Алиедора - Ник Перумов

Добрая воля… ага, ждите, как же…

— Тогда я тебя покину на время. Вижу, ты устала, измучена. Поспи, доньята. Одеяла вот здесь…

Она проспала весь остаток дня, всю ночь и всё следующее утро. Отряд големов стоял, негромко переговаривались погонщики, иные, отвинтив болты и сняв броневые плиты, копались во внутренностях железных солдат.

Появился вчерашний маг, идеально выбритый и умащенный благовониями.

Словно на свидание собрался, невольно мелькнуло у Алиедоры.

— Как спалось? Надеюсь, что хорошо. — Он слегка поклонился, изысканно-светским манером взяв Алиедору за кисть и целуя воздух возле самой её кожи, как велел кодекс утончённой куртуазности. — Я получил срочные известия от Высокого Аркана, благородная доньята. Боюсь, что нам придётся начать немедленно. Дело не терпит отлагательств. Буду с тобой откровенен, как и вчера: Гниль всерьёз угрожала резиденции верховной коллегии. Коллегианты, как самые сильные маги Аркана, дали должный отпор, но мне предписано немедля приступить к дознанию. Ибо в Навсинай мы прибудем ещё очень не скоро. Мой походный арсенал доступных средств не столь богат, как хотелось бы, — он развёл руками, — но я постараюсь. Ты не ела? Хорошо, ибо эти процедуры следует проводить на пустой желудок.

Означенный орган Алиедоры немедля скрутило судорогой.

— Идём, идём, — торопил маг.

Алиедора потащилась — молча, на вид покорно.

Големы Навсиная. Големы Навсиная были в союзе с Семмером, защищали его от северян. Враги. И они должны заплатить.

Невольно она вновь потянулась в глубь себя, туда же, откуда черпала силу открывать дороги в сплошном камне и для многоножек, и для лялек— сама не зная, как это делает, как не знает обычный человек, как именно он поднимает руку или ногу. Алиедора потянулась — и встретила пустоту. Не глухую стену, которую можно надеяться сломать, разбить, устроить подкоп, — но настоящую пустоту, где копай хоть сто лет, ничего не сыщешь.

— Нет-нет-нет! — всполошился адепт. — Не сейчас, пожалуйста. Мне надо закончить приготовления…

У обочины заснеженной дороги красовался настоящий домик, собранный, похоже, големами за считаные часы. Там топилась походная печка, было тепло, даже жарко, и в самой середине красовался здоровенный стол, весь изрезанный и истыканный, покрытый жуткого вида грязно-бурыми пятнами, а вдобавок ещё и снабжённый четырьмя выразительными петлями из широких ремней — привязывать жертву, чтобы не дёргалась.

Алиедора дёрнулась… И испугало её даже не ожидание боли — память милосердна и заставляет забыть о пережитой мýке, — а чёткое, холодное, словно ледяная гора, осознание, что это — конец.

Для варваров она была дремлющей каплей крови великого Дракона, и дорога, по их, варварским опять же, представлениям, лежала только через боль; маги Высокого Аркана хотели её не возвысить, но уничтожить. Метхли бил доньяту кнутом, но то, что ей приуготовили здесь, было хуже, много хуже.

Она больше не избранная. Неведомые силы больше не явятся по её зову, и одно это заставило Алиедору мучительно застонать сквозь сжатые зубы. Она — просто никто, обычная девчонка, всё заёмное могущество ушло в единый миг — как обычно и теряется всё не своё.

Не своё. В этом всё и дело. Ей рассказали красивую сказку, дали поиграть, попользоваться сказочным могуществом — а потом всё забрали обратно, обидевшись, словно капризные дети. Да и то сказать, зачем этим великим силам какие-то там «избранные», если они настолько всемогущи?

Значит, не всемогущи. Значит, есть что-то, не доступное даже им. И потому им потребны люди, такие, как она, Алиедора.

Прекрасный вывод, но что же дальше?

А дальше, видела она, только одно — покрытый пятнами засохшей крови пыточный стол. И пробирающий до самых печёнок ужас, какого никогда ещё не чувствовала раньше.

Лоб, щёки, шея, плечи, руки — всё стремительно покрывалось холодным потом, а ноги отказывались двигаться. Маг заметил, очутился рядом, как бы даже успокоительно взялся за запястье:

— О да, понимаю, что ты подумала, но ведь тело твоё может повести себя совершенно непредсказуемо, поэтому меры предосторожности — для твоей же безопасности…

Он что-то говорил, тянул доньяту за руку, а у неё даже не было сил вырваться. Маг деловито и ловко накидывал ей на запястья ременные петли, а Алиедора словно пребывала во сне.

И лишь когда чародей, окончательно уверовав, что воля пленницы сломлена, чуть ослабил хватку, Алиедора в последний раз попыталась восстать.

Это походило на мгновенную, обжигающую вспышку ярости. Когда внутри всё охватывает испепеляющим пламенем, когда ты уже не рассуждаешь ни о чём и ничего не боишься.

Маг не успел как следует затянуть петли. Потная, скользкая рука доньяты высвободилась и прежде, чем чародей перехватил её, ткнула его костяшками пальцев в горло.

Адепт захрипел, согнулся, выпучив глаза; Алиедора метнулась к выходу. Подпереть бы дверь, да нечем.

И бежать, бежать, бежать!

Вокруг спокойно погромыхивали големы, их погонщики по-прежнему возились в нутре нескольких, другие железные болваны, время от времени выпуская струйки пара, или медленно шагали вокруг лагеря, или просто стояли — чтобы видеть всё, им не требовалось поворачивать уродливое подобие головы, потому что красные буркалы окружали её сплошным кольцом.

Алиедора побежала. Слепо, не разбирая дороги, словно ушкан, преследуемый хищником.

Сзади что-то хлопнуло, что-то свистнуло над головой. Загрохотало, заскрежетало железо, стальные слуги Навсиная заметили беглянку.

Холодный воздух словно застывает в горле, не вдохнуть, не втянуть в себя. Грудь разрывается, остро колет в боку — на пути возникают какие-то тёмные фигуры, Алиедора мчится прямо на них, уже видя острые верхушки шлемов, торчащие копья; вроде бы не дерранцы и, уж конечно, не големы.

Она промчалась насквозь через этот строй — однако никто даже не попытался её перехватить.

Доньята оказалась за спинами густых шеренг, в промежутке между первой и второй волнами атакующих, явно надвигавшихся на лагерь навсинайцев, — и никому до неё не было никакого дела. Алиедора задыхалась, бежать дальше она не могла, ноги сами подкосились; и, почти рухнув на снег, она смогла наконец разглядеть этих мерно шагавших и совершенно не обращавших на неё внимания воинов.

Серые неподвижные лица под высокими островерхими шлемами. Кривые мечи, тяжёлые копья, какими можно остановить тяжеловооружённого рыцаря.

И запах. Странный, сладковатый, совсем не похожий на привычную кислую вонь Гнили. Запах… тления? Остановленного заклинанием, но не обращённого вспять?