Второе пришествие - Александр Новичков

Мать Берта, конечно, тоже не забыла. Иногда она останавливалась и опускала взгляд. Я видел, каким становилось ее лицо в эти моменты. Ничто и никогда не сможет восполнить ей эту потерю. Но взамен, возможно, именно взамен она получила кое‑что другое – солнечные очки, ценность которых была не в линзах и не в пластике, а в той возможности, которую они открывали – нормальное общение.

Пригорюнившись лишь на мгновение, она поднимала глаза, губы растягивала в улыбке и снова бежала, например, к Герману, восторженно глядела на него снизу вверх и просила, чтобы он тоже смотрел на нее.

Так в моей престранной компании стало на одного человека больше.

Мы остановились возле ручья. Лицо Берты было хоть и довольным, но грязным, следовало его вымыть. Оставив девочку на безопасном расстоянии от себя, чтобы она могла снять очки и как следует умыться, мы устроили небольшое совещание. Вернее, его продолжение. Вопрос дня звучал так: «Что делать с Бертой?»

— Никаких связей в академии у меня нет! – упирался Герман. – И не просите! При мне вообще ни слова об академии!

— Я знаю, кто может нам помочь, – кивнула Лилия. – Наш придворный чародей. У него есть много знакомых, сильных и опытных магов. Он подскажет, как нам поступить.

— А ему можно доверять? – Для меня это было важно. – Насколько он религиозен?

— Даже не знаю… – задумалась она.

Щелк.

Слабый, но вполне отчетливый щелчок заставил меня насторожиться. За время путешествия я привык к звукам природы, слышал много раз, как хрустит сухая ветка под ногами неосторожного путника, как шуршит листва, и легко определил неестественность услышанного щелчка.

— Вы слышали? – прервал размышления Лилии я.

— Что слышали? – испугалась она.

Герман осмотрелся вокруг и медленно подошел к нам:

— Я ничего не слышал, – шепотом произнес он.

Щелчок раздался вновь.

— Вот, опять – сказал я, – щелчок!

— Ничего не слышу, – пожала плечами Лилия и проверила Берту. Девочка все еще умывалась. Рядом с ней никого не было.

— Подозрительный приглушенный щелчок? – снова спросил я. – Разве вы его не слышали?

— Нет!

И снова что‑то щелкнуло. На этот раз звонче.

— Пойду проверю. – Я сориентировался на слух. – Ждите тут.

Перепрыгнув ручей и перемахнув через несколько кустов репейника, я взобрался на холм и увидел внизу перевернутую набок телегу, лежащую на проселочной дороге, огибающей перелесок. Возле нее валялись какие‑то пухлые тюки, а лошадь, тянущая повозку, была мертва: у нее из шеи и спины торчало несколько стрел с грубым оперением.

Щелчок раздался вновь. И доносился он из перелеска. Пышные кроны деревьев загораживали обзор, но я смог определить, что издавало этот странный свистящий звук: жестокое оружие – кнут.

Я осторожно направился вниз.

Несложно было догадаться, что здесь произошло. Разбойники. Паразиты дорог. Увидели одинокую телегу без охраны, соблазнились размерами тюков и решили забрать имущество. Вот только зачем‑то перед тем, как забрать тюки и скрыться, они решили поизмываться над жертвой. Это было как‑то подозрительно…

От перевернутой телеги, по кустам, прячась в высокой траве, я вошел в перелесок и выпрямился за деревом. А затем глянул на преступников и оцепенел.

Разбойников было девять. Вооруженные, грубые, ехидные, разодетые в какое‑то тряпье – все, как и полагается разбойникам. Они столпились полукругом вокруг толстого дуба, к которому была привязана обнаженная женщина. А эту женщину нещадно избивал кнутом какой‑то бородатый мужик, голый по пояс, очевидно их главарь. Несчастная не могла закричать, рот ей заткнули грязной тряпкой, могла лишь смотреть на обидчиков полными слез глазами и проклинать садиста.

Но на этом ужас не заканчивался. У разбойников были еще две заложницы, еще две женщины, которых под угрозой убийства заставляли смотреть на избиение.

— Ну что, не кричится? – бородатый мужик презрительно сплюнул на землю.

Женщина что‑то промычала в тряпку, но это было не иначе как ругательство.

— Конечно не кричится, – главарь хрипло заржал. – Я ведь сам тебе кляп в пасть вставил! Никто не придет спасать тебя, проклятая шлюха, ни одна живая душа!

Разбойники поддержали его грубым хохотом. Им не терпелось познакомиться с женщиной поближе, она была хороша собой и влекла их, несмотря на кровь и серьезные раны.

Главарь вновь взмахнул кнутом. Хлыст просвистел в воздухе и рассек кожу на животе у женщины. Сильно рассек. Она завыла от боли, но из‑за тряпки смогла издать лишь невнятное мычание.

Внутри меня словно что‑то надломилось. Хрустнуло, рассыпалось, превратилось в пыль. Я почувствовал ярость. Бесконтрольную, всепоглощающую, демоническую ярость. Больше можно было не думать об осторожности. Я больше не мог быть осторожен, не мог быть спокоен, рассудителен.

Я был взбешен. Так, как никогда раньше. Меня как будто обуял огонь, сжег разум, рассудок, сжег все мои мысли. Разум помутился, глаза заволокло серым туманом. Хищно зарычав, я вышел вперед.

— Эй, – закричал кто‑то. – Что это за оборванец?

— Бей его, ребята! – решил кто‑то еще. – Пусть не мешается!

Первому напавшему я, кажется, оторвал голову. Подошел в упор, еще до того, как он успел поднять оружие, схватил одной рукой за горло, второй за подбородок. И растянул. Крови было много.

Следующий получил удар распрямленной ладонью под ребра. Пальцы прошли под кожу, сломали ребра, разорвали в ошметки легкие. Я успел показать разбойнику его окровавленное сердце, прежде чем он потерял сознание и умер.

От атак мечами и топорами я не уклонялся. Даже когда меня взяли в кольцо и ударили одновременно, ни один разбойник не сумел меня задеть. Зато я достал двоих: одному выдавил глаза и вырвал верхнюю челюсть вместе с носом и зубами, а второму выдрал гортань.

— Если ты подойдешь, я убью ее! – закричал пятый разбойник, угрожая женщине с каштановыми волосами ножом, прежде чем упасть на землю с головой, повернутой на сто восемьдесят градусов и, соответственно, переломанной шеей.

Я не понимал, откуда во мне такая нечеловеческая жестокость. Я вообще ничего не понимал, просто метался от одного человека к другому и методично убивал, разрывал, уничтожал. Без жалости, без сожаления, без пощады.

Когда разбойники поняли, что напало на них, было уже поздно. Голыми руками я вытворял такое, что способно повергнуть в ужас даже опытного палача. Никому из них не удалось сбежать, никому не удалось выжить. Я все залил кровью и не мог остановиться.

Бородатый главарь наблюдал, как я уничтожал его подручных, одного за другим, и оцепенел от ужаса. Он спохватился только в последний момент, когда я уже двинулся к нему: попятился и бросился бежать, пригнувшись, даже помогая руками. Но я мгновенно догнал его и сломал колено, так что голень вывернулась вперед, а затем бросил на землю, придавив сверху ногой. Для него, садиста, я приготовил кое‑что особо жестокое.