Путь Абая. Том 1 - Мухтар Ауэзов

Джут, как и везде, разорил большую часть рода Жигитек, у которого было мало пастбищ. Аулы Каумена и Караши оказались разоренными дотла. У таких жигитов, как Базаралы, Балагаз, Абылгазы и Адильхан, осталось по одному коню.

Целое лето они никуда не выезжали, терпели голод и недостатки. Просить удоя они считали для себя унижением, — самолюбие не позволяло им попрошайничать. Они не пошли даже к такому близкому родичу, как Байдалы. Жигиты решили было наняться работать, но народ после разорительного джута не нуждался в работниках. А работа по найму была бы единственным спасением, да и то они могли бы прокормить только себя, а не семью.

Целое лето Балагаз и Абылгазы видели высохших от нужды матерей, невесток, жен, голодных детей, слышали стоны и тяжкие вздохи. Они проклинали жизнь, но выхода не находили. В них поднималась злоба, накапливалась ненависть.

Базаралы правильно понял и метко выразил то, что волновало всех. Как-то раз, сидя на холме среди жигитов, он заговорил с желчной усмешкой:

— Если не прекратятся распри, нужда никогда не покинет народ. Вот попробуй сейчас кочевать! Старики родители, жены, лети — все поплетутся пешком. Последнее дело — кочевать с одной коровой, но для нас и это недостижимо. Чем еще может покарать нас создатель?

Этим летом Базаралы часто говорил с жигитеками об обидах, накопившихся в сердце народа. Беседы эти волновали Балагаза и Абылгазы и приводили их в отчаяние. Они осаждали Базаралы: «Дай нам совет! Укажи выход! Что нам делать? Говори!» Ответа на такие вопросы Базаралы не находил. Тогда они решили искать выхода сами.

Балагаз и Абылгазы стали уезжать по ночам. Базаралы долгое время не знал ничего. Сперва пропали лошади у Майбасара, потом — у Жакипа. Базаралы слышал о кражах, но не придавал им значения. Третьим пострадал Кунанбай.

Однажды Базаралы, проведя бессонную ночь, вышел из юрты на рассвете. Он сидел в глубоком раздумье на поляне позади юрты. Невдалеке расположился стоянкой аул Караши — пять-шесть юрт, охраняемых сторожевым псом по кличке Актос. С первыми лучами утра раздумье Базаралы было прервано лаем Актоса. Собака злобно заливалась, накидываясь на кого-то. Так лаяла она только на людей.

«Кто там бродит чужой? Надо узнать!»— подумал Базаралы и стал выжидать.

Немного погодя к аулу Караши подъехали двое всадников. Оба остановились возле Молодой юрты Абылгазы. Один остался там, другой направился в сторону Базаралы.

Под всадником Базаралы узнал единственного коня Балагаза. Благородный скакун, как видно, покрыл сегодня большой путь, — он весь был в мыле и беспокойно рвался вперед. «Не иначе, как жигиты охотились за девушками», — подумал Базаралы.

Он неподвижно сидел на месте, чтобы не привлекать внимания Балагаза и, продолжал молча наблюдать. Нет. девушки ни при чем: Балагаз ездил с соилом. Сердце Базаралы дрогнуло. Побледнев, он припал к земле и продолжал наблюдать лежа. Близ аула Балагаз придержал коня и, спешившись, повел его к каменистым холмам недалеко от аула: это было прекрасное природное укрытие.

Базаралы продолжал наблюдать. Как видно, Балагаз хотел скрыть от аула свою странную поездку. Спрятав коня среди камней, Балагаз вернулся и вошел в юрту. Аул проснулся. Люди поднялись, а Базаралы так и не ложился.

Камни и скалы, удобные для укрытия, громоздились и за аулом Караши. Базаралы направился туда. Он нашел там другого привязанного коня — коня Абылгазы. В сердце Базаралы закипело возмущение. Дома он мрачно молчал и время от времени вздрагивал, как в лихорадке.

До самого обеда он волновался, точно ожидая чего-то. Его предчувствие оправдалось, — Каумен, вернувшись из соседнего аула, привез новость: ночью у Иргизбаев снова пропали лошади.

К тому времени, когда Базаралы узнал об этом. Балагаз успел проснуться и тоже вышел из юрты. Базаралы крепко подпоясался, как перед дальней поездкой, и явился к отцу.

— Нужно поговорить. Выйдем, — сказал он и повел Каумена на холм.

По пути он позвал Балагаза. Тот вышел на оклик. Высокий, крепкий, смуглолицый, он был совершенно спокоен. Базаралы гневно на него посмотрел; всегдашний румянец на его лице сменился суровой бледностью, он неровно дышал, слова его звучали неестественно громко.

— Отец, ты учил нас, что жить честно можно и в дырявой лачуге. Я клялся не быть негодяем, какая бы нужда меня ни постигла. Ты тоже чуждался зла. в этом твоя высокая заслуга. Неужели же теперь, когда старость приблизилась к тебе, нам суждены черные дни позора?

Голос Базаралы задрожал и оборвался.

— Что он сказал? Что говорит этот негодный? — Каумен, не понимая, взглянул на Балагаза.

Тот молчал.

Базаралы быстро заговорил:

— Отыскался вор, который украл лошадей Майбасара, а сегодня ночью — Ирсая! Вот он, вор: твой сын Балагаз! — крикнул он.

— Что он сказал? Что ты? — в ужасе переспросил Каумен.

— Да, да!.. Я знаю, что говорю! Попробуй отопрись! — крикнул Базаралы брату.

Балагаз тоже весь вспыхнул.

— Что ты видел? Что ты знаешь? Чего ты накинулся? Скажи, что случилось? — спросил он.

— Я видел, как утром ты тайком вернулся с Абылгазы!.. Ваши кони до сих пор спрятаны возле холмов… Ты — вор! Не отпирайся! Если есть в тебе мужество, — говори правду!

Балагаз не стал увиливать.

— Да! Ты прав!

Базаралы, вздрогнув от негодования, сверкнул глазами и молча набросился на брата.

Оба были богатырского роста и обладали львиной силой. Их руки и ноги работали, как шокпары. Под внезапным натиском Балагаз не успел встать, но сумел перехитрить брата: он изо всей силы ударил его по ногам. Тот споткнулся. Балагаз насел на него и стал валить с ног. Но Базаралы был изворотлив, он весь изогнулся, вывернулся— и встал на ноги. Быстрый, как огонь, он снова схватил Балагаза и повалил его навзничь. Левой рукой он сжал его горло, а правой нащупал на поясе ножны и вытащил нож. Став коленями на грудь брата, он прохрипел:

— За такое дело — не брата, отца можно убить… Зарежу!.. — И он занес нож над горлом Балагаза.

Тот, сопротивляясь, бил руками и ногами.

Базаралы был сильней его. Минута — и он полоснул бы его ножом, но отец схватил его за руку.

— Стой! Собаки! Что вы делаете? Вставайте! — крикнул он, оттаскивая Базаралы.

Балагаз быстро вскочил на ноги. Он опомнился и кинул на Базаралы возмущенный взгляд.

— Ну, негодный… Хоть ты и собака, а все же брат мне! Ты, младший, топтал меня ногами — нет имени такому оскорблению!.. Умник!.. Это все, что ты придумал? — крикнул он со злобным упреком.

Базаралы угрюмо молчал. Балагаз ободрился и заговорил торопливо и возмущенно:

— Ты спросил — я не стал отпираться. Я сознался. А если бы я стал отказываться, — чем бы ты доказал? А если б я сказал, что ездил к кереям?.. Не только Кунанбай, пусть сам бог попробует напасть на мой след! Я делал так, что и следа никто не найдет! А для себя я это делал, что ли? Я помогал другим!.. Я крал не потому, что мне нравилось, — я крал с отвращением. Но от сделанного не отказываюсь. У меня ничего нет, а он богат. И разбогател он на моей бедности. Где моя земля? Где мое имущество? Что для него эти потери?.. Брызги его богатства! А мои близкие сохнут от голода — для них это спасение от голодной смерти! Я не наживаюсь: я спасаю людей от гибели!.. Пусть пропадает моя голова, но меня не удержишь! Я отнимаю у богача и отдаю неимущему. Кого ты поймал? Мелкого воришку? Я не вор — я мститель! Суди меня, если я украду у беззащитных бедняков!

Каумен не мог ни возражать, ни соглашаться. Он просто ужасался. Как бы ни были убедительны доводы Балагаза, он, Каумен, такую добычу в свой котел не положит. И он решил выгнать сына из своего аула.

— Уходи! Уходи! Откочевывай от меня! Видеть тебя больше не хочу! Откочевывай сейчас же! — решительно приказал он.

Все трое разошлись, но каждый внутренне остался при своем. Балагаз выполнил приказание отца и в тот же день перекочевал в аул Караши.

Дней через пять после его переезда у Кунанбая опять пропало несколько лошадей.

Сообщников у Балагаза было мало — сперва лишь Абылгазы и Адильхан. Потом они привлекли четырех жигитов из отдаленных аулов Наймана. Все четверо были храбрыми, сильными и находчивыми; на этот путь их привели тоже джут и нужда. Они решили отнимать коней у самых сильных, богатых аулов. Бедных договорились не трогать. Они никогда не ездили вместе: их всегда видели поодиночке как самых обыкновенных путников. Другая их уловка заключалась в том, что из Наймана коней уводили тамошние их сообщники и передавали им, а из Тобыкты, наоборот, угонял коней Балагаз и сдавал найманским друзьям.

И те и другие знали вокруг каждую тропинку; им были отлично известны все водоемы, все дороги, на которых в пути не встретишь ни души. Они наперечет помнили каждый бугорок, каждый холм, овраг или ущелье, на которое обычный путник не обращает никакого внимания, и пользовались ими для того, чтобы запутать преследователей и натолкнуть их на ложный путь. И в этом Балагаз был особенно ловок. Он постоянно придумывал новые уловки.