Разлучница - Кристина Леманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подожди.
Фальк повернулся к Жасмин.
— Поедешь с нами или ты даже в одну лодку со мной не сядешь?
Жасмин задумалась.
— Мне правда очень жаль, что я вчера наговорил тебе. Это было несправедливо и непростительно с моей стороны. Но может быть, однажды ты простишь меня, и мы останемся друзьями?
Он видел, как ее ярко-голубые глаза заволокли слезы. Она отвела от него взгляд и стала смотреть на озеро.
— Жасмин, честное слово, я от стыда сегодня всю ночь не спал. Я даже пробовал пересчитывать розы на обоях, но и это не помогло. Я насчитал три тысячи шестьсот восемьдесят четыре цветка на каждой полоске, а их всего двадцать две, да еще обои над дверью. И того выходит…
Она улыбнулась.
— Жасмин, ты просто представить не можешь, как я раскаиваюсь. — Фальк протянул ей руку. — Мир? Ну хотя бы перемирие.
— Хорошо, — сказала она.
Когда он прикоснулся к ней, им овладело желание взять ее на руки. Но у него не было ни одного шанса, чтобы поддаться этому соблазну, так как Роня, собравшись поднять тяжелые деревянные весла, чуть не уронила их. Он мигом запрыгнул в лодку и схватил оба весла.
— Жасмин, скорее! Давай же! — кричала Роня.
Она сделала шаг назад.
Фальк снова вылез из лодки, чтобы отвязать трос.
— Плывите сами, — сказал он. — Я забыл, что мне еще нужно кое-что сделать. Роня, через час вы должны вернуться назад, поняла?
Таким образом Фальк поставил Жасмин в тупик, и ей ничего не оставалось, как прыгнуть к Роне в лодку, потому что нельзя было допустить, чтобы ребенок уплыл сам. Жасмин села сзади, а Роня схватила двумя руками весла. Но не успела Жасмин освоиться на своем месте, как Роня подпрыгнула, выскочила из лодки и побежала по мостику.
— Бабушка! — кричала она, поднимаясь вверх по берегу, где только что появилась Адельтрауд.
Следуя мимолетному порыву, Фальк бросил трос в лодку и запрыгнул в нее сам. От его прыжка лодка резко отошла от мостика. Стараясь удержать равновесие, он сел и сделал пару движений веслами.
— Эй! — опомнившись, воскликнула Жасмин. — Что это значит?
Он вдруг испугался, что Жасмин прыгнет в воду и поплывет обратно к мостику. Но похоже, она не считала свое положение таким уж трагическим и спокойно сидела в лодке.
— Если позволишь, то я с удовольствием украду тебя на полчасика, — улыбаясь, сказал Фальк и начал снова грести.
— Зачем?
— Сегодня прекрасный день.
Жасмин молчала.
Он продолжал работать веслами.
— У тебя сегодня выходной? Тебе не нужно на работу?
— Фрау Геран меня бессрочно уволила.
— Да? И за что, если не секрет?
— Это долгая история, — неохотно сказала Жасмин.
— Мы никуда не торопимся, — заметил он.
Но Жасмин отрицательно мотнула головой и опустила руку в воду.
— Это из-за меня? — спросил Фальк.
Жасмин молчала. Ее пальцы скользили по воде и оставляли за собой едва заметный след. Вытащив руку из воды и вытерев ее, Жасмин посмотрела на Фалька.
— Почему ты до сих пор не рассказал своей матери, как я зарабатываю деньги?
— Я и не думал, что для тебя это важно — расскажу я ей или нет.
— Понятно. Ты намекаешь, что я должна это сделать сама.
Фальк не торопился отвечать, и его красноречивое молчание только подтверждало ее догадку.
— Фальк, но это ведь не так легко, как может показаться на первый взгляд. Я не могу просто так ей рассказать, почему приехала на Троицу в Пеерхаген. Ведь тогда придется признаться, что и ты обо всем знал. И как Адельтрауд отнесется к своему любимому сыночку, который все знал и ничего не сказал? Ты не боишься, что она разочаруется в тебе?
Фальк с недоумением посмотрел на Жасмин, а потом ответил:
— А ведь правда. Я даже об этом не подумал.
— Вот видишь! — Жасмин улыбнулась, довольная тем, что он согласился с ней.
— И все-таки нет, — сказал он вдруг. — Твоя тактичность здесь излишня. Мама не стала бы на меня сердиться из-за того, что я держал язык за зубами.
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно. Для моей матери я самый лучший и самый красивый, независимо от того, что я делаю. Она ведь моя мать.
На лицо Жасмин, блестевшее в рассеянных лучах знойного летнего дня, упала тень. Фальк замолчал и нагнулся.
— Разве твоя мать не такая?
Она смущенно улыбнулась.
— Моя мать, сколько я помню, всегда боялась, чтобы я не опустилась на дно.
Фальк засмеялся.
— Но для своего отца ты уж точно была принцессой?
— Я так не думаю. — Она с горечью усмехнулась. — Я выросла среди машин, и, пока мне не исполнилось четырнадцать лет, все принимали меня за мальчишку.
Фальк продолжал налегать на весла, и лодка беззвучно скользила по водной глади озера.
— Мой отец выдает ссуды под залог автомобилей. Я привыкла к тому, что каждый день кто-то приезжал к нам на блестящей машине, а уходил от нас пешком.
— Другими словами, — сказал Фальк, ловко взмахивая веслами, так что не было никаких брызг, — в отличие от меня тебе неизвестно чувство, когда ребенка со всех сторон окружают любовью.
— И кого же так любили? — уязвленно спросила она.
— Меня, — коротко ответил Фальк — Я каждой клеточкой чувствовал любовь своей матери. Ты думаешь, почему я вернулся? Уж точно не потому, что я какой-нибудь мазохист и мне нравится, когда отец принимает меня за безответственного шута.
Она улыбнулась.
— Но у тебя есть склонность к самобичеванию. И с этой точки зрения довольно странно, что ты согласился взять на себя управление концерном.
— Все потому, что мама боится за отца. Она считает, что он может надорваться на работе. У него проблемы со спиной и сердцем, и ему срочно нужно идти на пенсию. Но беда в том, что он никогда не согласится продать свою фирму кому-то чужому. В конце концов, он создал эту фирму. И как бы он ко мне ни относился, я его родной сын.
— Получается, что ты принес себя в жертву.
— Жертва — это громко сказано. Как видишь, я могу кататься с тобой на лодке по Ваннзе во вторник Знаешь, такая крупная фирма может полностью затянуть, и через тридцать лет, проснувшись в больнице, ты вдруг поймешь, что, посвятив всего себя работе, не заметил, что пришло время отправляться на Небеса.
Жасмин молчала, внимательно слушая его.
— Вообще-то, — продолжал Фальк, — я хотел открыть в Берлине офис эксклюзивного дизайна. У меня уже был магазин и несколько помощников, и я успел договориться о выдаче кредита. А потом вдруг умер Северин. И вот уже три месяца я работаю на фирме «Розеншток». У меня даже нет времени улучшить мою новую линию «Кларисса». Этим сейчас занимаются другие дизайнеры.
— Может, было бы лучше, если бы ты нанял себе исполнительного директора?