Фронтовые повести - Адий Шарипов

— Черт знает что! — выругался он, с отвращением бросая ручку.

— Пиши-пиши, не болтай! — прикрикнул на него секретарь управы.

— Как только наши двинутся, нам же первым соседи головы поснимают!

— Глупости ты говоришь, — упрекнул своего ученика бывший учитель Михаил Тарусин, разбирая накопившиеся на столе бумаги. — Кому положено, те о нас все знают.

— А до того времени не укокают?

Не поднимая головы, Тарусин спокойно ответил:

— Могут.

«Шутит?»— удивился Сергей, поглядывая на невозмутимого чиновника. Но Тарусин не был расположен к шуткам.

— Не в дом же отдыха устраиваешься, — сказал он новоиспеченному полицаю. — Сам понимать должен.

— Да я ничего, — забормотал Сергей. — Обидно все же от своих гибнуть.

— Иди слушай, ступай! — поморщился Тарусин. — Некогда мне с тобой…

В тоне секретаря волостной управы прозвучали знакомые учительские нотки.

— С завтрашнего дня на работу, — предупредил он Сергея, когда тот направился к двери. — И учти — к начальству отвыкай соваться. А то привыкли: «Михал Андреич, Михал Андреич»… Я теперь для вас не Михал Андреич, а… словом, сам понимать должен. Власть переменилась! — Не выдержав, он подмигнул Сергею. — Трепет, трепет должны испытывать перед начальством! Ясно?.. А теперь — шагом марш! Когда понадобишься, сам вызову.

У секретаря управы забот по горло. Немецкие власти требовали исправного взимания налогов, присылали разнарядки на сбор среди населения теплых вещей, постоянно напоминали, что великой Германии требуются рабочие руки. День Михаила Тарусина проходил на глазах односельчан: он исправно нес свою службу. Однако с наступлением темноты, когда деревня погружалась в сон, секретарь управы собирал своих тайных единомышленников. Подпольная организация начинала действовать.

Михаил Тарусин начал сколачивание своей группы с того, что спрятал у себя радиоприемник. Собираясь у него по ночам, ребята слушали и записывали сводки Советского информбюро. Наутро полицейские с руганью сдирали со стен рукописные листовки, в которых рассказывалось о положении на фронте. Скоро таким же ревностным сдирателем собственных листовок стал и полицейский Сергей Стародубов.

Белая повязка помогла Сергею беспрепятственно посещать Велиславль. Той ночью, вломившись в уснувший домик Орлова, комсомолец Стародубов благополучно вынес драгоценную карту из города, пришел в Березовку и передал ее дальше по цепочке. Из партизанского отряда карта была немедленно переправлена на Большую землю и вскоре легла на стол Героя Советского Союза М. И. Громова, прославленного советского летчика, командующего воздушной армией.

В ближайшую же ночь небо над Велиславлем задрожало от гула тяжелых бомбардировщиков. Со стороны вокзала залаял скорострельный зенитный пулемет. Захлопали зенитки. По небу беспорядочно заметались щупальца прожекторов. Грозный гул надолго повис над городом. Затем послышались методические гулкие взрывы. Это рвались на аэродроме тяжелые бомбы. На этот раз смертоносный груз с советских бомбардировщиков ложился точно в намеченные цели. Горели казармы, высоко в небе полыхнуло пламя над складом авиационного бензина. На вспаханном бомбами летном поле взрывались заправленные, готовые к вылету тяжелые машины.

На город поползли клубы черного маслянистого дыма. Он смешался с густым султаном гари, поднявшимся над территорией вагоноремонтного завода.

Ночные налеты советских бомбардировщиков случались и прежде, и население Велиславля уже привыкло к глухим взрывам бомб, к стрекоту пулеметов и выстрелам зениток. Ничего особенного как будто не произошло и нынешней ночью. И лишь несколько человек, посвященных в тайну, с замиранием сердца прислушивались к звукам бомбежки. Вале казалось даже, что отдаленные взрывы на этот раз совсем не похожи на те, что ей приходилось слышать раньше. Ей мерещился скрежет искусно замаскированных целей, поражаемых тяжелыми фугасками. Она едва дождалась наступления дня.

Приготовив обед, Валя с нетерпением ждала вызова. И вот наконец подана генеральская машина. С привычной ношей, по привычной дороге Валя мчится на знакомую авиабазу. Однако то, что открылось ее глазам, ничуть не напоминало привычную картину.

Сегодняшний ночной налет причинил оккупантам огромный ущерб. Валя слышала, как сокрушались штабные офицеры. По их подсчетам крупная база стратегической авиации вышла из строя самое малое на неделю. И это в самый разгар боев у стен русской столицы!

Аскетическое лицо генерала Рихтера выглядело изможденным. Валя старалась не показываться ему на глаза. Она боялась, что ледяной взгляд генерала проникнет в ее мысли и угадает ее большую затаенную радость. Когда она своими глазами увидела разбитый аэродром, исковерканные самолеты, взорванные склады, Валя впервые ощутила глубокое удовлетворение, как человек, закончивший нелегкую, но чрезвычайно полезную работу.

Да, работа далась нелегко, но результаты были поразительными. В штабе говорили, что сгорело больше двадцати бомбардировщиков, примерно столько же серьезно повреждено. Несколько вражеских самолетов было сбито в тот момент, когда они собирались взлетать.

Обедая с офицерами штаба, генерал Рихтер выразил удивление, что на этот раз ни одной бомбы не упало на ложный аэродром. Офицеры удрученно молчали. Только один из них осторожно произнес:

— Да, похоже, что удар кем-то скорректирован…

Продолжения разговора Валя не слышала, но она поняла, что с нынешнего дня ее работа становится особенно опасной.

Удача подпольной организации, позволившая вывести из строя крупную базу стратегической авиации, насторожила гестапо. Привыкшие заглядывать в суть явлений, гестаповские офицеры нисколько не сомневались, что поразительная точность попаданий объясняется не чем иным, как незаметной, скрупулезной подготовительной работой. И в этом случае приходилось сделать неутешительный вывод: под самым носом немецких карательных органов русские сумели наладить весьма результативную деятельность своих разведывательных групп.

Если генерал Рихтер мог лишь констатировать разрушительную работу советских бомбардировщиков, то руководитель гестапо города Велиславля Зихерт обязан был обрисовать причины такого невиданного успеха русских. Берлин, как это сразу почувствовал Зихерт, реагировал нервно: последние месяцы на Восточном фронте не принесли ожидаемых успехов, и в той напряженной обстановке, которая складывалась под Москвой, важна была любая мелочь. А Зихерт, хоть и не считал себя армейским стратегом, все же прекрасно понимал, что значило вывести из строя целую авиационную базу.

Опыт прежней работы подсказывал руководителю гестапо, что на оккупированной территории неизменно поднимают голову силы сопротивления. Стремясь парализовать подпольную деятельность в самом зародыше, Зихерт с первых же дней установил в захваченном городе жесточайший террор. Он взыскивал и с жандармерии, и с окружной полиции, и все же, как пришлось убедиться, страх оказался бессильным подавить способность русских к борьбе. Зихерт вынужден был признать существование в городе девственных подпольных групп. Теперь предстояла долгая, изнурительная борьба. Начинался хитрый, неторопливый поединок. Зихерт был опытным гестаповцем и понимал всю тяжесть этого поединка. Полностью отдавали себе отчет в трудностях своей дальнейшей работы и подпольщики. Удачное начало воодушевило их, а вскоре разразилось событие, прогремевшее на весь мир.

Новый год гитлеровцы намеревались праздновать в Москве. Среди офицеров тылового штаба генерал-фельдмаршала фон Клюге, разместившегося в Велиславле, ходили разговоры о том, что войска группы «Центр» наносят последние сокрушительные удары по русской столице из районов Можайска и Серпухова. Немецкая солдатня горланила:

— Мы идем на восток, на восток!

Геббельсовская пропаганда подстегивала: «Солдаты! Последний удар — и за вами победа!», «Завоеватели мира! Ускорьте шаг! Фюрер приглашает вас в Москву!».

Способность русских к сопротивлению исчислялась днями. На восточный фронт прибыли сотни вагонов с вином из Франции и Германии. Счастливый миг победы ощутимо реял над полчищами стынущих в снегах захватчиков. Желанная цель была близка. В простой полевой бинокль немецкие офицеры разглядывали улицы осажденного города.

И вдруг над войсками, маршировавшими в свое время по городам Дании и Норвегии, по площадям Парижа, Гааги и Брюсселя, разразилась катастрофа. Случилось то, чего никто из гитлеровских стратегов не ожидал. Русский фронт, обескровленный, прижатый к самым стенам Москвы, ожил. Началось беспримерное наступление «чудом воскресшей» армии Советов.

Спесивый генерал фон Клюге под Малоярославцем едва не попал в плен вместе со своим штабом. Взбешенный, вернулся он в Велиславль. Его войска под мощными ударами наступающих неудержимо откатывались назад, панически отдавая города и села. Снова ожило шоссе, пропуская потрепанные в боях части «завоевателей мира». Через аэродром, кое-как приведенный в порядок, вывозили раненых и обмороженных офицеров.