Вторая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тит Ливий пишет о том, что Мерику достался участок стены от источника Аретузы до входа в большую гавань (XXV, 30). Проблема в том, что этот источник находился не в Ахрадине, а на Ортигии. Мы помним, что на данный факт конкретно указал Цицерон в «Речи против Гая Верреса»: «На самом краю Острова течет ручей с пресной водой, называемый Аретусой, очень широкий, кишащий рыбой; если бы он не был отделен от моря каменной плотиной, то морские волны вливались бы в него» (in C. Verrem. II, IV,LIII). Вне всякого сомнения, Тит Ливий что-то напутал. Впрочем, с ним это случалось не раз, когда он работал с текстами Полибия. Поэтому я исхожу из того, что Мерик отвечал за участок стены Ахрадины, спускавшейся к морю.
Когда все детали предстоящей операции были согласованы, Марцелл приказал войскам приготовиться к ночной атаке. На грузовую баржу погрузились легионеры, и командующий приказал отбуксировать её к Ахрадине, а затем высадить десант у ворот, выходящих в сторону гавани. Ночью корабли неслышно подвели баржу к берегу, и римляне быстро сошли на сушу. Стараясь производить как можно меньше шума, отряд двинулся к воротам. Вот-вот должен был наступить рассвет, и легионеры понимали, что если Мерик не выполнит обещание, то их положение будет хуже некуда. Зажатые на узкой полосе земли между морем и крепостной стеной, римляне будут уничтожены. Но испанец слово сдержал, и когда отряд подошел к воротам, тяжелые створы распахнулись, пропуская воинов в город. Взобравшись на стену, легионеры факелами подали знак Марцеллу, и по сигналу трубы легионы пошли в атаку.
В гарнизоне началась паника. Воины, находившиеся на Ортигии, не разобрались, что к чему, и через дамбу поспешили на помощь своим товарищам в Ахрадине. В акрополе остались лишь немногочисленные дозоры, стоявшие по периметру крепостных стен. Этого момента ждал Марцелл. Полководец отдал приказ, и десятки лодок, набитых легионерами, устремились к Ортигии. В Ахрадине грохотало сражение, внимание защитников было полностью сосредоточено на этом квартале, и поэтому никто не заметил маленькие суда, кружным путем идущие к Острову. Римляне быстро достигли Ортигии, выскочили на берег и устремились к распахнутым настежь воротам, поскольку воины гарнизона забыли их в суматохе закрыть. Римляне ворвались в акрополь и набросились на находившихся там греков и италийских перебежчиков. Кто успел, убежал в Ахрадину, остальных изрубили на месте. Вызвав квестора, Марк Клавдий приказал ему отправиться на Ортигию и взять под охрану царскую сокровищницу.
Постепенно затихали и бои в Ахрадине. Часть квартала была уже захвачена римлянами, Мерик со свои отрядом перешел на сторону Марцелла, и перспективы защитников на благополучный исход сражения были весьма туманными. Но и римляне понесли серьезные потери в ожесточенных схватках, что вынудило Марка Клавдия приказать трубить отступление. Мало того, желая поскорее полностью овладеть городом, полководец разрешил перебежчикам беспрепятственно покинуть Сиракузы, что само по себе было странно. Римляне очень сурово обходились с предателями и всегда требовали их выдачи. Но в этот раз ситуация была иная, поскольку италийским перебежчикам терять было нечего, они знали, что их ждет, а потому были готовы сражаться насмерть. Марцелл это понимал и не хотел в бессмысленных атаках терять своих легионеров. Ведь город практически был уже взят! Поэтому командующий не стал придерживаться традиций, а отпустил перебежчиков на все четыре стороны. После этого наступило затишье, которым и воспользовались защитники Сиракуз.
Ворота Ахрадины распахнулись, и очередная депутация горожан отправилась к Марцеллу. Никаких условий не ставили, просили только об одном – сохранить жизни гражданам Сиракуз и их семьям. Марк Клавдий собрал военный совет, куда пригласил и сиракузян, некогда бежавших из города к римлянам. Послам было сказано, что командующий дарует гражданам не только жизнь, но и свободу, а сам город отдает на разграбление армии (XXV, 31). К домам сторонников Рима Марцелл приказал приставить охрану, чтобы уберечь их от разграбления разбушевавшимися легионерами. Старый воин очень хорошо знал, что будет твориться на улицах и площадях Ахрадины, когда в квартал войдут легионы.
* * *Сиракузы пали. Добыча в городе была захвачена поистине огромная, о чем сохранились упоминания у античных авторов: «Так были взяты Сиракузы; добычи в городе оказалось столько, сколько вряд ли бы нашлось тогда в Карфагене, хотя силами он и не уступал Риму» (Liv. XXV, 31). Аналогичное сравнение делает и Плутарх: «Говорят, что в Сиракузах добычи набралось не меньше, чем впоследствии после разрушения Карфагена, ибо солдаты настояли на том, чтобы и оставшаяся часть города, которая вскоре пала по вине изменников, была разграблена, и лишь богатства царской сокровищницы поступили в казну» (Marcell, 19). Правда, Ливий замечает, что речь идет о сокровищах, «молвой сильно преувеличенных» (XXV, 31). Получается, что легионеры обогатились, а государство нет.
Впрочем, не всё так плохо было для римлян, поскольку Марцелл пошел другим путем, и пока его воины занимались банальным грабежом, доверенные люди полководца собирали в городе произведения искусства. Как пишет Плутарх, Марк Клавдий «вывез из Сиракуз большую часть самых прекрасных украшений этого города, желая показать их во время триумфального шествия и сделать частью убранства Рима» (Marcell, 21). Об этом же рассказывает и Тит Ливий: «Он отвез в Рим украшавшие город статуи и картины, которыми изобиловали Сиракузы. Они были добычей, захваченной у врага, были взяты по праву войны. Однако отсюда пошло и восхищение работами греческих искусников, и распространившаяся распущенность, с какой стали грабить святилища, как и прочие здания. Эта распущенность впоследствии обратилась и против римских богов, и того самого храма, который впервые был изумительно украшен Марцеллом. Чужестранцы чаще всего посещали храмы у Капенских ворот, освященные Марцеллом, ради их замечательных украшений – из них сохранилась лишь очень малая часть» (XXV, 40). Обратим внимание, как Ливий упорно подчеркивает, что все эти прекрасные изделия принадлежат квиритам по праву сильного. Какое ни есть, а всё-таки законное оправдание грабежа. Возможно, что прозвучит это цинично, но Марк Клавдий оказался одним из первых римлян, кто стал таким своеобразным образом приобщать соотечественников к великой греческой
