Гренадёры - Евгения Биткова

Десятки глаз впились в мою сторону. Ох, как мне не нравится выражение их лиц. Я непроизвольно начала ретироваться спиной к стене. Кольцо вокруг меня становилось все плотнее и плотнее. «Без боя не сдамся», — отчаянно решила я.

— Знаете, что я подумала, — пусть тот, кто съел колобка, и будет колобком.

— Что?! Нет, нет, какой из меня колобок? У меня ноги, руки и вообще тело имеется, а не только голова!

— А мы сейчас все лишнее быстренько уберем.

В толпе блеснул нож.

— Нет! Да вы чего?! Помогите!!!

— Вот так. Теперь ты настоящий колобок. — Альма отошла в сторону, любовно изучая свое творение.

— М-да, хорошо хоть налысо не побрили, — проворчала я, разглядывая себя в зеркале. Желтая гладкая голова с ярко-красными щеками удивленно смотрела на меня.

— Да, удачно мы нашли подходящую шапочку для плавания, — согласилась девушка. — Только не вовремя ты губу разбила. И как ты только умудрилась?

— Да как обычно, — хмуро проворчала я.

— Ничего, красоту ничем не испортишь! Ну что, идем смотреть, как переоборудовали сцену?

К моей великой радости, во время расчлененки вмешался один здравомыслящий человек — Ким. Отговорив народ от головотяпства, он предложил идею переоборудовать сцену. Теперь в полу имелась «траншея», из которой должна была торчать моя голова, вся остальная часть находилась под, мне оставалось только ползать на коленях. Для прикрытия дырки вокруг была выстроена бумажная трава, доходящая чуть ли не до самой моей макушки.

Я с сомнением осматривала сию конструкцию. Уж очень сильную ассоциацию с гильотиной она у меня вызывала.

— О, Ким, смотри! Как тебе наш колобок? — спросила Альма у проходящего мимо парня. Ким остановился, присмотрелся, закатил глаза и начал хмурить лоб.

— Ты чего делаешь? — удивились мы.

— Пытаюсь вспомнить.

— Что?

— Заразная ли желтуха.

— Тьфу на тебя! — обиделась девушка, но я лично была в чем-то солидарна с другом. — Колобок должен быть румяным! Ничего вы не понимаете.

— В колобках? — уточнила я.

— В красоте, — возвышенно произнесла она. — А ты, — палец уткнулся в Кима, — критик, иди в гримерную, через полчаса выступаем. — Дав распоряжения, Альма удалилась.

— Ух ты, Ким, ты тоже будешь выступать! А кого играешь?

— Волка. Серого, — угрюмо ответил напарник.

— Тогда уж черного, — заметила я. — Но как ты позволил себя уговорить? Я ни за что не поверю, что ты согласился на добровольной основе.

— Шантаж.

— А?

— Обыкновенный шантаж.

— И чем же тебя шантажировали?

— Неважно, — встряхнул головой парень. — Кажется, перед твоим дележом ты хотела рассказать о своем свидании с садовой лопатой. Я слушаю.

— Ах, да! Знаешь… — Внезапно я запнулась. У меня не было особенного желания рассказывать другу о недавнем инциденте. Слишком свежим он был и вызывал чувство собственной ущербности. Я снова проиграла этому типу. Не понимаю, я точно сильнее его. Но мне явно не хватает опыта. Бесполезно иметь силу, когда твой противник всегда на шаг впереди тебя. Все равно что стрелять из пушки по комарам. Шуму много, толку мало. Я рассказала обо всем госпоже Розе. Она обещала проверить информацию. Но что-то мне подсказывает, что и тут северянин обошел нас. Ничего они не найдут, и не к чему будет подкопаться. — Ничего особенного. Забудь.

Ким внимательно всмотрелся мне в лицо. Раскаленное золото прожигало насквозь. Пресвятая ватрушка, как я не люблю врать Киму, особенно зная то, что он всегда знает, когда я вру. Так и хочется провалиться сквозь землю.

— Ну-у-у, ладно. Забуду, раз ничего особенного, так?

— Да, — торопливо подтвердила я. — Абсолютно ничего!

— Тогда я пошел переодеваться. Встретимся на сцене.

— Ага, давай. — Я помахала другу вслед.

Уф, пронесло. Но в голосе Кима так и читалось: я все равно все узнаю. Пускай узнает, лишь бы мне не говорить.

— Эй, колобок, иди на сцену! Нужно отрепетировать выход.

Правильно, сейчас эти проблемы неважны. Главное — войти в роль. Я говорящая булочка, я говорящая булочка, я — булочка.

Жили-были старик со старухой. Вот и говорит один раз старик старухе:

— Поди-ка, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок.

Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела и наскребла муки горсти две. Замесила муку на сметане, состряпала колобок, изжарила в масле и на окошко студить положила (очень, очень безрассудный поступок). Колобок полежал, полежал, взял да и покатился (это из чего у них там мука была? С алхимическим порошком случайно не перепутали?) — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу к двери, прыг через порог — да в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.

Катится Колобок по дороге, навстречу ему Заяц.

На сцену вышла Альма. Я поперхнулась — кхе-кхе, с таким зайцем нашей сказке ограничение нужно давать плюс восемнадцать. Зато у мужской половины зрителей сразу же проснулся интерес. Главное, чтобы только он один…

— Колобок, Колобок, я тебя съем! — кокетливо произнес зайчишка.

Обтягивающие лосины, жесткий корсет, пикантно перекосившийся бантик на шее и игривые заячьи ушки с хвостиком. И где они только таких зайцев видели?! Но больше всего меня убивала метровая мягкая игрушка в виде морковки, которую Альма держала под мышкой. Спрашивается — зачем зайцу есть колобка, если у него имеется при себе такая морковка! Радиоактивная. А бог с ней, с морковкой! Пора свою речь вспоминать.

— Не ешь меня, Заяц, я тебе песенку спою:

Я Колобок, Колобок,Я по коробу скребен,По сусеку метен,На сметане мешонДа в масле пряжон,На окошке стужон.Я от дедушки ушел,Я от бабушки ушел,От тебя, зайца, подавно уйду!

Показав зайцу язык, я «покатилась» дальше.

И покатился по дороге — только Заяц его и видел! Катится Колобок, навстречу ему Волк.

Волк подплелся ко мне походкой умирающего лебедя. Хвост умудрился зацепиться за торчащий из пола гвоздь. Попытки Кима освободить его не увенчались успехом. Теперь создавалось впечатление, будто его купировали чуть ли не под самый корень. Правое ухо так и норовило сползти с макушки на подбородок. Парень был вынужден постоянно его поправлять, дабы окончательно не растерять вид страшного серого волка.

— Колобок, Колобок, я тебя съе-е-ем! — прозевал волк, клацнув не особо устрашающими белыми зубами. Я критически смерила волка взглядом.