О воспитательной системе - Антон Макаренко

Живем мы "средне". С Запорожьем заминка, кажется, просто волокита. Коммуна незаможников, сидящая в имении Попова, просто не спешит ликвидироваться. До тепла досидит, а с теплом поцарапает буккерами десятин сорок. Ее не может особенно беспокоить, что сотни десятин останутся невозделанными. Мы не имеем никаких рук и связей и можем давить только нашим делом... Если нынешняя волокита окончится ничем, нам остается только два пути: или обратиться к Петровскому с деловой истерикой, или занять Запорожье явочным порядком. Последний план вовсе не шутка, и, представьте, он, вероятно, принесет и наибольшую пользу. Просто достанем где-нибудь две тысячи, погрузимся в вагоны и выгрузимся в Запорожье. Замок Попова стоит пустоц, значит, поселиться будет где, а за лето что-нибудь сделаем. Обращение к Петровскому может помочь только в том случае, если мы сумеем уверить его, что наш план достоин внимания. А у нас план огромный и с первого взгляда может показаться химерой...

Мы в нашей работе достигли бы большого, если бы нам не мешали. При этом нужно сказать, что помехи эти происходят с той стороны, откуда их меньше всего можно ожидать. Те формы, которые нам рекомендуются, прямо противоположны задаче. Способы организации, финансирования, учета, отчета, штатов решительным образом противоречат задачам нового воспитания. Пожалуй, трудно в этом винить кого-нибудь: в последнем счете оказывается, что условия создаются многочисленными усилиями разных секретарей, делопроизводителей, помощников бухгалтеров, всеми теми, кто никакого отношения ни к какой идеологии не имеет, но которые способны сбить с толку любую идеологию.

Все это приводит к тому, что на деле никакого нового воспитания у нас просто нет, а все строится по формуле Стоюнина#15: "Все же в жизни больше хорошего, чем плохого, и из каждого человека что-нибудь да выйдет". А между тем новое воспитание возможно. Это сразу видно, если подойти к делу с простым здоровым смыслом, не особенно полагаясь на "педагогику". Нужно создавать новую педагогику, совсем иную. Наш коллектив чувствует себя в силах принять участие в этом создании, и мы уже много сделали за 5,5 лет. Но первое, что нам нужно, это свобода от делопроизводителей, свобода от всякого хлама, которым мы завалены, а потом уже мы легко избавимся и от педагогических предрассудков. Вот почему мы и стремимся в Запорожье. Там экономическая мощь и общий размах помогут нам посадить бухгалтеров на их место.

То обстоятельство, что вместе с нами стремятся и все хлопцы, страшно нас поддерживает и внушает веру в успех.

Сейчас мы живем в большом невном напряжении и тревоге. Каждое письмо, каждая телеграмма из Харькова возбуждают надежды и разачорование. Большая радость жить в таком движении.

Альбомы Сорренто и Неаполя мы получили. Вы нас балуете своим вниманием. В одном только хлопцы разачарованы - видно только крышу Вашего дома, а у нас огромный интерес к Вашей частной жизни, виноваты, каемся.

"Общество взаимопомощи колонистов-горьковцев" еще не имеет устава. Не хочется его делать здесь. Все кажется, что Запорожье нам откроет невиданные просторы в этом деле. Фактически несколько пунктов проводятся в жизнь. Мы уже разыскали около четверти бывших воспитанников, некоторым оказываем помощь. Рабфаковцы все поддерживаются.

Простите большое письмо. Чисто провинциальная манера, ничего с собой поделать не можем.

Желаме Вам полного выздоровления и всякой радости.

А.Макаренко

Ваша похвала мне может меня заставить действительно взять Запорожье штурмом. Никогда в жизни мне никто таких слов не говорил. А все-таки хвалить человека особенно крепко не стоит. Он от этого начинает "воображать".

24.2.26

А.Макаренко

Не смогу ли я быть полезен Вам и колонии в деле "завоевания" ею Запорожского имения?

Я мог бы написать о Вашем деле А.И.Рыкову#16, Свидерскому#17 и другим, на кого Вы укажете.

Очень занят, пишу наскоро. Отвечайте. Если хотите - телеграммой одно слово: "пишите".

Адрес новый Неаполь.Posilippo

Villa Gaiotti

Вилла Галотти Извините, напутал. Привет колонистам. Napoli. Posilippo

А. Пешков

Будет лучше, если Вы сами изложете Ваше дело в письме и пришлете его мне, а я, приписав к нему, что следует, пошлю отсюда с дипкурьером.

А.П.

--------

Полтава, колония им. М.Горького.

25 марта 1926 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Спасибо Вам большое за заботц о нас. Возможно, что обьективно мы не заслужили такого внимания. Ваше предложение написать письмо А.И.Рыкову вызвало у нас целую дискуссию, которая заняла целую неделю. На первом общем собрании голоса поделились. 69 высказались за то, что мы имеем право воспользоваться Вашей помощью, 66 за то, что так поступить мы не должны. Я отказался руководиться мнением такого незначительного большинства и предложил хорошенько продумать вопрос прежде, чем голосовать. После этого в течение 4 дней мы вели горячие споры. Представители большинства доказывали, что наше стремление в Запорожье есть здоровое стремление, которое пойдет на пользу всего государства, а поэтому мы должны воспользоваться Вашей помощью. Представители противоположной точки зрения, по-моему мнению, все-таки правы. Они говорили:

- Хотите иметь помощь, так выбирайте шефом Госбанк или Совнархоз, а если вы имеете шефом Горького, то не воображайте, что вы можете надоедать ему своими делишками. Не хитрая штука, что Горький напишет письмо и вам поднесут Запорожье. Зачем нам тогда работать, было б с самого начала обратиться к Горькому, и нам бы все дали. Мы добиваемся Запорожья, что мы его заслужили.

- В какое положение вы ставите Горького? Почему он будет просить за нас? Потому, что мы носим его имя? А если мы оскандалимся с Запорожьем?..

- А откуда Горький знает, какие мы? Из наших писем? Какое мы имеем право ставить Горького в такое положение?

Я любовался своими хлопцами...

В колонии мне всегда приходилось доказывать. что мы не можем профанировать Ваше имя в нашем собственном представлении принятием от Вас материальной помощи. Это означало бы, что мы чересчур носимся с собой, это значит, что мы себя недостаточно уважаем.

В данном споре я и воспитатели держались совершенно таинственно, хотя мою точку зрения многие чувствовали. На втором собрании картина получилась иная. За Вашу помощь 27 и против 101.

Двадцать семь пробовали продолжить войну.

Ну, как теперь написать Горькому. Он нам предлагает помощь, а мы важничаем!

Вы нас должны понять, Алексей Максимович. Как раз Вы, одни во всей мировой литературе, сумели сказать, что человек - это прекрасно. И другие пробовали говорить это, но у них человек получался вроде петуха, или вроде сумасшедшего, только у Вас человек сумел свою гордость совместить с любовью и с трепетным уважением к чему-то высшему. Может быть, в моих словах эта экскурсия в литературу звучит дико, но ведь Вы меня между строк поймете.

А для нас так хорошо ощущать Вашу близость к нам во всей ее чистоте. Ну в самом деле, разве можно Вам кого-то просить о каком-то Запорожье. Для таких дел есть другие люди. Вы нам могли оказать эту помощь потому, что Вы многим помогаете, мы это хорошо знаем, но нам, имеющим честь носить Ваше имя и честь быть с Вами в общении, нужно избавить Вас от всякой заботы.

Можеь быть, и впереди нам придется описывать Вам свои нужды, это так естественно, но никогда Вы не читайте в наших письмах необходимость нам помогать. С нашей стороны было бы просто гадко смотреть на Вас как на человека, который может нам принести пользу.

От Запорожья мы отказались (даже телеграфно). Запорожский окрисполком не желает нас пускать на свою территорию, боится, что колонисты "терроризируют население". Поэтому он значительные куски уже роздал кое-кому. У нас была еще возможность надеячться - мы передали дело в Совнарком Украины, но и Совнарком отказал нам - слишком дорогой ремонт требуется. Совнарком (какая-то комиссия Совнаркома) уверен, что мы с ремонтом не справимся. Дальше идти уже некуда. Теперь мы требуем себе место под Харьковом. Наам предлагают имение б. Куряжского монастыря в 7 верстах от Харькова. В имении этом сейчас детская колония, в педагогическом отношении яма, ужаснее которой я не видел в жизни. Мы соглашаемся переехать туда со всем имуществом с условием, чтобы нам оставили из тамошних колонистов не более 200 и убрали куда-нибудь весь персонал. Наш Наркомпрос приходит в ужас - боится, что мы не только ничего не сделаем с этими двумястами, но и сами потеряем свою стройность и дисциплину. Посмотрим. Дело, кажется, выгорит. Задача страшно трудная, но у нас есть еще пафос.

Сегодня мы чистимся, моемся, штукатурим, красим. Сейчас 10 часов вечера, а все в колонии работает и поет. Зарезали целое стадо гусей. К сожалению, не можем поставить пьесу, так как окружены на своей горе со всех сторон водой. Страшно досадно. У нас уже приготовленф "Враги"#18. Завтра в 2 часа "обед со знаменем", речи, декламации, а вечером моя лекция о детских типах в Ваших произведениях. К сожалению, некогда написать даже хороший конспект, а подумать пришлось много. У меня есть способность разбираться в художественных данных, но в условиях моей жизни разобраться в целом море Ваших детских лиц страшно трудно. Поэтому я, вероятно, буду нести ересь. Но ведь меня будут слушать только наши хлопцы и воспитатели.