Оружие победы - Василий Грабин

Темп стал немного замедляться, чувствовалось, что орудийный расчет уже устал. Даже здоровяк Козлов начал сдавать, но все равно интенсивность огня продолжала оставаться значительно выше уставной, а пушка после каждого выстрела была всегда готова к следующему. Вот уже 400 выстрелов, 425... Пушка огнем пышет, но продолжает безотказно работать:

440, 441... 449... остался один патрон. Все присутствующие приблизились к пушке. Грянул 450-й выстрел, полуавтомат выбросил последнюю гильзу. Она полетела к тем 449-ти, которые уже лежали у хобота орудия; звякнула, упав на них, и задымила.

И сразу наступила мертвая тишина.

Один из номеров орудийного расчета вынул папиросу, приложил ее к стволу и прикурил.

Представители Артиллерийского управления подошли ко мне и стали благодарить за прекрасное зрелище.

- Теперь вы верите нашим теоретическим расчетам? Но чтобы убедить вас, потребовалось израсходовать более шестидесяти семи тысяч рублей. Это дороговато,- сказал я.

- Дороговато,- согласились они. "Надолго ли они убедились? Не появится ли еще одна какая-нибудь новая "теория", которая обойдется дороже этой?" - между тем думал я.

А вокруг еще долго шли оживленные разговоры. Все восторгались: 450 безотказных выстрелов пушка сделала за какие-нибудь 20-25 минут!

После этого жестокого испытания Ф-22 на заводском полигоне наступило затишье. Даже не верилось, что мы наконец-то разделались с последней "теорией" и теперь сможем спокойно работать. И не зря не верилось. Вновь обрести душевное равновесие нам было пока не суждено.

Прежде каждому новому испытанию пушки предшествовали слухи: в Ф-22 не годится то-то и то-то, не ладится еще то-то и то-то. Потом эти слухи как бы превращались в действительность и начинались повторные испытания. Каждый раз они проводились под одним и тем же благовидным предлогом - проверки надежности пушки и лучшей ее отработки. Испытания Ф-22 начавшиеся в июне 1935 года, продолжались в 1936, 1937 и в 1938 годах. "Золотой" стала она.

На этот раз совершенно неожиданно было объявлено еще об одном срочном испытании двух батарей Ф-22. Председатель комиссии - народный комиссар обороны маршал Ворошилов. Прежде такого никогда не бывало. Командование на полигоне было поручено В. И. Казакову, впоследствии маршалу артиллерии, а тогда командиру артиллерийского полка, на вооружении которого как раз были наши Ф-22 образца 1936 года.

Начало испытания было настолько законспирировано что я приехал на полигон с опозданием, когда все уже были в сборе и находились на огневых позициях: Ворошилов, Кулик, Буденный, начальник и ответственные работники Генштаба ответственные работники АУ, инспектор артиллерии Воронов а также другие военачальники, представители Наркомата оборонной промышленности.

Никогда, ни при каких испытаниях не было столько разных представителей и в таких высоких чинах и званиях, как в этот раз. При виде их мне стало даже как-то не по себе. Почему вдруг такая честь нашей пушке?

Представился маршалу Ворошилову и доложил причину своего опоздания. Выслушав меня, Ворошилов сказал:

- Мне поручено испытать вашу пушку, для чего и создана комиссия под моим председательством. Комиссия должна сегодня испытать две батареи двухчасовой артиллерийской подготовкой и дать свое заключение. Порядок установлен следующий: знакомство с материальной частью пушки, с подготовкой орудийного расчета, затем стрельба. В начале стрельбы я и некоторые члены комиссии будем находиться на огневых позициях, а остальные - на наблюдательном пункте. Затем я поеду на НП, чтобы видеть работу пушек по целям. Прошу вас доложить комиссии материальную часть.

"Надо полагать, это испытание будет последним",-подумал я. (И оно действительно оказалось последним.)

Я кратко рассказал о пушке и ответил на заданные вопросы.

Раздалась команда "к бою!" Орудийные расчеты четко выполнили команду, доложили: "Батарея готова!" На все ушло меньше минуты. После короткой пристрелки обе батареи перешли к трехминутному огневому налету. По инструкции полагалось, чтобы каждое орудие выпустило по 51 снаряду. Отгремели выстрелы обеих батарей, материальная часть и орудийные расчеты работали четко.

Климент Ефремович обошел обе батареи. Подходя к орудию, спрашивал красноармейцев, удобно ли работать у пушки и сколько выстрелов сделали за три минуты. Все отвечали, что пушка проста и удобна в обращении, но не все выполнили огневую задачу. Только одно орудие из восьми успело сделать 51 выстрел. Нарком поблагодарил орудийный расчет и приказал выдать ему премию.

Начался второй трехминутный артиллерийский налет. На этот раз четкость работы орудийных расчетов была изумительная. Все не только выдержали средний темп огня, но и значительно превзошли его.

Нарком поблагодарил весь личный состав батарей, а мне сказал:

- Пушки отлично работают,- и уехал на НП посмотреть работу пушек по целям.

Мне тоже хотелось поехать на НП, но я, скрепя сердце, решил остаться на огневой позиции, чтобы еще понаблюдать за работой материальной части.

Сообщили о прибытии Ворошилова на НП, и стрельба возобновилась. Обе батареи работали хорошо. По командам с НП было понятно, что пушки быстро разрушают цели и переносят огонь на следующие. Такая стрельба была приятна, хотя и сильно оглушала. Вскоре на огневой позиции неожиданно появился комдив Хмельницкий, состоявший при наркоме для особых поручений. Это был чуть сутуловатый человек с темной шевелюрой и строгим лицом. Но он был строг к себе, а с подчиненными предупредителен. Известно было, что во время гражданской войны он спас Ворошилову жизнь. Климент Ефремович долгие годы работал с ним вместе, ценил его как хорошего организатора и чуткого человека. Хмельницкий передал мне, что нарком просит меня приехать на НП.

- Товарищ Грабин, вы только посмотрите, как прекрасно работают пушки по целям! - Такими словами встретил меня Ворошилов и повернулся к Буденному: Семен Михайлович, смотри, какая изумительная кучность! Создается впечатление, что все пушки бьют в одну точку!

- Отличная кучность! - сказал Буденный.- С такими пушками хорошо воевать. К тому же у них высокая скорострельность. Стреляет только восемь орудий, но они создают море огня.

В это время шел обстрел блиндажа. Я посмотрел, как кучно ложатся снаряды, как они долбят блиндаж, и испытал огромное удовлетворение.

Похвал пушке от всех присутствовавших на НП неслось очень много, но мне эти похвалы были, признаться, в тягость. Их и здоровому человеку порой не легко переносить, а я в тот день чувствовал себя совсем больным. Незаметно я покинул НП и вернулся на огневую позицию. Там все шло гладко, до конца стрельбы оставалось еще около часа. Лестные слова, услышанные мной, вызвали целый рой воспоминаний.