Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

Это время крайних жестокостей (средневековой жестокости вообще предстоит стать устойчивым словосочетанием). А еще – это время пылкой любви и жертвенности. Правда, и угасшим цивилизациям Греции и Рима не была чужда ни та, ни другая, и им были ведомы яркие проявления всей гаммы чувств, свойственных человеку. Но если их (в особенности римская) культура – это культура контрастов, то Средневековье, ничуть не уступая Риму, а часто превосходя перепады обуревавших его страстей, являет нам время рождения новых чувств, не свойственных ни архаичной эпохе, ни античности.

Дети и раньше не знали детства, и, вырываемые из дома прежде срока (мальчики Эллады практически с семи лет начинали утрачивать, во всяком случае, эмоциональную, связь с семьей), быстро забывают о нем. Вместе с тем они не могли не сохранять в себе так и не удовлетворенную потребность в любви, жалости. И, разумеется, здесь было достаточно места для встречной готовности жертвовать собою ради любого, кто способен на их проявление. Ребенку вообще свойственно отвечать бризантным взрывом любви на любовь, и часто он выплескивает свою и свою – бризантную же – готовность к самопожертвованию на тех, кто проявляет хотя бы каплю искреннего чувства к нему. Там, где вдруг появляется возможность отдать кому-то копимое в его маленьком сердце, оно отдается без остатка. Не случайно государство, принимающее на себя всю заботу о нем, становится предметом его нерастраченной любви, преданности, верности. Собственно, государство да еще воинское товарищество – это и есть то единственное, чему он может отдать всего себя. К тому же вся система античного воспитания, как уже говорилось выше, была направлена именно на такой ответ вступающего в жизнь поколения. По-видимому, любовь к отечеству – это не в последнюю очередь еще и особенность психологии ребенка, лишаемого родительских чувств.

Распад античной цивилизации не изменяет в судьбах детей ничего, кроме потери того, кому и чему они могут отдать все лучшее в них, и неизбежно рождение потребности свести счеты с обездолившим их порядком вещей. Так что распадающийся Левиафан в изобилии плодит никому ничем не обязанных зверенышей. Кровожадные английские и французские пираты, искатели золота и приключений мореходы Испании и Португалии, безжалостные потрясатели империй, до того процветавших на новооткрытых континентах, наемники всех стран Европы с их отчаянными командирами, делавшими головокружительные карьеры, – все это младшие дети, обычаем и законом майората вытолкнутые из родного дома. Однако и потребность в чужой любви и стремление выплеснуть в ответ свою никуда не исчезает. Поэтому новая культура, которая начинает создаваться вокруг сословия сирот-рыцарей, открывает возможность удовлетворить и ту и другую, и оно обращается к ней со всей нерастраченной возрастом силой. Экзальтация верности своему сюзерену – это и есть форма ответа на его участие, культ Прекрасной Дамы – во многом того же происхождения. «Куртуазная идеология, по-видимому, сложилась под влиянием настроений самой многочисленной и самой необеспеченной части феодального сословия, которую составляли младшие сыновья крупных феодалов, мелкие рыцари, наемные воины, поэты, чье положение приближалось к положению служилого рыцарства. Это была одновременно и возрастная и социальная прослойка, и поэтому понятия «молодость», «молодой» совпали с понятиями «благородство», «благородный», а их антиподы – «старость» и «старый» слились с моральными понятиями «подлый» и «подлость»[455].

Многие из них опускаются на самое «дно» социума, но многие, во всяком случае из привилегированных его слоев, способных оплачивать и контролировать содержание не только признаваемых законом, но и незаконнорожденных потомков, получают достаточно хорошее воспитание. Между тем полученное воспитание по выходе в самостоятельную жизнь требует соответствующего положения в обществе (уже из цитированного здесь древнеегипетского наставления непутевому сыну видно, что «прилежное чтение книги» способно вознести того над всеми, кто в муках добывает свой хлеб). Новые поколения социальных сирот (если считать первым младших детей, которые становятся жертвами майората) часто не знают своих родоначальников, но грезят о них. Тайна королевского происхождения героя, которая раскрывается в торжественном финале рыцарских романов, – это отголосок именно таких грез. Но если вначале можно было мечтать о королевском происхождении, то со временем оказывается довольно и простого дворянства. В то время как законным детям достается военная служба и военная (то есть самая громкая) слава, вторые должны довольствоваться ролью «севильских цирюльников», обнаруживающих способность быть доверенным лицом, наперсником сеньора, править гражданскую службу, добиваться литературной, научной и другой славы, которая вернула бы им отнятое несчастливым стечением судеб социальное положение[456]. Фигаро именно из них, и в его личности, как в оптическом фокусе, соединились мотивация и блестящий потенциал таких сирот.

Это еще и время большей самостоятельности. Дело не только в том, что культурная традиция выталкивает и законных и незаконнорожденных из дома. Умножение числа последних лишает их родителя отцовских прав по отношению к ним, а вместе с ними – и части прав на всех признаваемых. Отцовская власть постепенно перестает быть абсолютной еще и по этому основанию, и оно открывает тем и другим большую свободу в распоряжении собственной судьбой. Меж тем свобода – это еще и мечта о чем-то великом, и инициатива, и авантюризм, вместе помогающие сдвигать горы и штурмовать небо.

Таким образом, нет ничего удивительного в том, что умосостояние этих людей начинает формировать уже не божественное в мире, но место и роль человека в нем. А значит, и обращение к человеку, говоря языком того времени, не «studia divina», но «studia humana», ставится в самый центр всех исканий. Другими словами, рождение нового культурного феномена, имя которому «гуманизм», связано как раз с этим смещением духовного поиска. Во многом именно незаконнорожденные и прежде времени выброшенные из семьи дети готовят Ренессанс, готовят Новое время.

Выводы

1. Культ Прекрасной Дамы и стремление к идеализации своей избранницы рождает встречный взгляд на вещи: сама женщина начинает осознавать себя высшим существом и в силу этого диктовать свои законы поведения всему окружению.

2. Женщина выходит на авансцену жизни целого сословия. Она становится целью его свершений, культурной ценностью, «по образу и подобию» которой преобразуется вся социальная действительность.

3. Жизнь феодала в основном протекает при дворе. Это значит, что социальная природа мужчины как бы раздваивается: хозяин в своем собственном, он одновременно является младшим членом большого феодального «дома». Уже вследствие этого, а также в силу сложившегося уклада жизни сеньориального двора, он оказывается в положении подчиненного у женщины, которая в традиционной культурной иерархии стоит ниже его.

4. Женщина оказывается в самом центре власти не только над умами и душами, но и власти административной. Однако это уже не мать патриархального семейства, власть которой распространяется только на домочадцев, поэтому при ее участии складывается вектор развития всего социума. В результате мужчина перестает быть монопольным субъектом истории.

5. Мужчина продолжает сохранять господствующие позиции в межпоколенной коммуникации, но и его воспитание начинает подчиняться ценностям, которые в значительной мере формирует женщина. В то же время и ее собственное развитие устремляется в сторону идеала, формируемого мужчиной. В силу этого другими становятся обе стороны межгендерной связи.

6. Уклад феодальной жизни рождает новое поколение «социальных сирот». Накопление их массы приводит к радикальному сдвигу в развитии культуры, смещению гендера и началу утраты гендерных ориентиров. Но вместе с тем рождает движение гуманизма а с ним – и Новое время.

VII. Новое время. Рождение семьи нового типа

7.1. Обособление патриархального ядра

7.1.1. Высший класс

В природе ничто не исчезает бесследно, и природа социума подчиняется этому же фундаментальному закону. Меняя свои организационные формы и формы взаимодействия с обществом, отдельные пережитки прошлого мироустройства продолжают жить еще долгое время. Но как бы то ни было, на месте единой многоядерной патриархальной семьи появляется россыпь обладающих большой автономностью парцелл, состоящих из родителей (либо только одного из них) и детей, либо только из супругов, которые обретают статус относительно самостоятельных субъектов социальной жизни. Фактором, подготавливающим почву для этих перемен, становятся достигающие своего логического предела феодальные отношения.

Развитие системы вассалитета приводит к тому, что ею поглощаются не только «благородные» сословия. Еще в IX веке франкский король Людовик Благочестивый предписал, чтобы каждый стал чьим-нибудь «человеком», другими словами, в королевстве не должно было остаться решительно никого, кто не имел бы над собой господина. Позднее то же было предписано и в Англии, реализовано в других странах. Таким образом, постепенно сложилась иерархическая система вассальных связей, при которой каждый был чьим-то вассалом. Феодальное общество выстраивалось таким образом, что каждый имел своего сеньора, а каждый феодал – своих вассалов. В подобной системе отношений человек, как правило, выполняет одновременно две противоположные и вместе с тем взаимодополняющие друг друга роли – слуги и господина.