наше тело,
Пресекает бо всегда всякое духовное дело,
И паки выну ищет своих си потребных,
И не поминает будущих и страшных словес судебных.
И тако вси человецы аки во тме шатаемся,
Аще и не чаем смерти, а х концу приближаемся.
По Соломону, суетни вси человецы зовутся,
Понеже всегда аки во мраце мятутца.
Овии убо трудом причащаются.
Инии же в трудех их покою наслажаются.
И тако вси удаляются от создателя своего и творца,
И забывают последняго своего конца.
Тем философ в лепоту житие се ни во что же полагает,
И х колеблющему морю привменяет.
Да и святии отцы вся красная мира сего ни во что же вмевиша,
И житие свое постом и жестокосердием препроводиша.
Тем и творцу своему и богу угодиша,
И нетленныя венца от него себе получиша.
Того ради подобает всех святых отец писанию и сего мудраго философа учению внимати,
И не вседушно к настоящему сему веку прилежати,
Вящее выну ум свой и мысли к богу вперяти,
И царьство небесное себе помышляти.
Обаче сей настоящий век и до гроба человека льстит
И яко некоею уздою всех нас содержит,
Дондеже, пришед, Смерть вся посечет
И когождо в рай или в муку отъслет.
И ничто же потребно в жизни сей, еже богу угодити,
И с ним, творцем своим, во веки жити.
Тем подобает сию книгу прочитати со вниманием
И со всяким благоразумным разумеванием,
Понеже в ней все то житие наше обновляет,
И всех к царьству небесному итти понуждает.
И того ради от философа сложена премудрым вымышленней
И паки глупостным и дивным разумеванием.
Ты же, истинный рачителю[321],
Паки всякаго божественнаго писания любителю,
Понудил еси нас сие писание сложити
И пред твоима очима предложити.
Мы же послушание пред тобою сотворихом,
Елико мощно, тако и счинихом.
Ты же внятелне сие себе прочитай
И будущего века отнюд не забывай.
И тако избудеши вечныя тоя муки,
И ничто же ти успеют противныя духи.
Вирши, или согласныи стишки о человечестем естестве
Родится человек на свет,
яко птенец, ничего не весть,
разве сосце матерне, ссавше, снесть.
Егда в возраст приходит,
не скоро в совершенный разум входит.
К сего <света> светлым вещем прилепляется,
смаковавша, в них уплетается.
Аще з млада в божественных поучится,
от лукавых дел отщетится.
Наука злый налог ломает,
от обычая злаго свобождает.
Писание святое его наставляет,
от искушений избавляет.
Воспоминает собе суд и муки,
абы не впасти врагом в руки.
Аки уздою себе востязует
и налог аки ножем отрезует[322].
Не имеяй страха божия в себе,
внезапу погибнет во гресе.
Страх божий его наставляет,
аггел хранител не отступает.
От силы в силу пойдет,
великих вещей дойдет.
Открывает бог свою тайну,
во пришествии Христове увидит явну.
Сам в собе познавает,
никому ея не открывает,
понеже искушен быв
и, яко Иев, врага посрамив.
Во искушениих разум остреет,
в разтленном житии сверепеет.
Разум яко царь на престоле седит,
душею и телом рядит.
Инаго человека разум простый,
другаго быстрый и острый.
Разумный всяку вещъ разсмотряет
и ко благоугождению божию усмотряет.
Божии созидают,
миролюбцы разоряют[323].
О, колико градов, церквей запустеша,
понеже истины держати не восхотеша!
Бог многии казни наводит,
низ долу беззаконных сводит.
Безумных мудрость вся на языце,
будут в беде велице.
Которыи неправду вещают,
праведнаго неповинно осуждают,
тии на горшее успеют,
по мале нечого не вожделеют.
Будут связаны по рукам и по ногам.
А чтоб не досталос и нам,
языцы их будут молчати
и ничого никому вещати.
Вытягнут изо уст на локоть,
и кожа будет на теле покать.
Много языком иный вещает,
но люди речей его не слушают;
аки кимвал или медь звенит, —
сам собе и языку досадит.
Разумный немного языком вещает,
все смиренномудрием совершает.
И се добр разум содержит,
егда от бесов убежит.
Стерегут бо восходу на небеса
и того, что творил и чюдеса.
Аще Марка Фраческаго[324] душу удержали,
мы чтоб болшаго не пострадали.
Тогда горких нужд избудет,
у Авраама и Исаака, и Иакова[325] пребудет.
Тамо несть печали, ни воздыхания,
ни и о имени ях снискания.
В велицех домех много сосуд златых и сребряных,
древяных и глиняных:
ов же —
