Великие тайны Руси. История. Прародины. Предки. Святыни - Александр Асов

В России эта теория утвердилась в XVIII веке благодаря призванным на русскую службу немцам Фридриху Миллеру, Готлибу Байеру и Августу Шлецеру.

Против них уже тогда выступил гениальный русский учёный и историк-славянофил М. В. Ломоносов, коему принадлежат слова о историческом труде Ф. Миллера, что тот описал русских: «столь убогим народом, каким ещё ни один самый подлый народ ни от какого историка не представлен…»

И эта борьба не ушла в прошлое, продолжалась она и при советской власти, а ныне мы уже можем сказать, что все русофобские течения одержали сокрушительную (в том числе и для них самих) победу. После ухода прежнего главы русской исторической науки, последовательного антинорманиста, академика Б. А. Рыбакова, – активными сторонниками норманизма оказались чуть не все нынешние, занимающие заметные высоты российские славяноведы, как историки, так и филологи.

Норманскую теорию и ныне отстаивает и И. Н. Данилевский, выступающий в своём курсе лекций «Древняя Русь глазами современников и потомков (М., 1998) как против М. В. Ломоносова, так и против Б. А. Рыбакова. К примеру, он писал, что именно «химии адьюнкту» М. В. Ломоносову «принадлежит сомнительная честь придания дискуссии о происхождении названия «русь» и этнической принадлежности первых русских князей определённого политического оттенка». Разумеется, согласно сему историку, никакой политики нет в том, что само слово «русь» по происхождению объявляется не русским. Затем И. Н. Данилевский в той же монографии обрушивался с нападками и на «Велесову книгу».

Следовал сей же схеме нападок и известный лингвист А. А. Зализняк. Так, в частности, он заявлял: «Безусловно установленный фактом можно считать, что в IX–X веках термином «русь», или по-гречески «рос», называли скандинавов или норманов». И согласно мнению А. А. Зализняка, «Велесова книга» поддельна именно потому, что в ней русами или русичами названы именно русы, а не норманы и варяги («О Велесовой книге», М., 2008).

О подобных высказываниях норманистов академик Б. А. Рыбаков в своё время отзывался так: «Теории здесь нет; гипотезой это тоже нельзя назвать, так как преподносились эти выводы не как один из возможных вариантов, а совершенно безапелляционно, как явная и не требующая доказательств аксиома» (Б. А. Рыбаков, «Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков», М., «Наука», 1982).

Ныне не оставив камня на камне от русской истории, разгромив патриотический лагерь в исторической науке норманисты, и примкнувшие к ним византисты и хазароведы, по сути, лишились самого предмета изучения – русской истории.

Обо всех перипетиях борьбы норманистов и антинорманистов, западников и славянофилов здесь не скажешь, но один пример, в последнее время весьма актуальный, всё же стоит привести. Речь пойдёт далее о славянских памятниках языческой культуры, и прежде всего о самом знаменитом, и входящем у нас в школьные программы – «Слове о полку Игореве».

История с запоздалым признанием, а теперь и новым непризнанием, «Слова о полку Игореве» прекрасно иллюстрирует то, что происходило и происходит в России в области исторической науки, древнерусской филологии, да и культуры в целом.

Корни всех проблем сего памятника – в прошлом. Борьба вокруг его признания началась сразу же после его публикации. И тут особо отметим, что в начале XIX века одновременно с сим памятником древнерусской поэзии, воинской культуры, в России явились и предлагались к изучению и другие древнерусские памятники, в том числе и славянские рунические, среди коих ныне лучше всего известно и широко публикуется «Велесова книга», «Боянов гимн». Но тогда все они были опорочены, кроме «Слова» – памятника яркого, самобытного, однако из всех, содержащих также и «языческую» русскую поэзию, самого малого по объему.

Очевидной целью проводников антирусской пропаганды тогда, как и сейчас, было опорочить древнерусскую историю и культуру как таковые. Однако они были всё же хитрее нынешних фальсификаторов от истории. Они понимали, что признание всей русской истории, её памятников культуры, письменности сфальсифицированными своей абсурдностью грозило бы им лишением доверия со стороны власти, да и просто «хлеба насущного», ибо если нет предмета изучения – нет нужды и в самих историках и филологах.

Посему и избран был компромиссный вариант: значительная часть исторического наследия объявлялась поддельной, оставшаяся же часть была опорочена унизительными для русского национального сознания толкованиями, в рамках навязываемого тогда норманизма.

Причём рунические славянские памятники, как и чуть не всё, относящееся к дохристианской истории и культуре Руси, изымалось из научного рассмотрения, а то и просто уничтожалось.

Мало помогало и прямое покровительство царской фамилии исследованиям в области языческой истории и культуры Руси. Напомним, что в библиотеке Эрмитажа, в так называемой «русской комнате» с начала XIX столетия хранилось богатейшее собрание древнерусских рунических памятников, восходящих к знаменитой «Библиотеке Анны Ярославны». В него некогда входила и «Велесова книга», и далеко не только она (согласно каталогам, славянских рунических памятников было несколько десятков, а в целом эта руническая и тайнописная коллекция разных народов включала до трёхсот манускриптов).

Были изданы при прямом финансировании царской фамилии такие памятники языческой традиции, как «Боянов гимн», являющийся частью «Велесовой книги», новгородские оракулы, а также болгарская «Веда словена». Не жалели средства наши цари и на археологические раскопки, и на этнографические изыскания следов языческой старины, как в России, так и в иных славянских странах.

Однако, известно, что, когда император Александр III в очередной раз собрал учёных-источниковедов для изучения русской рунической коллекции, хранящейся в Эрмитаже, они были вновь объявлены «подделками антиквара А. И. Сулакадзева», о чём есть отчёт известного норманиста А. А. Куника в Российской национальной библиотеке.

Так, стараниями норманистов, русские руны и не вошли тогда в научный оборот. И уже в то время доступ к ним был крайне ограничен, а после революции они стали совершенно недоступны исследователям.

Следы сей рунической коллекции русских царей теряются в 1919 году. Тогда всё, что находилось в «русской комнате» Эрмитажа, была перевезено чекистами в организующийся тогда ЦГАОР (Центральный государственный архив Октябрьской революции), который ныне Госархив РФ.

И ныне мы работаем лишь с копиями сих (или подобных) рукописей, содержащих уникальные сведения о языческом прошлом русского народа, разными путями пришедшими к нам.

Казалось бы, «Слово о полку Игореве» имело более счастливую судьбу, ибо изучение его как раз и создавало в прошлом учёные имена, научные школы. Оно воспитывало патриотизм, издавалось миллионными тиражами, входило у нас во все школьные и университетские программы. Но одновременно продолжалась игра, начатая два века назад – так называемые специалисты по «Слову…» продолжали нападать на руническую коллекцию А. И. Сулакадзева, не только не публикуя её, но и уже вовсе не зная о том, что с нею стало с начала XIX века.

Всё вновь изменилось в наше неспокойное время. Хотя «Слово о полку Игореве» ещё не изъято из школьных и университетских программ, однако первые шаги к тому уже сделаны. И кем? Виднейшими в прошлом нашими «слововедами». Речь идёт о реанимированной ныне концепсии историка А. А. Зимина о «Слове о полку Игореве», как подделке XVIII столетия.

Книга А. А. Зимина «Слово о полку Игореве» (СПб., 2006) ныне самая фундаментальная из трудов скептиков. По-своему она честна и не бесполезна, многие вопросы, заданные в ней, требуют разрешения. И сии вопросы, разумеется, вполне разрешимы.

Так, на мой взгляд, главное заблуждение автора монографии в том, что он, предоставив свои доказательства вторичности и компилятивности памятника, не учёл то, что все средневековые памятники обладают этою чертой. Творческая компиляция, заимствование сюжетов, образов и речений в то время было самым распространённым художественным приёмом. И сам автор «Слова…» нередко прямо цитирует древнерусского певца Бояна, подражает ему, о чём и сообщает в поэме.

И, пожалуй, можно согласиться с выводом А. А. Зимина, основанным на подробном текстологическом анализе, что, скажем, и «Задонщина», описывающая Куликовскую битву, не является переделкой «Слова о полку Игореве», как считалось доселе. Но отсюда он сделал неверный логический вывод, что наоборот «Слово…» основано на «Задонщине…». Сей же вывод, не только более чем поспешен, но и абсурден логически. На деле, разумеется, «Слово…», как и утверждается самим его автором, основано на песнях Бояна. И на тех же древних песнях, а не на «Слове…» основана «Задонщина». Эти произведения восходят к более древним источникам, то есть к «Велесовой книге», «Ярилиной книге», «Белой Крынице и песням Бояна. И таким образом между «Задонщиной» и «Словом…» нет прямой текстологической связи.