Гробница - Джеймс Херберт

- Лайам, которому было всего восемь лет, ушел на рыбалку вместе с отцом. Капитан получил отпуск и прилетел домой всего на несколько дней. В то время он принимал участие в кровавой войне в Саудовской Аравии (хотя участие в ней британских вооруженных сил до сих пор замалчивается в официальных кругах). Видит Бог, как этому человеку был необходим отдых!

Кора с нескрываемым любопытством поглядела на Матера.

- Мальчик с отцом стояли на самой середине неглубокого ручья, вне всякого сомнения очень обрадованные тем, что им снова удалось побыть вместе после долгих месяцев разлуки. Тут-то их и застигли гангстеры. Отца Лайама застрелили у него на глазах. Позже он рассказал следователю, как его раненный отец медленно выбирался на отмель, пытаясь выползти из воды. Мальчик оцепенел от ужаса и мог только смотреть, как один из бандитов в черной маске, закрывающей лицо, ударом ноги сбросил его отца обратно в воду и наступил ногой ему на спину, чтобы погрузить тело на дно. Мальчик вспомнил, что вода стала темно-красной от крови, когда убийца наклонился пониже и выстрелил умирающему капитану Холлорану в затылок.

Кора зажмурилась на секунду, но страшная картина еще отчетливей предстала перед нею, и она сразу открыла глаза.

- Шивон, несомненно, знала, что в убийстве замешаны ее двоюродные братья. Иначе гангстеры убрали бы свидетеля преступления - ее мальчика. Маски на убийцах, несомненно, служили для того, чтобы ее сын не смог опознать их. Но она молчала. Она ничего не могла сделать. Если бы она рассказала кому-нибудь о своих подозрениях, она подставила бы под удар не только себя, но и Лайама, и его старого деда. Мне кажется, что именно это вынужденное молчание и стало причиной окончательного упадка ее духа и расстройства здоровья. Горе довершило остальное.

Девушка посмотрела на него, широко раскрыв глаза:

- Как... Как вы узнали об этом? Лайам рассказывал вам?

- Частично, - ответил он. - Мальчик не скрывал своих внутренних чувств, и он был отнюдь не одинок в своих подозрениях. Я наводил справки, разговаривал с капитаном Холлораном. Знаете ли, я был командиром капитана Холлорана в Адене. Это был отличный воин и прекрасный человек; я был о нем самого высокого мнения. Его смерть была большой потерей для подразделения, которым я командовал в самом начале этой кампании. Конечно, я проявлял большой интерес к семье погибшего, и таким образом я познакомился с его сыном.

Матер допил свой чай и поставил пустую чашку на пол. Выпрямившись, он начал легонько поглаживать свое колено - воспоминания об Адене всегда вызывали тупую боль в раненной ноге.

- Лайам рос неспокойным ребенком; вспышки необузданной дикости в этом мальчике чередовались с более спокойными и рассудительными поступками. Может быть, таким образом он заглушал в себе скорбь по убитому отцу, и за буйной яростью скрывалось всего лишь вполне объяснимое человеческое горе, которое было не по плечу маленькому человечку. Эти дикость и ярость дошли до крайнего предела, когда мать Лайама, несчастная, доведенная до отчаяния женщина, совершила самоубийство. Я следил за вдовой и сыном с той самой поры, как не стало капитана Холлорана, ездил к ним, чтобы помочь с финансовыми делами - осиротевшая семья должна была получать пенсию от Британских Вооруженных Сил. Но, к сожалению, вскоре мне пришлось прервать контакт с ними из-за собственных проблем, - Матер похлопал по больному колену, указывая на причину этих проблем. - Мне угрожала ампутация, но я попытался убедить врачей, что нога станет как новенькая, если они немного покромсают ее своими скальпелями. Теперь я сомневаюсь, что поступил правильно, - прибавил он задумчиво, словно обращаясь к самому себе. Итак, после долгого перерыва я получил письмо от деда Лайама, в котором сообщалось о смерти Шивон, и как только начал подниматься на ноги, приехал в Ирландию - посмотреть, что можно сделать для мальчика. - Матер криво усмехнулся и прибавил: - И думаю, я успел как раз вовремя.

Коре было трудно представить себе Лайама запуганным, нервным мальчиком, который тяжело переживает трагическую смерть матери, столь быстро последовавшую за гибелью отца. Ей никак не удавалось совместить этот печальный образ с тем мужчиной, который прошлой ночью вошел в ее комнату и овладел ею несмотря на ее протест. Это насилие доставило Коре своеобразное наслаждение - ощутив столь знакомое чувство, когда ей приходилось покоряться чужой, непреклонной воле, она еще могла сопротивляться, но в конце концов уступила ему. Но когда прошел первый пламенный порыв, его любовные ласки были такими нежными и тихими, что пробудили в ней ответную нежность, и новое чувство, затмившее разгорающееся в груди желание, было прекрасным. Оно оглушило, ошеломило ее, и одновременно заронило в ее душу сомнение: может быть, он лишь искусно разыгрывал перед ней обе стороны страсти? Та холодная, бесчувственная грубость, с которой он взял ее в первый раз, помогла ей получить удовольствие, не прибегая к разным встряскам и болезненным ощущениям - она уже давно не испытывала ничего подобного. Кора сомневалась, правильно ли ей удалось понять то, что стояло за поступками Холлорана. Не придумала ли она его образ для самой себя? Действительно ли он был таким жестоким, сильным человеком, каким представлялся ей?

Голос Матера прервал ее размышления:

- Лайам отчаянно дрался с приятелями-мальчишками. Но одними драками дело не ограничивалось. Его хулиганские выходки выходили за рамки обычного озорства, свойственного всем мальчикам в его возрасте. Когда я приехал туда, где жил Лайам со своим дедом, мне неоднократно рассказывали, что дело чуть не дошло до отправки сироты в исправительный дом для малолетних. Ему приписывали соучастие в нескольких весьма серьезных инцидентах, случившихся в этом маленьком городке, хотя никаких изобличающих улик против него не имелось, и формально ему нельзя было предъявить обвинение в соучастии в этих злодеяниях. Он не ладил с местным священником. Потому ли, что Церковь была непосредственным представителем власти в том провинциальном городке, где он жил, а он восставал против всякого притеснения и насилия, или по какой-то иной причине - сказать не берусь. Так или иначе, одно из серьезных происшествий, вину за которое возлагали на него, было связано с... А впрочем, нет, я не хочу высказывать непроверенные догадки - ведь у меня нет никаких твердых доказательств.

Плановик "Ахиллесова Щита" сплел пальцы рук и положил локти на ручки кресла. Затем в раздумье провел указательным пальцем по губам, словно пытаясь поймать ускользнувшую нить воспоминаний.

- Да, мальчику обязательно нужно было сменить обстановку. С Ирландией у него было связано слишком много тяжких воспоминаний. И я увез его в Англию и устроил в интернат - я чувствовал, что обязан сделать это в память о его отце. Интернат, в котором учился Лайам, давал своим ученикам начальную военную подготовку; многие славные кадеты были его выпускниками. Боюсь, я не мог уделять слишком много внимания сыну своего погибшего товарища - ведь после ранения мне пришлось как бы заново начинать свою военную карьеру. Но я следил за мальчиком, насколько мне хватало сил и времени. Постепенно шаловливый ребенок освоился на новом месте и остепенился - возможно, до той поры ему просто не хватало внимательного, но требовательного воспитателя; так или иначе, строгий режим пошел ему на пользу. Не знаю, что окончательно повлияло на его выбор будущей профессии - память ли об отце, известие ли о кончине деда, когда он понял, что теперь остался совсем один на белом свете, или то, что он учился в специализированной школе, - но уже задолго до окончания интерната он твердо решил стать военным.