Дурак космического масштаба - Кристиан Бэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я решил связать своими действиями противника. По словам Абио, повстанцы ожидали подхода ополчения Лорда Михала только на третьи сутки, чем мы и собирались воспользоваться, чтобы фундаментально испортить фермерам нервы. Задачу я рассчитал прямо как по учебнику: тревожить с разных сторон малыми группами, стараясь лишить максимального количества боевой техники, смещаться к горлу долины имитируя смещение на запад. Если мы что-то не придумаем, за ближайшие двое-трое суток, то объединённая армия повстанцев уйдёт на столицу, предварительно раздавив нас. И, вряд ли нам удастся запереть её, как они запирали нашу. Не идиоты же они? Но на всякий случай я послал разведчиков к выходу из долины, узнать, что там и как. Проснувшийся Абио мои действия одобрил. Из телохранителя он как-то автоматически превратился в военного советника. Я и не заметил, когда. Абио улетел на юг, а мы начали играть с фермерами в пятнашки. Армия повстанцев осела в окрестностях Дагалы. Местность была нам уже знакома.
А десантные шлюпки — быстроходнее флаттеров. Мы налетали небольшими группами, по 4–5 шлюпок, сразу с трёх-четырёх сторон, обстреливали повстанцев и удирали, путая следы. Фермеры боялись гоняться за нами по горам, и, стоило нашим шлюпкам юркнуть в каньон или ущелье, и погоня отставала. Нам даже удалось уничтожить
одну из больших импульсных установок, правда и сами мы потеряли в той "игре" две шлюпки.
Вернулся грантс через сутки. Лицо его, несмотря на ничего не выражающую маску, которую он носил не снимая, показалось мне озабоченным. Может, потому что я и сам был озабочен в тот момент — ранений, особенно ожогов, хватало, медики не
справлялись. Чтобы не попасть под импульсные удары, мои парни отключали щиты, но фермеры с успехом использовали и светочастотное оружие. Абио застал меня, занятого термобинтами и противоожоговым аэрозолем.
— Здесь есть кимат, — сказал он вместо приветствия. И пояснил: — Растение, стимулирующее заживление тканей. Я видел его в горах. Он позвал Тако и что-то быстро объяснил ему по-грантски. Потом покопался в своих вещах, достал травяную настойку и разбавил её водой. Отдыхать он не собирался.
— Видел нерадостное, — сообщил грантс, выгнав из палатки дежурного и велев не впускать никого. — Повстанцев — слишком много. У того, кого называют "лорд
Михал" — ещё примерно столько же людей. Кроме фермеров, там хватает и техников с малого материка. И вооружены они лучше. Правда, эти самодельные "бичи" — только здесь. Но там хватает полиспектральных лазеров. Мне показалось, что оружие — очень новое, только что с завода. И вряд ли его привезли с другой планеты.
— Ты не ошибся? — я присвистнул. Полиспектральный лазер — зараза, защиты от которой нет, и пока не предвидится.
— Честью мы с ними не справимся, — продолжал Абио. — Нужно убить лорда Михала. Другого выхода — я не вижу.
— Почему — ты? — спросил я, уже понимая, что он ответит.
— Вы командир. Если у меня не получится — будет ещё один шанс. А, лишив армию головы, разбить её легче. Лорд не терпит вокруг себя умных людей. Они его раздражают.
— Я не совсем тебя понимаю, — я сел над картой со свежими правками. — Здесь, –
я показал на карту, — у нас шансов так и так нет. Ну, убьём мы его, деморализуем часть повстанцев. Но даже то, что сейчас стоит возле Дагалы — нам уже не по зубам. Будь нас хотя бы в два раза больше… Ну, уничтожим мы второй бич. Но не выпустить из долины — мы и их не сможем.
— Великий мастер сказал, что ты всё сделаешь правильно. Думай. Моё дело — убрать этого "лорда". Слово лорд прозвучало с какой-то натяжкой.
— Тебя в нём напрягает что-то? — уловил я, наконец. Абио кивнул.
— Я долго лежал и слушал. Просто слушал. Ваш "лорд" из этих, "перерождённых".
Он употребил экзотианский термин. В империи это называлось реомоложение, когда телу давали путём медицинских манипуляций вторую молодость. Возраст лорда Михала предполагал не меньше трёх реомоложений, а, может, и все четыре. Значит, он уже стал, как и лорд Джастин, перерастать сам себя. То, чему учили грантские мастера, у несколько раз "перерождённых" начинало
просыпаться само. Но дисциплины этому дару они не знали. Просто лорд Джастин был от природы добрым человеком, а лорд Михал, похоже, порядочной гадиной. И его не направленный ни в какое русло дар просто давал ширину его гневу, так что ли? Я вспомнил свои неконтролируемые всплески… Лорд Михал был гораздо старше меня, мощнее и разнообразнее в проявлениях эмоций. К тому же он изначально принадлежал к экзотианской аристократии. Может, его всё-таки учили чему-то? Абио кивнул.
— Учили, — сказал он, делая глоток своего пахучего травяного напитка. — Он достаточно владеет эмоциями, чтобы направленно использовать их.
— Значит, он вроде лорда Джастина?
— Лорд Джастин пытается следовать законам древней веры, смиряя свой ум. Ум — моложе духа…
— Ум? — я сдвинул брови, не понимая, к чему он это.
— Только ум может оправдать всё, что угодно.
— Абио, ты говоришь со мной так, словно я хоть что-то понимаю. Я — не понимаю. Меня — не учили. Я, как случайный прохожий, вступивший на улице в какую-то липкую гадость. Единственное, что я запомнил — фразу мастера Энима: "Дух наш принадлежит добру, ум — злу, душа тени". Но и её я — не понимаю. Абио отхлебнул ещё. Какое-то время он смотрел в стену, словно бы читая что-то с бурого пластика палатки. Я уже думал, что он не ответит. Но он спросил:
— Как получилось, что вы в это "вступили", капитан?
— Я зашёл в эйнитский храм, хотел узнать… Уже не важно, что. Да и забыл я уже точно. Мы говорили тогда о предвидении событий…
— Эйниты — это те, кто поклоняется Матери?
— Да, Танати матум…
— Увидели силу души и решили показать ей путь? Дело редкое, но не невозможное.
— Генерал Мерис предполагает, что таким способом меня хотели убить.
— Не эйниты, — поправил Абио. — Последователи Матери не убивают. Возможно, тут был третий замысел. Какие-то люди могли подтолкнуть вас к храму, в надежде, что вы, так или иначе, пострадаете. Но Эйниты не могли планировать вашу смерть. В противном случае — я им не позавидовал бы… Я объясню, как смогу, — перебил он сам себя, видя моё всё возрастающее недоумение. У меня заломило в висках, и я стал растирать их пальцами.
— Я объясню, — повторил Абио. — Это трудно, но я попробую. Но кое-что нужно
будет просто запомнить, потому что это — необъяснимо. Запомните, капитан: внутри сторон всегда три. А снаружи — четыре. Человеческих — четыре. Он налил ещё травяного настоя. Достал и выложил на стол старинный грантский трехгранный клинок с бронзовой рукояткой, обмотанной полосками кожи… Простой такой на вид клинок. Две его боковые грани были заточены, а третья просто возвышалась горбом. На рукояти следы тщательно счищаемой патины.
— Это ритуальный кинжал. Когда уйду — я оставлю его вам. На сохранение, или на память. Смотрите: у ритуального кинжала — три грани. Всегда три. Но рука — держит его… Боковые грани — острые. Это — ум и дух. Между ними — не режущая грань — душа. Она и между, и дополняет любое из лезвий. Дух и душа в союзе — устремляют человека к тому, что не объяснишь умом. К
состраданию — ведь ум спросит, почему я должен за кого-то страдать? К жертвенной любви без требования взаимности. Ведь для ума такая была бы странной. Почему,
любя другого, не попросить чего-то и себе, спросит ум? Ведь это было бы разумно? И только дух — не спрашивает… Дух — левая грань ножа. Неразумная. У нас говорят — левая. У вас бы сказали — правая. Это — неважно. А вот, — он коснулся другой режущей грани клинка. — Грань ума. И снова душа — между. Душа и ум. Душа страдает, ум требует мщения, душа любит — ум требует взаимности… Наверное, со стороны это выглядело странно. В разгар боевых действий мы были погружены в сугубо философскую беседу. Но я слушал жадно. Абио наконец говорил так, что смысл не ускользал пока от меня.
— Я не говорю, что какая-то из граней — лучше, посмотрите, обе одинаково ранят. Но, у выбравших дух — одни пути, у выбравших ум — другие. Было время,
когда ножи делали только с одним режущим краем. Это было время духа. Пути духа — более старые, пути ума — моложе. Мы меньше знаем о них, и потому ранят они
сильнее… Хотя, (смотрите на клинок, капитан), ум и дух следуют рядом, но вышли они из разных глубин бездны. Зато рано или поздно — сольются на острие! Возможно, всё наше предназначение — это сдерживать вторую часть нашего я, чтобы не сломать раньше времени клинка. Мы, на Гране, сдерживаем ум, наши мастера полагают, что ум больше нуждается в сдерживании, как более молодая рана нашего
мира. Можно выбрать и серединный путь, как эйниты. Скользить вот здесь, по грани души. По ней можно провести пальцем и не пораниться. Эта сторона не ранит сама по себе. Но, развившие чувствительность до невообразимых пределов — убивать не могут. Они так остро переживают сущее, что, скорее всего, убивая — умрут вместе с вами. Вот и всё. Три стороны. И острие. Три извечных. И четыре — для нас.