Штурмуя небеса - Джей Стивенс

В общем, Кизи занимал по отношению к Лири ту же позицию, которую Лири занимал к Хаксли (то есть его взгляды были более радикальными).

После возвращения в Ла Хонду они еще сильнее увлеклись изучением новых, открывшихся им возможностей. Большинство восточных мистиков, писавших об Ином Мире, считают это пробуждение сил лишь сопутствующим опыту и советуют начинающим адептам не обращать на него внимания и поскорее идти дальше, дабы эти загадочные силы не уводили их с трудного пути, ведущего к истинному и полному пробуждению сознания. Но для Проказников с их любовью к метафизике комиксов эти силы стали признаком успеха, и они решили двигаться дальше, базируясь именно на них.

Наглядным образцом проявления этих сил мог служить Кэс-сиди, который, сидя за рулем машины, был способен воспринимать сразу множество вещей одновременно. Однажды Кэссиди вез Нормана Хартвега в Ла Хонду. Он гнал машину по длинной горной трассе и с жадным упоением расхваливал свой новый автомобиль, не обращая никакого внимания на дорогу, в отличие от Хартвега, который, сидя справа от него, с ужасом наблюдал, как прямо на них несется большой грузовик. За секунду до столкновения Кэссиди замолк, крутанул руль, каким-то чудом вывернул машину в сторону и продолжил беседу с того же места, где остановился мгновение назад. «Кэссиди уже думать ни к чему», — объяснил Кизи Хартвегу, когда тот, потрясенный, приехал в Ла Хонду. Кэссиди был постоянным обитателем Пограни-чья. И Хартвег понял это — когда внезапно осознал, что никому не рассказывал о том, что случилось с ними по дороге. Откуда же Кизи узнал? Что ж, в этом-то и была сила Кизи. Если Кэссиди мог заниматься одновременно множеством вещей, то Кизи имел сбивающую с толку привычку неожиданно отвечать на ваши вопросы прежде, чем они появились у вас в голове.

Хотя здесь существовала определенная иерархия власти — с Кизи, Кэссиди и Бэббсом во главе, — каждый был талантлив и неповторим по-своему. Именно поэтому в Ла Хонде часто случались моменты, когда все понимали друг друга без слов: только подумаешь, что нужно закрыть окно, — как кто-то идет и закрывает его. Кизи этот феномен не интересовал, он был выше этого, его больше волновало, как свести все эти разнородные личностные потенциалы в одно единое мощное целое. Как описывал один из участников: «нас дразнила мысль, что если мы могли бы найти нужное связующее звено, то достигли бы полного группового единства. И этой групповой сущности будут доступны действительно фантастические возможности». Для определения этого состояния они использовали термин «покинуть эту планету».

Одним из последствий всего этого было то, что Кизи бросил писать. Хотя один из немногих старых однокурсников по Стен-форду отговаривал Кизи, тот был непреклонен. ЛСД ясно показывал недостатки языка и, соответственно, литературы вообще. Как он говорил друзьям, стоило ему подумать о писательстве, он видел огромные провалы, которые не знал, как заполнить, и не мог с этим ничего поделать. Хотя в душе он конечно оставался человеком искусства. В своем дневнике он признавался:

После двух удачных романов, имея в голове множество еще более удачных замыслов, я вдруг обнаружил, что спрашиваю себя: «И что же мне доказывать дальше? Я уже доказал этим педри-лам, что умею писать, затем доказал им, что могу написать вторую вещь — не хуже первой. Что мне еще им доказывать?» Казалось бы, правильный ответ — «ничего не доказывать».

Умная мысль, парни, и все же, признаюсь, в душе моей зашевелились сомнения Сейчас лю-бой может настрочить коммерческую книжонку, одеть ее в красивую обложку и продать как литературу. Но многие ли способны на совершенное доказательство ничегонеделания [подчеркнуто]?.

«Не так уж много, нет, почти никто». «Что ж, черт побери, — яростно хлопая себя по бедру, — давайте сделаем это». Тогда возникает вопрос: «Как?»

Совершенство через недеяние — девиз любого даоса. Надо просто позволить вещам происходить.

Но прежде чем Кизи смог сконцентрироваться на этих парадоксах, ему предстояло реализовать одну из его самых замысловатых идей: «Отважный путешественник и его Веселые Проказники в поисках классных мест». Кизи хотел закончить и продать права на «Отважного путешественника» — хотя бы просто потому, что съемка тридцатичасового материала уже обошлась ему в семьдесят тысяч долларов. Но кроме того, он не терял надежды (и ее подкрепляли воспоминания о чудесных летних месяцах, проведенных им в молодости в Голливуде), что его истинным творческим призванием является кино. Когда Кёрк Дуглас купил сценарий и права на постановку «Над гнездом кукушки», Кизи предложил свои услуги в качестве сценариста и режиссера, заверив Дугласа, что он гораздо больше просмотрел в своей жизни фильмов, чем прочел книг. Но занятия производством фильмов быстро закончились. Кизи чуть не умер от скуки, пытаясь придать хоть какую-то коммерческую ценность тридцати часам отснятого при плохом освещении, в полевых услових материала. Решив, что ему необходим профессиональный сценарист, Кизи связался с драматургом Норманом Хартвегом, который жил в Лос-Анджелесе и вел колонку в первой альтернативной газете «Фри пресс», и пригласил его в Ла Хонду, где предоставил ему отдельную комнату в качестве кабинета.

«Проказники» в Ла Хонде

Когда Хартвег прибыл в Ла Хонду, атмосфера в доме напомнила ему общение участников марафона, которые бегут вместе уже не один месяц. Или — съемки фильма, где только несколько человек читали сценарий вообще (или, по крайней мере, утверждают, что читали), но вообще об этом даже разговора не заходит — разве можно говорить о Невыразимых вещах. Некоторые новички без особых проблем настраивались на высшие идеалы Проказников, но многие, в частности Хартвег, поначалу приходили замешательство. Хартвег, например, очень удивился, обнаружив, что, его критикуют за курение и чтение, объясняя это тем, «что личные удовольствия не приносят пользы групповому сознанию.

Ла Хонда

«Не существовало никаких официальных правил, писал Том Вулф о том, как пополнялись ряды Проказников. — Никакого официального испытательного периода и никаких голосований — принимать этого парня или нет, никакого блата. И все же был определенный испытательный период, чтоб человек показал себя, и все это понимали, но вслух не говорили. Проказники испытывали всех, предоставляя им возможность побыть самими собой, пожить сегодняшним днем — здесь и сейчас».

Новичкам в Миллбруке обычно давали прочесть что-то, написанное Лири или романы Гессе, чтобы подготовить его к тому, что последует. Эти книги были в Ла Хонде, но гораздо больше там было научной фантастики. Например, роман «Чужой в чужой Земле» Роберта Хайнлайна, в котором рассказывалось о Валентине Майкле Смите, американце, выросшем на Марсе, где он получил своего рода духовное и мистическое воспитание. Очутившись на Земле, он стал создавать «гнездо» последователей, которых научил технике «деления водой». Хайнлайн не останавливается подробнее на процессе, но упоминает, что в результате происходило объединение разных членов гнезда в гединое целое. «Деление водой» позволяло им «грокать» друг друга (гроканье было чем-то вроде телепатии). На протяжении романа внутренние изменения участников гнезда плавно ведут их сначала к жизни в общине, а затем, постепенно расширяясь, чуть ли Вне к религиозному перевороту — когда все больше и больше молодых людей начинают осознавать, что культура, в которой они живут, серьезно больна. Хайнлайн опубликовал «Чужого» в 1961 году. Проказники, прочитав роман, почувствовали такую свою общность с книгой, словно автор действительно знал, что происходит в их душах. Точно так же, как Кэссиди, прочитав «Над гнездом кукушки», обнаружил, что под именем Рэндла П. Макмёрфи он уже существовал в закоулках чьего-то (в данном случае Кизи) воображения.

Другая книга, которую они восприняли как пророчество, был роман «Конец детства» Артура Кларка, английского фантаста, позднее написавшего знаменитую «2001: Космическая Одиссея». В основе романа Кларка лежала идея появления поколения сверхдетей, способности которых чувствовать и мыслить во много раз превосходили то, что их родители не могли себе представить даже в сказках. С рождением этих детей эволюционная линия Homo sapiens подошла к концу. В конце книги дети превращаются в Сверхбогов (читай богов) и покидают планету.

И, наконец, там был не очень понятный роман Теодора Стар-джена «Более, чем человек», в котором рассказывалась история группы социальных изгоев, которые вдруг обнаружили в себе телепатическую силу, способную создавать мощный сложный организм: Homo gestalt.

В этих книгах были идеи, которые давали Проказникам нужное направление. Используя ЛСД, они были способны «грокать» друг друга, проникать в ментальные сферы, что обещало неограниченную энергию и неограниченную мощь. Как дети в романе Кларка, они верили в свое особое предназначение. И подобно героям Стар-джена, они чувствовали себя на краю эволюционного шага к Homo gestalt. Каждую пятницу они собирались на инструктаж — это было словечко Бэббса, привезенное им из Вьетнама. Кизи подхватил этот термин. Начинался инструктаж с того, что Кен предлагал тему, забавную историю или какое-нибудь необычное переживание, потом присоединялись остальные, предлагая свои интерпретации ситуации, выделывая поэтические пируэты, в которых метафизика достигала заоблачных высот, пока, наконец, группа не синхронизировалась, и тезисы уже не имели значения — они пускались в свободное плавание… пока не покидали эту планету.