Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - Валерий Болдин

— Он смотрел на отрасль с точки зрения полевода, — говорил Горбачев, — экономики не знал, но человек был компанейский. По складу своего характера славился жизнелюбием, обожателем застолий и развеселых компаний.

На Ставрополье, где он возглавлял краевую парторганизацию, и за его пределами Ф. Д. Кулаков слыл хлебосолом, собирая по различным поводам гостей и своих соратников, благо санаториев, домов отдыха, различных особняков в предгорьях и горах Кавказа настроили великое множество и было где собраться. И сам он не отказывался от хорошего стола, бывая в командировках или выезжая поохотиться, что очень обожал, и не бросил любимого занятия в Москве, подобрав для этого ряд близлежащих охотничьих хозяйств. Часто принимал участие и в кремлевской охоте, когда его приглашал в Завидово Л. И. Брежнев. В 1978 году, вскоре после операции на желудке, еще достаточно не оправившись от болезни, он, как рассказал Михаил Сергеевич, крепко выпил и ночью скончался от инфаркта. Правда, некоторые сведущие люди считают, что Кулаков все-таки застрелился.

Эта преждевременная смерть неожиданно стала прелюдией многих драматических событий, происшедших в стране. Она открыла вакансию в Политбюро и Секретариате ЦК. Не будь этого несчастья, Михаил Сергеевич, видимо, никогда бы не смог столь быстро подняться по служебной лестнице к вершинам власти. Но трагическому случаю было угодно открыть ему ход наверх.

Как ставрополец, он стал членом похоронной комиссии и произнес с Мавзолея на Красной площади подобающие в таких случаях скорбные слова о Ф. Д. Кулакове. Именно там, на трибуне, я впервые увидел издали этого человека, который внешне произвел на меня довольно противоречивое впечатление. Был он еще не стар, но, мягко говоря, не по годам полноват, с поредевшей до прозрачности шевелюрой. Речь его изобиловала местными диалектами и выдавала провинциала по вкривь и вкось поставленным ударениям в словах и фразах. Больше мне ничего не запомнилось тогда, да, откровенно говоря, я и смотрел-то на человека из далекого степного края не очень пристально. И меньше всего думал в ту пору, что мне придется когда-нибудь иметь с ним дело, и уж тем более не мог представить его во главе партии и государства.

Иначе, видимо, думал он сам. Сказав с Мавзолея В. И. Ленина скорбные слова прощания о безвременном уходе из жизни Кулакова, замуровав его прах в кремлевскую стену, М. С. Горбачев томился в ожидании, кто станет в Политбюро куратором сельского хозяйства. И судьба улыбнулась ему на этот раз опять.

На место Ф. Д. Кулакова в аппарат ЦК пришел 47-летний М. С. Горбачев, первый секретарь Ставропольского крайкома партии. Фигура эта, как я говорил, многим из верхнего эшелона партийного руководства была известной, хотя для иных неожиданной. Его хорошо знали и рекомендовали Ю. В. Андропов, М. А. Суслов, да практически все руководители, что приезжали на отдых и лечение в санатории Минеральных Вод. Но были и противники такого назначения. Они не хотели пускать близко к рычагам власти человека, рекомендуемого Андроповым. Поэтому на место секретаря по вопросам сельского хозяйства готовили еще одну кандидатуру — секретаря Полтавского обкома КПУ Ф. Т. Моргуна. И в этом проявлялась борьба разных сил за «своего» человека в ЦК. Вот что об этом рассказывали работники секретариата К. У. Черненко. На «смотрины» они приехали в Москву одновременно. И когда нужно было представить Л. И. Брежневу М. С. Горбачева, того не могли найти. Речь уже шла о том, чтобы вести на дачу Брежнева Моргуна. Предстояло спасать положение. Была проведена своеобразная поисковая работа. Неизвестно, чем бы все кончилось, но знатоки жизни членов ЦК отыскали водителя машины, отвозившего Михаила Сергеевича, выяснили, кто живет в том доме, куда его доставили, и тогда определили, где он может быть. Кандидатуру М. С. Горбачева Л. И. Брежнев поддержал, что, разумеется, имело решающее значение. Горбачева избрали секретарем ЦК, а скоро и кандидатом в члены Политбюро ЦК. Членом Политбюро он стал в 1980 году.

Приход довольно энергичного молодого секретаря ЦК «взорвал» тихую обстановку в Политбюро. Сразу выявились лица, не принявшие его. У него не очень-то складывались отношения с Косыгиным. Натянутые отношения были у Горбачева и с некоторыми другими руководителями Совмина СССР, министрами, хотя далеко не со всеми. В ту пору понимали значение ЦК, и лишь немногие позволяли себе независимое поведение, да и то, полагаю, согласовав свою позицию с Председателем Совмина СССР.

Не сразу налаживались отношения М. С. Горбачева с Д. А. Кунаевым. Последний долго не признавал «этого молодого человека», не заходил к нему, бывая в Москве, да, полагаю, и не звонил. Для решения всех вопросов Казахстана у Кунаева была достаточно надежная связь с Брежневым. Он выходил прямо на него и отказа не получал. При необходимости обращался в Политбюро ЦК, и там не смели отказывать руководителю этой крупнейшей республики. Кунаев имел добрые и старые отношения с Устиновым, Черненко, Сусловым, Громыко и Кириленко. И этого было более чем достаточно.

Разумеется, позиция Кунаева изменилась, когда Горбачева избрали генсеком, но было уже поздно. В сентябре 1985 года во время поездки Горбачева в Целиноградскую область туда прилетел и Кунаев. Стояла золотая пора начала сентября, и в Северном Казахстане в разгаре была жатва. Новый генсек ездил в районный центр Шортанды, где размещался Всесоюзный институт зернового хозяйства, к академику Бараеву и полдня провел у него, изучая прогрессивные методы обработки пашни, способы борьбы с ветровой эрозией. Бараев был уже тяжело болен, но нашел в себе силы показать все, что мог, и доложить о работе научно-исследовательского института. Затем Горбачев осмотрел поля, на которых работали комбайны, беседовал с механизаторами.

Состоялись у него и беседы с Кунаевым, но понимания, видимо, достигнуто не было. Утром в день отъезда после завтрака они попрощались. Кунаев преподнес традиционные казахские дары — два темно-зеленых бархатных халата, вышитых казахским орнаментом и отороченных соболями. Соболиной была и казахская шапка с бархатным верхом. Второй халат был женским и предназначался для Раисы Максимовны. Дары были приняты, но рубец в отношениях так никогда и не рассосался. Алма-атинские события, происшедшие, как докладывал М. С. Соломенцев на Политбюро, с националистическим душком, дорого обошлись Кунаеву. Пленум ЦК за это, а также за прием даров от подчиненных освободил его от обязанностей члена ЦК КПСС. При выходе из здания охрана отобрала у него удостоверение. Старейший деятель партии, руководитель республики заканчивал свою политическую карьеру униженный и оскорбленный.