Петр Столыпин. Революция сверху - Алексей Щербаков

Мужики веками вкалывали на барина, потом сами же выкупали землю, а теперь снова… Ну, вот не было в России уважения к частной собственности! Об этом можно думать все что угодно, но политику необходимо считаться с существующими реалиями. А Столыпин решил, что сумеет продавить реформу грубой силой. Не сумел.

И что получилось?

Через года полтораВсе уйдут на хутора.Худо ль, лучше ль будет жить,А нет охоты выходить.

При разговоре об итогах лучше всего «проверить алгеброй гармонию». Посмотрим цифры.

Образование самостоятельных крестьянских хозяйств.

(в тыс. чел.)

Динамические процессы лучше всего рассматривать в виде графиков – сразу все становится понятно. Тем более что многие авторы, приводя вышеупомянутую таблицу, совершенно не задумываются о смысле данных. Иначе как же можно утверждать, что «реформу прервала смерть Столыпина»?

Вот график, составленный по этой таблице. Черная линия – число тех, кто потребовал закрепления земли, серая – кто получил наделы в собственность.

Итак, что мы видим на этой картинке?

Первое. Пик приходится на 1907–1909 годы. Потом идет совершенно безнадежный спад. Без каких-либо серьезных тенденций к новому росту. Микроскопический подъем виден лишь в 1912 году (то есть уже после убийства Столыпина), а потом снова спад. Правда, менее крутой, так и абсолютные цифры уже мизерные, ничего не решающие. Налицо затухание процесса, как говорят физики. Так что утверждения, что смерть Петра Аркадьевича прервала реформу, – это либо откровенное вранье, либо болтовня безнадежных гуманитариев, которые прогуливали в школе уроки математики.

Вывод простой – реформа полностью себя исчерпала за три первых года. Все, кто хотел стать собственниками, – ими стали. Дальше шло уже «дожигание». Или откровенные аферы, о чем речь пойдет ниже.

Второе. Куда интереснее существенное расхождение числа «хотевших» и «получивших». Как видим, вторых существенно меньше – особенно на максимуме процесса. Подчеркну – требование «закрепления земли в собственность» означает не голословное заявление на сельском сходе и даже не поданная в соответствующее учреждение бумажка. Это вполне официальное действие, за которым следовала разверстка земли. Собственно, именно факты разверстки и регистрировались.

Выходит, что многие желали закрепить собственность, сделали первый шаг, но собственниками так и не стали. С чего бы это?

Крестьяне им помешать не могли. Некоторые авторы что-то невнятно говорят насчет того, что потенциальных хуторян запугивали соседи. Но никто не может привести никаких данных. Для сравнения – о противодействии коллективизации прекрасно известно из сводок ГПУ – где что подожгли и скольких убили. Имеются и соответствующие судебные решения. В случае столыпинских реформ таких данных нет. А ведь в 1908 году разрыв между «желавшими» и «ставшими» составил 260 тысяч домохозяйств. То есть – 30 %!

О противодействии властей и говорить смешно, они всячески подталкивали людей на выход. Так в чем дело?

«В некоторых районах закрепление земли в собственность не означало разрыва крестьян с общиной, поскольку не все крестьяне выходили на хутора и отруба. Многие оставались в общине, опасаясь, что вне ее, вне общинного пользования пастбищами, водопоями, школой, дорогами и т. п., им будет еще труднее».

(А. Шлыкова)

Тоже как-то невнятно.

На самом-то деле главная причина совсем не этом. В том, что «хотели выйти на хутор и не вышли», решающую роль играла крестьянская хитрость. Крестьянин заявлял о намерении получить отруб – то есть объединить свои земли в один кусок. И объединял. Причем на выгодных условиях, да еще при покровительстве начальства. Вместо «полосок» он получал нормальный земельный участок. А выходить из общины не спешил. То есть самые хитрые мужики использовали реформу в своих целях, они попросту «развели» власти. Они с успехом обходили все указанные выше проблемы земельных переделов. Причем самые зажиточные как раз предпочитали оставаться в общине.

Всего же в личную собственность перешло 15,9 миллиона десятин земли.

1101,8 домохозяйств с площадью в 4 миллиона десятин свою землю продали. Это составило 9 % всех крестьянских дворов и 2,8 % надельных земель. То есть нельзя сказать о том, что это очень уж сильно повлияло на рынок земли. Прорыва не случилось.

«Таким образом, из общины уходили прежде всего представители полярных слоев деревни – полностью или в значительной мере пролетаризированные ее слои, стремившиеся продать надел, и наиболее состоятельные крестьяне, ведущие предпринимательское хозяйство. Этим было обусловлено то, что самая высокая доля дворов, вышедших из общины, была в районах с наибольшим развитием капитализма в крестьянском хозяйстве. Это губернии – Таврическая (63,6 %), Екатеринославская (54,1 %), Самарская (49,4 %), Киевская (48,6 %), Курская (43,8 %). Наименьшее число дворов вышло из общины в Пермской (4 %), Вятской (4,9 %), Астраханской (5,3 %), Вологодской (6,5 %) губерниях, т. е. на окраинах Европейской России, где помещичье землевладение и хозяйство играли незначительную роль, а обеспеченность крестьян надельной землей была самой высокой сравнительно с другими районами. Обращает на себя внимание и тот факт, что доля вышедших из общины в нечерноземной полосе (13,8 %) была вдвое ниже, чем в черноземной (27,7 %). Исключением была Московская губерния (31,2 %)».

(И. Ковальченко)

А как обстояло дело с хуторами? Тоже не слишком здорово.

«В 1907–1915 гг. на надельных землях крестьян было создано 1265 тыс. хуторов и отрубов (10,3 %) от общего числа всех крестьянских хозяйств), под которыми было занято 12 232 тыс. дес. земли (8,8 %) всех крестьянских земель). Всего же с учетом хуторов и отрубов, созданных на землях Крестьянского банка и казны, участковым землевладением было охвачено 15,4 млн. дес. земли, что составляет 11 % от общей площади надельных земель. Очевидно, при таком низком удельном весе индивидуальное участковое хозяйство не могло оказать существенного воздействия на общее развитие сельскохозяйственного производства страны. Важным является и то обстоятельство, что почти половина участкового землевладения (7 млн. дес. из 15,4 млн. дес.) было сконцентрировано всего в семи южных и юго-восточных губерниях (Таврическая, Херсонская, Екатеринославская, Харьковская, Саратовская, Самарская, Ставропольская губернии), на которые приходилось менее 10 % всех надельных земель. По отношению к ним участковое землевладение составляло здесь примерно треть. Именно здесь, в районах Степного юга и юго-востока Европейской России, личное участковое землевладение и землепользование могло в наибольшей мере воздействовать на ход буржуазной аграрной эволюции».