Тайные дневники Шарлотты Бронте - Сири Джеймс

Как оказалось, решение принять предложение мистера Николлса было только половиной предстоявшей мне битвы — или, точнее, путешествия. Хотя мой разум успокоился, полное счастье было бы возможно лишь по завоевании также сердца и души, а это… что ж, об этом я поведаю на оставшихся страницах. Моя история была бы неполной, если бы я не открыла все, что последовало, хотя природа некоторых подробностей настолько интимная и личная, что даже теперь я краснею при одном воспоминании о них.

В течение двух месяцев после завершающей заснеженной прогулки с мистером Николлсом я всеми силами пыталась убедить отца в многочисленных добродетелях моего поклонника. Я напомнила, как преданно мистер Николлс служил приходу целых восемь лет, и сравнила его старания со стараниями его преемника, презренного мистера де Рензи. Я сообщила отцу, что дядя мистера Николлса был школьным учителем; несомненно, это означало, что некоторые члены его семьи получили образование и не заслуживали презрения. Я сказала папе, что если он вновь примет мистера Николлса на службу, одобрит наш брак и позволит нам жить в пасторате, то приобретет зятя, чей дополнительный доход не будет для нас лишним.

Возможно, именно ловкое упоминание о деньгах оказало желаемый эффект, а может, тот факт, что мистер де Рензи изрядно истрепал папе нервы и отец был согласен почти на любую замену; или же папа просто устал выслушивать мои аргументы день за днем. Так или иначе, случилось чудо: он дал согласие на брак.

Когда четвертого апреля мистер Николлс вернулся в Хауорт, былая папина неприязнь к нему растаяла так же полно и окончательно, как снег по весне. На второй день своего прибытия мистер Николлс, взволнованный вновь обретенной благосклонностью отца, настоял на прогулке через пустоши к тому самому берегу реки, где мы почти шесть лет назад впервые сидели и наслаждались приятной беседой.

Несмотря на раннюю весну, было еще очень холодно, лоскуты снега по-прежнему лежали в низинах и ложбинах мшистого берега реки. Цветов еще не было, но поток мчался со своей обычной силой и исходил паром, а деревья были усеяны зачатками новых листьев. Достигнув знакомого места, где мы некогда прохлаждались под прикрытием соседних холмов, мы встали рядом, восхищаясь пейзажем.

— Мне нравится это место, — заметил мистер Николлс. — Я обнаружил его вскоре после приезда в Хауорт. Это одно из моих любимых мест для размышлений.

— Моих тоже. В детстве я часто приходила сюда с братом и сестрами.

Повисла пауза. Я понимала, зачем мы здесь, догадывалась, что мне предстоит. При мысли об этом мое сердце опасливо стучало, но я была готова. Он повернулся ко мне, стиснув перед собой затянутые в перчатки руки, и взглянул на меня с любовью во взоре. Его голос был полон тревожного предвкушения.

— Мисс Бронте, простите, что говорю об этом так просто, но прошло больше года с тех пор, как я впервые поднял эту тему, и я не хочу больше терять ни минуты. Вы знаете мои чувства, они остались неизменными. Я люблю вас. Всегда любил и буду любить. Могу ли я повторить предложение, которое сделал так давно, в надежде услышать иной ответ? Вы выйдете за меня, мисс Бронте? Вы согласны?

— Да.

Радость озарила его черты.

— Согласны?

— Согласна.

Мое сердце колотилось от значимости данного только что обещания. Мистер Николлс казался не менее взволнованным. Мы оба замерли во власти мгновения, затем он шагнул вперед, сократив расстояние между нами, и положил руку мне на поясницу. Склонив голову, он поцеловал меня — коротким, робким первым поцелуем, которому мешали наши носы и мои очки. И все же поцелуй вышел ласковым, нежным и настоящим.

— Я люблю вас, Шарлотта, — тихо промолвил он, впервые назвав меня по имени.

Я молчала и ласково на него смотрела, надеясь, что мои глаза излучают искреннюю приязнь. Я ощутила его разочарование, когда не сделала ответного признания, но я не могла обмануть его, ведь любви не испытывала.

Затем он снял перчатки и достал из кармана сюртука небольшую коробочку, которую открыл передо мной. Внутри лежало изящное золотое кольцо, украшенное веточкой из пяти жемчужин.

— Это кольцо я купил для вас. Надеюсь, угадал с размером. Вы наденете?

— Почту за честь.

Я стянула перчатку с левой руки, и он надел кольцо на мой тонкий палец. Случилось еще одно чудо — или, возможно, мой будущий муж разбирался в подобных вопросах намного лучше, чем я предполагала, — но кольцо оказалось впору.

— Оно прекрасно, мистер Николлс. Благодарю вас.

Он поднес мою обнаженную ладонь к губам, поцеловал и с тихой убежденностью произнес:

— Больше никакого «мистера Николлса». Называйте меня «Артур».

На это я невольно улыбнулась. Оба героя моего детства — герцог Веллингтон и воображаемый герцог Заморна — тоже носили имя Артур.

Благодаря стараниям мисс Вулер мы с Эллен помирились и возобновили переписку в прошлом месяце. Я известила подругу о своей помолвке, и она прислала поздравление — надеюсь, от чистого сердца.

Учитывая, как долго и упорно отец противился идее о моем браке, я была поражена, сколь быстро его взгляды сменились на противоположные, едва он дал согласие и помолвка стала свершившимся фактом. Не считая периодических разочарованных вздохов насчет «скромного происхождения» мистера Николлса, папины иллюзии и честолюбивые планы на мой счет наконец начали развеиваться и замещаться недовольным смирением.

Судя по всему, и отец, и мистер Николлс — или Артур, как я постоянно себе напоминала — стремились уладить дело поскорее и не тянуть с датой свадьбы. Папа отказал от места мистеру де Рензи. Артур известил, что сможет оставить Кирк-Смитон одиннадцатого июня, и свадьбу назначили на двадцать девятое июня.

Дата казалась совсем близкой; нужно было очень много всего успеть за каких-то два с небольшим месяца. Я спокойно приступила к приготовлениям, питая весьма умеренные надежды на счастье. В начале мая я отправилась в «Брукройд», где последние следы неловкости между мной и Эллен рассеялись, пока она помогала мне выбирать приданое во время двухдневного набега на магазины Лидса и Галифакса.

Я была полна решимости не покупать слишком дорого и слишком много. Мои новые шляпки и платья должны были прослужить еще долго после свадебного дня. В конце концов я приобрела ткань на два новых платья: роскошный розовато-лиловый шелк и простой бареж[73] в мелкую зеленую крапинку. Что до свадебного наряда, Эллен соглашалась исключительно на белое, которое я не собиралась надевать.

— Белый — цвет ночных рубашек, сорочек и платьев наивных юных девушек, — возразила я. — Я слишком стара, чтобы выходить замуж в белом.

— Ты должна выйти замуж в белом, — настаивала Эллен, когда мы изучали ткани, выложенные перед нами на конторку, — и сшить платье по одному из прелестных новых французских фасонов, какие я видела в модных журналах: с корсажем, вышитым бисером, и облаками белого тюля. — Прижав рулон белого шелка к моей груди, она удовлетворенно улыбнулась. — Ах, Шарлотта! Еще ни один цвет не был тебе так к лицу.

Должна признаться, в глубине души я всегда мечтала выйти замуж со всеми традиционными регалиями невесты.

— Наверное, я могу надеть белое… но никаких твоих модных французских фасонов. — Взглянув на ценник, я быстро добавила: — И никакого шелка; он слишком дорог для наряда, который, по всей вероятности, я использую лишь раз. Пусть будет муслин, простой муслин, и всего один или два защипа спереди.

Эллен отложила шелк и нахмурилась.

— Ты такая упрямая, Шарлотта… но это твоя свадьба, и я не стану спорить. О! Посмотри на это кружево! Из него получится великолепная вуаль.

— Моя вуаль будет простым квадратом тюля не дороже пяти шиллингов. Я не стану бросать деньги на ветер только ради того, чтобы выставить себя дурой.

Я позволила себе единственную роскошь: впервые в жизни купила несколько ярдов белой атласной ленты и кружева для отделки сорочек, ночной рубашки и нижнего белья, которое собиралась сшить сама. «В конце концов, — как говорила Эллен с самым серьезным выражением лица, — эти вещи увидит твой муж».

Ткань я оставила у портнихи в Галифаксе. Через неделю после моего возвращения в Хауорт снова приехал Артур. Первые несколько дней он был комком нервов — наверное, опасался, что я передумаю. Когда я заверила его, что не сделаю ничего подобного и с радостью стану его женой, он успокоился и предложил свою помощь с приготовлениями к свадьбе, любезно согласившись с моими планами насчет скромной церемонии.

— Боюсь, я стала для соседей диковинкой: старая дева Бронте наконец-то собралась замуж. Страшно представить, что в церкви меня встретит толпа глазеющих зевак.

— Постараюсь всеми силами этого избежать, — пообещал Артур. — Насколько это зависит от меня, никто в Хауорте не узнает дату, кроме нас, пастора и приходского клерка.