История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Парамонов

Хотя весь смысл нами не понят, но общее содержание ясно: это начало истории, снабженное благочестивыми размышленниями. Речь идет о праотце русов, но имя его здесь не названо. Разбор дальнейших дощечек, вероятно, позволит и уточнить смысл, и найти соответствующее место во «Влесовой книге». Судя по всему, это ее начало. Отложим, поэтому, дальнейшее рассмотрение до следующего выпуска нашей работы.

6. Новейшее изощрение норманизма

В 1953 году профессор А. Stender-Petersen выпустил книгу под названием «Varangica» (Aarhus, Дания), состоящую из ряда статей, главным образом старых (еще с 1925 г.), но в подновленной редакции. В книге 14 статей, занявших 262 страницы, написаны они по-немецки, по-французски и по-английски.

Особенно интересна последняя статья, написанная по-русски: «Четыре этапа русско-варяжских отношений». Она представляет собой общий вывод из всех предыдущих, объединяя их в одну систему вокруг новой гипотезы. Таким образом, книга представляет собой некое логическое целое.

В изложении наших критических замечаний будет целесообразно следовать ходу изложения Стендер-Петерсена.

1. Стендер-Петерсен отмечает, что старый спор норманистов и антинорманистов разгорается. Это верно. Этому имеются два основания:

1) На сцену векового спора выступили совершенно новые люди по своим методам и способу научного мышления. Мы подразумеваем советских историков, а также тех, которых старая школа историков, будь то норманисты или антинорманисты, удовлетворить никак не может. Для них многое в вековом споре кажется какой-то кошмарной нелепостью. Не хочется верить, что ученые люди в XX веке могут удовлетворяться таким подобием логики при решении важнейших исторических вопросов, в особенности если это касается решения проблем истории при помощи… филологии! Да еще в той форме, какую мы имеем.

На одном слове, которое совершенно не исследовано ни исторически (в смысле своего происхождения и начала употребления), ни с точки зрения сравнительного языкознания, строятся ответственнейшие выводы, исходя из чисто личных и вовсе недоказанных предположений. Поэтому спор о Руси и варягах должен был возникнуть, ибо без переоценки ценностей в данный исторический момент обойтись нельзя.

2) За последнее время вышел ряд книг норманистского толка (Vernadsky, Paszkewicz), извращающих историю Древней Руси. Естественно, что это не может не вызвать ответной реакции. Хотя эти книги — последняя лебединая песня норманизма, как научной теории, теории отжившей и конченной, — с ней приходится считаться благодаря некоторым чертам текущего момента, именно потому, что она всплыла на международную арену. Если до сих пор спор носил большей частью академический характер, сейчас он начинает охватывать более широкие массы.

Можно было полагать, что последние десятилетия, принесшие огромное количество фактов против норманизма, будут учтены норманистами. На деле оказалось иное: пережитки «осколков разбитого вдребезги», занявши за последние десятилетия видные положения в западноевропейском обществе, выпустили ряд работ, которые совершенно отравляют сознание масс, и притом значительного числа народов. Не возразить на эти выступления нельзя, поэтому спор должен иметь место.

2. Стендер-Петерсен видит наличие спора в полемике между Грековым и Арнэ. При всем уважении к этим ученым согласиться с этим мы не можем: слишком уж узка база, на которой начал было разгораться спор. Ну, скажите, пожалуйста, где можно найти журнал «Новое Время» или газету «Дагенс Нихетер»? Разве это органы, где может быть развита настоящая научная дискуссия? Ведь это органы узко-провинциального значения. Мы же нуждаемся в полемике, ведущейся на широкораспространенных европейских языках (английском, французском, немецком) и в органах печати, доступных значительному числу интересующихся во всех концах земного шара. Необходим широкий форум, тезы и антитезы, чтобы дать материал для самостоятельного суждения западноевропейского читателя, чтобы он мог увидеть историю Древней Руси не через кривые очки Вернадского, Пашкевича, Стендер-Петерсена, а через очки точных фактов и документов.

3. Стендер-Петерсен отмечает, что между двумя лагерями теперь больше переходных ступеней во мнении представителей обеих школ, — это ошибка перспективы. На деле антинорманисты провели еще более резко грань между обеими школами, чем это было прежде. Никаких компромиссов они сейчас не склонны признавать, — спор может кончиться только полной сдачей оружия норманистами, ибо нечего рассуждать о степени и времени влияния норманнов на Русь, если этого влияния не было или, точнее, оно было мизерным.

Что же касается норманистов, то действительно среди них есть множество оттенков и течений, и нельзя не констатировать полного развала норманнской теории, ибо норманисты начинают бить друг друга, следуя изречению — «своя своих не познаша». К компромиссному течению среди норманистов принадлежит и сам Стендер-Петерсен.

4. Он далее отмечает наличие в споре национализма и обещает подойти к решению задачи объективно: он, мол, по рождению датчанин, но по первому научному образованию русский. Какова его объективность — мы увидим ниже.

Вообще говоря, вся подоплека этого научного спора чисто националистическая: разные «варяги» никак не могут отказать себе в удовольствии возвеличить свой народ за чужой счет. Им не принадлежащее они пытаются присвоить себе, не стесняясь никакими кодексами морали.

Мы уже указывали на примере Томсена, соотечественника Стендер-Петерсена, до какой научной и моральной беспринципности он доходит. Производя анализ имен послов Игоря с точки зрения их национальности, о некоторых именах он прямо говорит, что не знает их происхождения, и ставит вопросительный знак. Это не мешает ему, однако, при подсчете смело относить эти неизвестные имена к скандинавским.

Очень хотелось бы знать мнение Стендер-Петерсена по этому поводу, т. е. отгораживает ли он себя от подобных шарлатанских приемов или соглашается с ними. По-видимому, последнее имеет место, ибо везде он упоминает имя Томсена с величайшим уважением и ни слова не говорит о передергиваньях последнего.

Наконец, хотелось бы знать и следующее: считает ли он самозащиту славян от ограбления их скандинавами шовинизмом или это только действие совершенно нормальное всякого уважающего себя и других народа.

Историю русско-варяжских отношений Стендер-Петерсен разбивает на четыре этапа.

I. Первый этап он представляет себе следующим образом: «Русь» — это шведское племя, осевшее в области древних славян.

Появление шведов-Руси «не следует себе представлять ни как насильственное завоевание, ни как добровольное призвание».

Таким образом, Стендер-Петерсен наносит прежде всего удар по старым норманистам: 1) он не признает завоевания северо-восточных славян пришельцами-скандинавами, 2) не признает он также, что «варяги» явились по приглашению славян.

Он утверждает, что «движение викингов, исходившее главным образом из Дании и Норвегии, было явлением совершенно иного порядка, чем продвижение, стихийное и анонимное, племен, исходивших из северо-восточной Швеции и направлявшихся на восток от Балтийского моря. Между сферами этих двух разнородных движений можно провести отчетливую границу, которая шла от острова Готланд на юг через Балтийское море к устьям Вислы, а отсюда по названной реке и ее притокам вплоть до речных систем восточной Галиции и до Черного моря. На запад от этой линии мы не встречаем представителей движения восточного, шведского, а на восток от нее не встречаем викингов».

Мы должны быть благодарны Стендер-Петерсену, что он поставил точку над «i»: он, датчанин, норманист, совершенно отрицает присутствие викингов, т. е. в первую очередь датчан и норвежцев, к востоку от меридиана Готланда.

До известной степени он прав: восточная часть Прибалтики сравнительно редко была объектом нападений норманнов, специализировавшихся главным образом на грабеже побережий Западной Европы: страна была бедна, малоизвестна и грабить было нечего.

Поэтому всю болтовню о Галоголанде, т. е. о норвежцах в Восточной Европе в области у славян, следует прекратить. Предоставим этот участок спора Стендер-Петерсену — он будет защищать нас от датчан и норвежцев, на нашу же долю останутся только шведы.

Таким образом, норманист Стендер-Петерсен совершенно разбивает фронт норманизма на две части и от одной части его, именно западной, «викинговской», он совершенно отказывается. Налицо крупное поражение неонорманизма — норманист честно признает, что западная, самая знаменитая часть норманнов решительно никакого влияния на Северо-Восточную Русь не оказала, и именно потому, что она совершенно не имела соприкосновения с Древней Русью, т. е. утверждает то же, что и мы.