Прощай, Германия - Николай Николаевич Прокудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инспектор-белорус на минуту потерял дар речи, выпучил свои белёсые рыбьи, слегка на выкате глаза, и даже выронил паспорт на стойку. Капитан Громобоев мгновенно подхватил его и крепко сжал в другой руке. А таможенник, обретя голос, сипло прошипел:
— Вы шо таке зробыли?!
— В смысле?
— Шо вытворяете!
— Что я сделал? Порвал случайно забытый чирик…
— Вы уничтожили валюту!
— Какую валюту? — уточнил Эдик.
— Это же советские деньги… — прохрипел служака.
— Ах, эти… — Громобоев поискал глазами куда бы бросить клочки (на пол нельзя — сразу оштрафуют или как раз за это и дадут пятнадцать суток), поэтому ссыпал обрывки в карман.
— Преступник! — взвизгнул рыбоглазый.
Таможенник был буквально в ауте. Но вскоре шок прошёл, и он окончательно осознал, что легко добытый нарушитель наглым образом ускользнул из крепких мозолистых лап советского закона. «Нагло выкрутился гад!»
Увы, но вещдок был безвозвратно уничтожен, а преступник стоит себе, притопывая ножкой, да ещё и ухмылялся.
— Да я тебя… Я тебя зараз арестую! — обретя голос, завопил сотрудник.
— За что? — искренне недоумевал Эдик.
— За порчу государственных денежных знаков! — ответил инспектор, уставившись взглядом удава на Эдика, словно на свою жертву. — Товарищ милиционер, подойдите, пожалуйста, ко мне.
Громобоев с огорчением понял, что этот упырь не уймется, покуда не упрячет его за решётку хотя бы на пятнадцать суток. Заслышав зычный призыв, от стены отделился плотный и потный круглолицый старшина милиции. Он эту стену подпирал в полудрёме, но раз его побеспокоили, придётся разбираться, в чём тут дело. Милиционер начал протискиваться сквозь строй барыг к стойке и торговцы, сообразив, что дело неладное, брызнули прочь во все стороны. Вокруг Эдика внезапно создалась пустота, почти космическое безвоздушное пространство. Суетливые пассажиры с сумками, мешками и баулами кося глазами кто по сторонам, кто в пол, кто в потолок, мгновенно переместились к длинным вереницам соседних очередей, предоставив возможность государственным органам разбираться с этим недотёпой, попавшим на таможенный крючок по собственной глупости. Минута и перед широкой стойкой остались лишь Эдуард и его большой чемодан. Громобоев заметил на себе жалостливый взгляд той самой знойной молодухи. Эх, видимо несколько минут назад их желание было взаимным. Но видно не судьба…
— Я тебя в порошок сотру, контрабандист проклятый! Шутковать он со мной вздумал. Да ты у меня больше никогда в Польшу не попадешь! Ах, ты барыга, я тебе сейчас устрою веселую жизнь! — вулканировал неиссякаемой злобою инспектор. — Товарищ милиционер, задержите этого субъекта и изымите у него паспорт!
— А ты мне не тычь и не груби! Не ты паспорт выдавал, не тебе и изымать! — огрызнулся слегка опешивший Громобоев. — И мне твоя сраная Польша и даром не нужна, сам в неё катись. Барыгу он нашёл! Попался бы ты мне на службу в танковый батальон, из нарядов бы не вылезал! На чистке сортира бы умер! Мне в Германию надо, а не в Польшу!
— Ах, в Германию ему захотелось… — елейным голосом протянул на распев чиновник.
— Ты погляди, они вже и туда протягивают щупальца мафиозной спекуляции… — строгим голосом произнёс милиционер и потребовал предъявить паспорт. — Виткиля воны тильки берутся!
Эдик со старшиной спорить не стал, бесполезное это и не безопасное занятии, и молча отдал свой документ. Однако вместо ожидаемого паспорта толстяк-милиционер получил из рук Громобоева удостоверение личности офицера. Страж социалистической законности в недоумении повертел служебной корочкой и уставился на Эдуарда.
— Вы шо, охвицер?
— Так точно! Капитан Советской Армии!
— И нарушаете закон? Тоже спекулируете?
— Ничего я не нарушаю и ничем не спекулирую, — разозлился Эдик. — Вся моя провинность — червонец забыл пропить в кабаке, оставил её случайно, ну, а потом в спешке, машинально, сунул в… не туда. Давеча в пивной этот чирик искал, и ведь все карманы вывернул, а он оказалось в паспорте лежит. Мелочью полчаса тряс, наскребал, думал, куда деньги на дорогу запропастились. На карманников грешил…
— Не туда он засунул… — со злостью пробурчал таможенник и пригрозил. — Сейчас тебе засунем куда надо!
— Так вы на службу? — продолжал опрос старшина, больше не обращая внимания на инспектора.
— Конечно! В Германию, к месту службы в Магдебург!
— А почему следуете одетым по гражданке?
— А потому! Я не на срочной службе, имею полное право!
— Право-то вы имеете, но и грубить таможне не стоило…
— Он сам ко мне прицепился и хамил, а я даже голос не повысил.
— Грубил! Конфискованную валюту порвал! — взвизгнул инспектор.
— Если её конфисковали — как бы я порвал? И не валюту, а мятый червонец, уже в десятый раз повторяю! У меня никакого опыта пересечения границы нет, только один раз возили самолётом на войну в Афган.
— Где воевали? — с живостью поинтересовался милиционер.
— Пехота, мотострелковый батальон. Два года от звонка до звонка.
— Понятно… Можете быть свободны! Удачи. Будьте аккуратнее и больше не забывайте в документах деньги!
Милиционер козырнул, возвращая удостоверение, и направился обратно подпирать спиной и задом свою любимую стену.
— Да что же это, Михалыч! И вы его не задержите? — изумился инспектор.
— За что? Улик нет… — отмахнулся старшина. — А значит, нет и состава преступления. Тем более он ветеран войны и в его действиях я не вижу никакого злого умысла.
— Всё равно ты у меня границу теперь по-хорошему не пройдешь, — брызгая слюной, проверещал разозленный таможенник. — Я весь твой багаж наизнанку выверну, каждую вещичку перетрясу…
Громобоев обрадовался свободе, не стал больше препираться с гнусным инспектором, лишь уточнил у милиционера время отправления своего поезда и начала досмотра. Оказалось, что ждать его предстояло дольше трех часов. Эдуард с досады за свою промашку тихо ругнулся, почесал затылок и вернулся на освободившуюся от торговцев лавочку в зал ожидания. Вот что значит поддаться массовому движению, это ведь было словно наваждение, какой-то массовый психоз: все побежали и тоже в толпе побежал непонятно куда и зачем.
Капитан пристроился на лавочке, развернул оставленную кем-то местную газету, прочитал заголовки — ничего интересного, одна совдеповская пропаганда в стиле семидесятых годов. Не пресса, а какой-то сусловский заповедник. Что с них взять — провинция! Эдуард заскучал, зевнул, закрыл глаза и задремал…
Проснулся он от того, что кто-то аккуратно теребит за плечо. Громобоев приоткрыл левый глаз — на него участливо смотрел знакомый старшина милиции.
— Товарищ капитан, подъём! Ваш поезд
