Три столицы - Василий Шульгин

Председатель: Я уже несколько раз предлагал вам говорить ближе к делу.

Подсудимый: Я стараюсь всеми силами, ибо очень ценю, что вы даете мне высказываться с большой свободой. Но свойства самого предмета таковы, что он по необходимости втягивает в себя соображения из всех областей человеческого духа. Ведь дело идет о борьбе двух миров, двух миросозерцаний… Чтобы это показать, необходимо предварительно очистить всю шелуху, которая скрывает самое существо дела. К такой шелухе я отношу даже еврейский вопрос, который, несмотря на колоссальную относительную важность его для судеб человечества, все же делается маленьким перед вопросами еще большего и несравненного значения. И, чтобы это показать достаточно ясно, я принужден заявить вещь, которая покажется многим странной. В этом основном нашем споре я защищал, защищаю и буду защищать до последнего издыхания именно двух евреев: Моисея и Иисуса Христа — против Карла Маркса…

Председатель: К существу дела…

Подсудимый: Здесь мы и добрались до самого существа дела! Два еврея, из которых один по учению нашей церкви был величайший пророк, а другой Сын Божий, создали вместе одиннадцать заповеде й… То, что провозглашение этих величайших доктрин досталось на долю народа, тысячелетия ненавидимого другими народами, есть явление, полное глубочайшего и таинственнейшего значения… Но останавливаться на нем я не хочу, ибо стою перед лицом смерти, за порогом которой я узнаю многое, чего не понимаю сейчас. При жизни я полагаю необходимым высказать, что в этих одиннадцати аксиомах, из которых последняя — «любите друг друга», заключены основные положения человеческого общежития. Кто захочет отступить от них, тот готовит миру величайшие бедствия. А это именно, следуя учению Карла Маркса, вы сделали. Ибо то, что вы называете «социализмом» и «коммунизмом», есть на самом деле только восстание против Моисея и Христа. Ваше учение чисто негативное, оно не содержит в себе никаких положитель ных доктрин. Все его содержание исчерпывающе вмещается в знаменитом лозунге «Отречемся от старого мира». Да старый мир, даже в тех случаях, когда по внешности он отрицает всякую религию, все же исповедует одиннадцать заповедей, ибо на них стоит право, не только «Божеское», но и так называемое «человеческое». Вся юриспруденция, все законодательства, все права и всякое право — гражданское, уголовное, государственное… Одиннадцать заповедей исповедывали язычники-римляне, создавшие «римское право», их держится на наших глазах «атеистическая» французская да и всякая иная республика… Из них, из одиннадцати заповедей, проистекает всяческая мораль, всякая нравственность… На них покоилась рыцарская честь, с течением веков видоизменившаяся в буржуазную «честность». Ту честность, без которой, между прочим, невозможен кредит, тот кредит, отсутствием коего вы так страждете. Они, одиннадцать заповедей, лежат в основе всей человеческой истории. И если люди от полузвериного состояния пещерного периода дошли до той высоты развития, на которой их застало начало XX века, то это исключительно потому, что, постоянно отступаясь, «впадая в грех», но и постоянно «раскаиваясь», мир все же в общем держался одиннадцати заповедей… Он никогда не поднимал открытого бунта против этих основ… Последний раз это сделал черт, за что он, по выражению Виктора Гюго, «сорок тысяч веков летел в преисйоднюю»…

Но вам лавры Сатаны не давали спать. Однако, как и он, вы не могли придумать, с позволения сказать, —   ни черта, кроме голого нигилизма. Меня лично в особенности угнетает убожество этой негативной системы. Если Бог устами мудрецов, пророков, святых повелевает поступать так, а не иначе, то в силу этого одного факта вы будете требовать обратного! Элементарность этого духа противоречия напоминает сноровившуюся лошадь, которая на все доводы разума — «бьет задом»…

Председатель: Призываю вас к порядку!..

Подсудимый: Между тем, худа ли она, хороша, нравится или нет, но Божественная система есть система. Ее достоинство уже в том, что она в течение тысяч лет сводит концы с концами. Все человеческие союзы (государства, народы, расы), которые руководились деистическими системами, неизменно достигали высших ступеней благополучия и, обратно, падали в ничтожество, как только от них отступали. Если же некоторым недоучкам, вроде Карла Маркса, показалось, что мир идет недостаточно быстро по пути совершенства, то разве из этого следовало, что необходимо в слепой ярости уничтожить именно то, что было единственной причиной его движения. Если автомобиль мчится недостаточно быстро, то что сделает разумный шофер? Исправит недостатки конструкции в машине. Но только сумасшедшему может прийти в голову сумасшедшая мысль для ускорения скорости уничтожить дорогу, по которой он едет. Это именно сделали те, кто взорвал — «одиннадцать заповедей». Они уничтожили путь, рельсы, по которым движется человечество…

Каковы же эти рельсы?

Если не дать ответа на этот вопрос, то все, что я говорил до сих пор, будет ни к чему… (Голос: «Так и останется!» Другой голос: «Дайте говорить — этот бред любопытен».)

Подсудимый: Да, вы правы, — этот бред любопытен хотя бы потому, что когда «бредовое» мировоззрение сменяется «реалистическим», то люди в несколько лет проходят путь, который они совершили в течение тысячелетий, только — в обратном направлении, то есть из людей реставрируются в орангутангов, что и имело место в России, под вашим просвещенным водительством…

Председатель: Подсудимый, приглашаю вас, не отвечая на возгласы с мест, держаться вашей темы. Предлагаю публике сохранять спокойствие, в противном случае мне придется очистить зал. Продолжайте вашу речь.

Подсудимый: Я постараюсь быть как можно кратче и не вызывать «злого духа из бутылки». Моя задача вовсе не раздражение страстей, а как раз наоборот. Я хочу установить полное понимание для того, чтобы вы могли поступить обратно Красновской формуле, а именно: все поняв, —   ничего не простить… Вы не можете меня простить и по очень простой причине: хотя вы меня судите, но это только одна видимость, ибо в этой зале есть только один человек, кто может сказать о себе: «Я победил», и этот человек — я… (Голос: «Совсем записки Поприщина!»)

Подсудимый: И это я сейчас докажу. Но прежде я должен установить, против чего вы пошли. Заповеди учили: «Аз есмь Господь Бог твой»… (Голос с места: «Знаем! Слышали!»)

Подсудимый: Слышали. Слышали звон… да не знаете, в чем он — звон церковный… Не знаете, что этими простыми словами с души человеческой снимается самый тяжелый груз: мысль о бесцельности человеческого существования. Внутренний инстинкт побуждает человека жить, но проснувшаяся мысль спрашивает: к чему? зачем? И заповедь отвечает: затем, чтобы идти к Богу, ибо «Аз есмь», Я существую, —   Господь Бог твой! Я существую, и ты, усталый, обременный жизнью человек, придешь ко Мне. Я существую, и потому все твои страдания и горести только ступени вверх, то есть ко Мне. И потому страдания — не страдания. Это только способ стать лучше. Посмотри на гранильщика алмаза: то, что делает он с камнем, чтобы сделать его прекрасным, то самое делает страдание с твоей душой. Если хочешь быть лучше, ты должен выстрадать положенное. Но зачем «быть лучше»? Затем, что если не будешь совершен, не можешь прийти к Богу, то есть к счастью, которого жаждет твоя душа. А счастье, вечное блаженство есть, оно существует! Ибо существую Я, твой Творец, о котором сказано: «Аз есмь Господь Бог твой»…

Душа человеческая боится смерти. Она не вмещает ужасной мысли о том, что «меня не будет». И заповеди говорят: «Неразумное дитя, чего ты боишься? Ты не можешь умереть, ибо ты вечен, ты всегда был, и всегда будешь, ибо ты есть частица Того, кто тебя создал, а Он есть! Не сказано ли: «Аз есмь Господь Бог твой»…

Человеческое сердце привязывается к себе подобным, мысль об их смерти еще более тяжела, чем мысль о собственном «конце». И заповеди говорят: конца нет! И утешают словами поэта: «Встретимся мы скоро в неведомой стране». Смерти нет, есть разлука, на несколько лет, которые — мгновенье перед вечностью. А вечность это и есть Господь Бог, «иже еси на небесех».

Идея вечности сама по себе глубоко моральна. Отрицание вечности роковым образом влечет к некоему мировому наплевательству. Самый аморальный человек был, по-моему, тот французский король, который провозгласил доктрину: «После меня хоть потоп». Потоп и разразился в виде французской революции, но тем, кто с высоты престола занимался насадительством кокоточной идеи «день, да мой», можно сказать: «Пожинаете то, что сеяли». Только вечность дает правильную ориентировку, как и бесконечно далекая звезда. Путник, который идет по звездам, не собьется с пути, но тот, кто бежит за болотными огоньками, в болото и попадет, — так говорил Столыпин. И это понятно. Только «звездное чувство» дает возможность человеку сообразовать свое поведение с основами мироздания. Звездное чувство иначе называется ощущением греха. Что такое грех? Грех есть Поступок, не соответствующий вечным целям. Таким образом, ощущение греха тесно связано с понятием вечности. А вечность, заключая в себе нечто, что мы одновременно и ощущаем и нет; представляем и в то же время не можем себе представить; понимаем и через мгновенье не вмещаем в разум, — есть та дверь, через которую человек засматривает в то неведомое, но существующее, что есть Господь Бог, который устами Моисея сказал сам про себя: «Аз есть»… (Голос: «Довольно вздора!»)