Вор и убийца (СИ) - Флейм Корвин

— По слухам, к Дорноку стекаются все, кто собирается сражаться с огсбургцами. Будем воевать и ждать наших с юга. Король Герард так просто не сдаст Загорье!

Я навострил уши. Он назвал Дорнок. Не подвел ли меня слух?

— Дорнок? — решив убедиться в верности услышанного, я встрял в разговор. — Это город?

Трое драгун пожали плечами почти одновременно. Ответил мне солдат с бульдожьей мордой:

— Губошлеп сказал, что к северу от Дорнока только серебряные рудники, орочьи стоянки да Запустение, а по величине Дорнок с Аймунт будет.

Размер Аймунта мне ничего не говорил. Зато я узнал, куда горцы намереваются следовать, а, значит, туда идем и мы: Велдон сказал, что уходим от Бранда с отрядом лесника. Наконец-то удача! В последнее время она редко улыбалась. Планы горцев совпали с моими целями! К тому же идти с отрядом Андара разумно: в Загорье ночью имеет значение, сколько вокруг вооруженных человек.

С громким треском обвалилась крыша избы. Языки пламени перекинулись на сараи. Люди уставились на погибающий в огне дом многих поколений семейства Андаров. Вокруг нас сгустилось безмолвие, нарушаемое только треском сгорающего дерева и карканьем воронья.

Хриплый возглас Губошлепа вывел из оцепенения. Пора уходить! Что верно, то верно. Я с беспокойством оглядел окрестности: пока тихо и никого кроме нас, но огсбургцы или их орки могли показаться в любое мгновение.

Горцы смогли завладеть девятью лошадьми имперцев, остальные разбежались или пали. Двух кобыл, рыжую и серую, отдали для Брендона: меж ними устроили носилки для раненного. Семерых других животных навьючили трофеями и остатками припасов, вынесенных с хутора, а также нехитрым скарбом лесника его дочери, что те взяли с собой. Через круп крайнего в импровизированном караване жеребца горцы перекинули своего мертвого.

С рейтарским полковником, кстати, наметились проблемы, огбургец вздумал проявить геройство. Он наотрез отказывался вставать и идти. Схватив за козлиную бородку, Губошлеп выкрикивал в его лицо угрозы. Граф мычал от боли, но и только. Со связанными за спиной руками, в шерстяном камзоле с надорванным у плеча рукавом, безоружный, с непокрытой головой. И несломленный.

Пол посмотрел на Велдона, словно ища поддержки. Монах лишь устало пожал плечами. Лесник обернулся к имперцу, физиономия горца исказилась злобой, он дважды вмазал по лицу пленника, разбив тому губы. С бородки имперца потекла вязкая кровь, но взгляд, поднятый на горца, по-прежнему полон надменного презрения.

— Бросьте его на лошадь! — раздраженно велел своим людям Губошлеп, в сердцах пнув по ботфорту полковника.

— Погодите! — махнув горцам рукой, Тейвил тяжелыми шагами направился к графу.

А я снова посмотрел на поля и пустую дорогу. Пока еще пустую! Времени на возню с имперцем нет!

— Имя! — что было мочи заорал Ричад, наклонив покрасневшую от натужного крика морду к лицу имперца. — Имя! Как зовут? Имя назови! Имя!

Тейвил ревел, не переставая, и, схватив имперца за плечи, начал трясти его, как тряпичную куклу. Рядом с рослым лейтенантом, стоявший на коленях граф выглядел щуплым подростком.

— Имя!

Да что он делает, дьявол его побери! На кой Тейвилу имя этого графа!

— Имя! Назовись! Имя!

Барон сжал шею пленника своей левой медвежьей лапой, перестав трясти его другой рукой. Он что, задушить его собрался!

— Имя!

В правой руке Тейвила появился нож, одно движение — и лейтенант срезал огсбургцу мочку левого уха. От неожиданной боли граф отчаянно взвыл! По его левой щеке потекли струйки крови.

— Имя!

— Генрих Георг фон Геринген! — сдавленно ответил имперец.

— Поднимайся!

Граф покорно встал на ноги.

— Будешь идти? — вдруг негромко и совершенно спокойно спросил Тейвил.

— Буду, — промычал имперец, затравлено, снизу вверх смотря барона. Ричард выше его на голову.

Тейвил словно потерял к пленнику интерес. Подойдя к отступившему от пленника Андару, лейтенант произнес:

— Он пойдет. Развяжите ему руки и дайте какую-нибудь тряпку, пусть к уху приложит. Сегодня он не сбежит.

Глядя на барона с явной опаской, Губошлеп поспешно кивнул. Тейвил сломал волю человека всего за дюжину ударов сердца. По меньшей мере, до захода солнца имперец рыпаться не надумает.

— Вино осталось, купец? — криво ухмыльнувшись, спросил у меня барон.

— Увы, кончилось.

Я не мог разглядеть или почувствовать, что сейчас пряталось за улыбкой барона, а в голове крутился прозвучавшей в брандской темнице вопрос Велдона палате Тайных дел.

Скоро, теперь уже без промедлений, мы тронулись в путь. Небеса благоволили нам — имперцы так и не появились. Примерно в двух лигах от хутора свернули на лесную тропу и, наверно, уже с час месили сапогами жижу из грязи, талой воды и древесной ветоши. Мокрый, сходящий снег наполнял лес сыростью.

Лошади шли в голове длинной цепи отряда горцев, чтобы меньше вязнуть на раскисшей тропе. Большая часть людей ступали следом, в том числе и я с Тейвилом. Немного знобило, поэтому перевязал на шее шарф и посильнее натянул черную шляпу, чудом не потерявшуюся в передрягах после капеллы святой Берты. Тейвил тоже утеплился, накинув на голову капюшон своего плаща. Погода неуютна, и мы кутались в одежду, чтобы почувствовать себя лучше. Эх, в хорошую бы таверну сейчас, к теплому очагу, подогретому вину и тарелке с горячим мясом!

Впереди брел пленный огсбургец, его отделяли от барона две горские спины. Инквизиторов, Пола и его дочки не видать; вероятно, они в начале колоны. Хотя нет, вру, вон отец Томас. Стоит, положив левую ладонь на свой драгоценный дорожный ящичек, ждет кого-то.

— Я жду тебя, Гард, — произнес церковник, когда мы поравнялись.

— Святой отец, я в вашем распоряжении, — не слишком учтиво буркнул я. Чего ему надо? Усталость начала брать верх и надо мной. Если надо идти, то хотелось бы идти молча.

— Нужно поговорить наедине, это важно. Подождем, пока все пройдут, — в голосе Томаса Велдона прозвучала взволнованность или только показалось?

Отряд прошел мимо, мы остались в дюжине шагов, от ступавших последними наемников в полосатых куртках. Прежде, чем начать говорить, инквизитор глубоко вздохнул. Он определенно не в своей тарелке.

— Я назвал её Лилит. Дабы всегда помнить о грехе, коему поддался.

— Кого её?

— Дочь Андара. Только… — слова давались Велдону с явным трудом, — она не его дочь. Она моя дочь!

— А Губошлеп? — выпалил я. Вот так поворот!

— Это долгая история, — Велдон смотрел куда-то мимо меня. — Он воспитывает Лилит как собственное дитя и любит её как свою, но речь не о том.