Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги - Тарас Шевченко

Сейчас я в Нижнем-Новгороде, на воле — на такой воле, как собака на привязи [14]… Так вот, чтобы увидеться нам, я и надумал, сидя тут: не найдется ли под Москвой какое-нибудь село, дача, хутор с добрым человеком? Если есть у тебя такой человечек с теплой хатой, напиши мне, батьку, брате мой родной! А я и приеду, хотя бы на один день, хотя бы на один часок. Сделаем так, мой славный друже! А какой бы я тебе гостинец привез к празднику — вот уж гостинец, так гостинец! Посоветуйся со своим мудрым сердцем, мой друже единый! И если можно будет увидеться нам и поколядовать на этих святках вместе, — поколядуем. А следующего года, бог весть, дождемся ли. Извини мне, сердце мое, откровенность и, если что-нибудь придумаешь, напиши, а покамест оставайся здоров и весел и не забывай искреннего твоего друга и поклонника

Т. Шевченка.

Адрес: в Нижний-Новгород. Его высокоблагородию Павлу Абрамовичу Овсянникову.

Не писал ли тебе чего-нибудь обо мне старый кошевой из Черномории — Яков Герасимович Кухаренко? Я еще из Новопетровского укрепления послал ему кое-что и просил с тобой поделиться, да до сих пор нет от него никаких известий.

101. М. М. Лазаревскому

— 18 ноября *{824}

Милый мой друже! Позавчера черту нечего было делать, так он носил меня в Балахну, едва ли не тридцать верст от Нижнего, а Федор именно в этот день и проехал через Нижний. И чтоб ему было подождать до завтра. Нехороший он, поцелуй его за меня.

Письмо твое, наскоро писанное, я получил{825} и благодарю тебя за него, а то уж я думал, что ты, упаси боже, заболел. Ты пишешь, получил ли я отставку из Оренбурга. Получил. Чистую получил. А еще до получения этой мерзкой отставки писал я графине Н[астасии] И[вановне] и графу Ф[едору] П[етровичу] письма. Не знаю, получили ли они их, или нет. Узнай, будь добр, и напиши мне. И напиши мне, хорошо ли я написал письмо графу Ф. П., ведь я на такие изысканные письма не большой мастер. Да не забудь спросить у графини Н. И., был ли у нее с моим поклоном Сапожников.

Поблагодари доброго и умного Кулиша{826} за его «Черную раду» и за «Записки о Южной Руси». Я уже второй раз читаю «Черную Раду» и, прочитав, напишу ему прездоровенный мадригал. А покамест, послал я ему с Баренцевым «Солдатов колодец» и «Чернеца». А если бы знал, что он получил от Щепкина, то послал бы что-нибудь другое, у меня много кое-чего, только все недоработанное. Ежели застанет это письмо Варенцова в Петербурге, то перешли мне с ним наши народные думы, изданные Метлинским. Или хотя бы по почте перешли, потому что я еще и не видел этой хваленой книги.

Нарисовал я карандашом для тебя свой портрет, да не с кем переслать его, а по почте боюсь, сотрется. Думал переслать с Федором, так черт, враг добрых наших помышлений, видишь что сделал.

Пишет мне старик Щепкин, приглашает к себе в гости — на праздники. В самую Москву мне ехать нельзя, так он приглашает меня к своему сыну на хутор, где-то под Москвой. Я жду от него на днях письма, он мне напишет, где этот хутор и когда можно туда приехать. А что если б, взяв Кулиша да Семена с собою, и ты приехал на тот благодатный хутор. Очень хорошо было б. Я тебе напишу, как получу от старика письмо. А пока прощай, не забывай великой просьбы твоего искреннего

Т. Шевченка.

18 ноября [1857], Нижний-[Новгород].

102. М. С. Щепкину

— 5 декабря *{827}

5 декабря 1857 г. [Нижний-Новгород].

Спасибо тебе, богу милый мой друже, за твои сердечные, ласковые письма. Спасибо тебе за приглашение в село Никольское, а к тому же трижды спасибо тебе зато, что ты хочешь сам приехать в Нижний. Вот как бы ты хорошо сделал, ежели б приехал! Тут бы тебя, преславного, на руках носить стали твои бесчисленнные поклонники. Счастливый ты, очень счастливый, мой славный, мой великий друже! Все тебя видели, все до единого русского человека, все тебя знают и с любовью повторяют «твое обаятельное прославленное имя».

Сегодня был у меня Вл[адимир] Ив[анович] Даль; я показал ему письмо твое. Обрадовался старик, прочитав, что ты хочешь приехать в Нижний. Низенько кланяется тебе Вл. Ив. и сердечно просит не менять доброе намерение. На той неделе начнутся здесь дворянские выборы, уже начали собираться уездные баре, так, может, ты решишь показаться им на здешней сцене. Вот бы порадовал их хуторянские души, а мою искреннюю, любящую тебя душу перенес бы прямо на небо. На этот случай я виделся с директором Нижегородского театра, с г. Варенцовым, спрашивал его об условиях, и он сказал мне, что «согласится на условие, какое ты ему предложишь». Чудак был бы, ежели б не согласился.

Добрый мой друже, ты спрашиваешь, много ли у меня денег? Очень, очень мало, мой друже единый: негде взять. Стал рисовать карандашом портреты, и что же — нарисовал три портрета, да и сижу сложа руки. Без столицы художник — рыба без воды. Плохо, очень плохо в этом Нижнем. Граф Федор Петрович обещает мне «выхлопотать позволение жить в столице». Вот, ежели б ему бог помог, «ожила б тогда моя душа одинокая при виде великих произведений божественных искусств»! А тем временем, а тем временем… ты приедешь сюда, и я погляжу на тебя, погляжу как на всемирную галерею, как на всемирный театр и забуду хоть на час свое неусыпное горе.

Денег мне бы хватило, чтоб съездить в Никольское и вернуться, да не в этом дело. Не я один прошу тебя приехать сюда, а все добрые и умные люди просят тебя, — а их тут немало-таки. Старик Улыбышев, тот самый, который написал биографию Бетховена, не пропускает ни одного спектакля: так искренне любит театр; и увидев тебя, он, старик, как малое дитя зарыдает, — и разве он один?

Решись, друже мой великий, на то, о чем тебя прошу и, решившись, напиши мне хорошенько, когда тебя ждать к себе. Я сегодня же пишу и Кулишу: может, и он заедет за тобою, да вместе и приедете, мои гости дорогие. А увидишь моего давнего друга В[арвару] Н[иколаевн]у Р[епни]ну, передай ей привет от меня, мой друже единый, да в письме своем напиши ее адрес. Прощай, мое сердце! Пусть тебя бог милует и хранит во славу великого святого искусства. Не отринь же просьбы любящего тебя друга

Т. Шевченка.

Кулиша не надо ждать: может, он и не поедет, а мне б с ним очень-очень надо было б повидаться. Напиши, пожалуйста, и ты ему, может, он тебя — отца нашего — лучше послушается. Постыдится не послушаться.

Как приедешь, тотчас же пришли почтальона на квартиру Овсянникова, чтобы тебе не беспокоиться о помещении.

Не взял ли бы ты с собой рукопись «Москаля-чаривника»? Тут есть прехорошая дивчина и талантливая артистка, Пиунова. Может, вы с ней запузырили бы этого «Чаривника» на удивление нижегородским людям.

Поцелуй старого Максимовича за меня, и почему он не шлет мне свое «Слово о полку Игореве»?

Еще один Р. S. Уже понес я было это письмо на почту, да встретился мне старый Улыбышев{828} и просил передать от него глубочайший поклон и просит тебя, чтобы ты приехал прямо к нему на квартиру.

«Москаль-чаривник» есть тут печатный. И Пиунова сегодня принялась учиться по-нашему говорить. Обрадовалась дивчина — даже заплакала.

103. П. А. Кулишу

— 5 декабря *{829}

5 декабря 1857 [Нижний-Новгород].

Спасибо тебе, богу милый друже мой великий, за твои очень хорошие подарки и, особливо, спасибо тебе за «Черную раду». Я ее уже дважды прочитал, прочитаю в третий раз и все-таки не скажу ничего, кроме спасибо. Хорошо, очень хорошо ты сделал, что напечатал «Черную раду» по-нашему. Я ее прочитал и в «Русской беседе»{830}, и там она хороша, но по-нашему лучше. Умный, очень умный и сердечный эпилог вышел; только ты слишком уж, даже чересчур, подпустил мне благовонных курений; так много, что я едва не угорел.

Не знал я, что ты получил от Щепкина «Солдатов колодец» и «Чернеца», не то я послал бы тебе что-нибудь другое. У меня много кое-чего собралось за десять лет и не знаю, что мне делать с этим, как это все пустить в люди.

Спасибо тебе за «Наймичку»{831}. Не найдешь ли у панночки-хуторяночки в альбоме моего «Ивана Гуса»? Хорошо было б, если б нашел, а то жалко будет, ежели пропадет.

Что за удивительный, оригинальный человечище Л. Жемчужников{832}! Поцелуй его за меня, как увидишь. Еще вот что. Много ли у тебя подписчиков на «Записки о Южной Руси»? Боже мой, как бы мне хотелось, чтобы ты сделал свои «Записки о Южной Руси» постоянным периодическим изданием на манер журнала. Нам с тобою надо б как следует поговорить о сем святом деле. Сделай ты вот что. Старый Щепкин на той неделе хочет ко мне приехать в гости; а если бы и ты, молодой, заскочил за ним в Москву, да вместе и прилетели бы ко мне. Очень, очень хорошо вы сделали бы, други мои искренние! Тут бы мы посоветовались со старым артистом и насчет твоих «Записок» и насчет моего ничтожного имущества. Прилетай, мой голубе сизый, хоть на неделю, хоть на один день. Может, Варенцов не выехал еще из Петербурга: вот бы вместе с ним и приехал. Я жду тебя, а ты, будь родным братом, поцелуй свою милую женушку за меня и за себя, да и айда на железную дорогу.