Собрание сочинений. Том 2 - Петр Павленко

Перед приходом Ольги он как раз и рассказывал, что был в горкоме партии, прося отправить его на канал, и как ему отказали в этом, сославшись на то, что у него нет никакой технической специальности. Амильджан и сказал тогда, что у него есть — отчего же? — хорошая специальность: он большевик.

— Ну, и чем же закончился твой разговор? — спросил его Сергей Львович, как только энтузиазм жены иссяк и она умолкла.

— Мен бильмайман[12], чем закончился, — ответил Шарипов, пожимая плечами, и осторожненько стряхнул пепел со своей ладони на кусочек газеты. — Он не согласный, я не согласный. К Усману Юсупову ходить надо.

— Нет, я просто удивляюсь! — с новой силой воскликнула Татьяна. — На трассу канала выйдет сто — полтораста тысяч людей, желающих вложить в дело всю свою душу. Значит, и посылать в первую очередь надо тех, кто сам хочет.

— Ну, это ерунда, — заметил молчавший до сих пор Румерт. — Этак у тебя вся республика в три дня выскочит на канал, а здесь кто останется? Нет, порядок тут нужен крепкий, и обижаться на отказы нельзя, Амильджан. Ты чем занимаешься? Заведуешь столярной мастерской, а там, брат, совсем другой опыт нужен.

— А я что говорю? — обиделся Амильджан. — Что, я доктур хочу быть или анджинер? Я лопатка работать буду, чем дело.

— Кто возглавляет строительство? — спросил Сергей Львович.

— Да вся республика возглавляет, — улыбнулся Румерт. — Начальник строительства из бывших председателей колхозов, а заместителями его все наркомы.

— А кто будет строить?

— Главным инженером Коржавина назначили. Молодой какой-то, я его совсем не знаю. Тот, который весною Ляган прорыл.

— Ташкент сейчас другой дело нету, только канал, — сказал Шарипов, почему-то обращаясь к Ольге. — Все народ одно дело думает.

— Да, подъем просто удивительный, — согласился и Румерт, а уставшая от энтузиазма Татьяна молча потрясла в воздухе рукой.

— А ты не слышал, Петя, где сейчас профессор Корженевский? — поинтересовался Сергей Львович.

— Ну, там же, на БФК. Где ему быть? И Корженевский пошел!

— Да я же тебе говорю, Сергунька, все, все там! — воскликнула Татьяна теперь уже с положительным отчаянием, будто эти все, о которых она восклицала, давно опередили их, Анисимовых, и тем самым обидели до глубины души. — Это — гигантское дело. Мы — тыл, Сергей. Понимаешь, глубокий тыл.

— Очень красивый дело получается, — грустно улыбнувшись, сказал Шарипов. — Все народ, как пьяный, аллах билса[13]. Наша социализма еще такой случай не был. — Он раздраженно почесал лоб и сдвинул на затылок тюбетейку.

— Пойду Цека, Юсупов поговорю.

Татьяна горячо поддержала его:

— Конечно! Разве можно упустить такой случай?

Ольга робко произнесла:

— Сергей Львович, научите, к кому мне обратиться, я бы с великим удовольствием.

— Нервочки, нервочки, — махнул он рукой. — Из этой Ферганы вы наверняка живой не вылезете.

— Господи, Сергей, как ты можешь так говорить! — пропела Татьяна.

— Подожди, Татьяна, не горячись.

— Да нет, оставь, пожалуйста! Я сама бы, кажется, все бросила и поехала с закрытыми глазами.

— С закрытыми-то ты можешь, но правильнее ездить с открытыми, — начиная горячиться, но еще сдерживая себя, ответил Сергей Львович. — Это, Татьяна, тебе не пикник, не экскурсия, не самодеятельность. Это, мать моя, — дело серьезное и, я сказал бы, рискованное.

— Хасан тоже был, наверно, и нелегок и опасен, — отпарировала Татьяна.

— Ах ты, господи, да подожди ты! Я ведь не против того, чтобы Оля поехала, я только за то, чтобы обдумать, куда и когда ее направить, кому поручить. А вообще-то говоря, я и сам дома не усижу.

— Вот это правильно! — крепко ударив ладонью по столу, воскликнула Татьяна. — Ты, Сергунька, у меня замечательный! И повези Олю сам, и устроишь, и присмотришь. Нет, ты у меня настоящий человек! — и она рванулась к мужу и несколько раз звонко поцеловала его в губы. Сергей Львович был необычайно смущен столь быстрым оборотом дела и покраснел.

Расцеловав мужа и что-то еще прокричав о потрясающих делах, Татьяна, как только иссяк первый порыв ее нерасчетливого вдохновения, присела к столу и машинально налила чаю себе и Ольге.

— Так, значит, тебя готовить в путь, Сергей? — несколько растерянно произнесла она и, проведя рукой по лицу, виновато добавила: — С моим характером я могу иногда чорт знает что выкинуть, ты же, старикан, вчера только с дороги…

— Вот и отлично, стало быть, не успел засидеться. Дай-ка мне белые брюки, пойду послушаю, что говорят в городе. А вы собирайтесь, — сказал он Ольге. — Пойдете со мной. Сегодня выходной, кстати сказать, весь город на улицах.

Татьяна бросилась снаряжать Сергея Львовича в город, а все остальные вышли во двор, пахнущий только что политой землей.

— У нас двор точнейшим образом расписан по солнцу, — сказал Румерт Ольге. — Часов до десяти утра приемной служит квартира Сергея, потом Амильджана, к середине дня — моя. Сейчас посидим у Амильджана.

Они сели на деревянную тахту, стоящую над крохотным арычком, впадающим в пруд величиной с таз и вытекающим из него в виде игрушечного водопада, вертящего какую-то стрекотушку.

— Опытный ирригация сделал, — весело сказал Амильджан, потом позвал жену и, что-то говоря ей, легким кивком указывал на Ольгу. — Вода, как самый красивый птица, поет. Когда вода не поет, у меня сон нет.

Тотчас Халима вбежала с достарханом, со скатертью, которую и расстелила на тахте, а ее мать, миниатюрная, чернокосая, быстрая в движениях, как девушка, внесла поднос с теплой пшеничной лепешкой, маленькие пиалы и пузатый чайник с подставленным металлическим носиком.

— Хороший время приехали, — сказал Амильджан.

Ольга жадно жевала теплую пахучую лепешку. Никогда еще она не ела хлеба вкуснее этого.

— Да?

— О-о! Замечательный время! Настоящий коммунизм, честное слово!

Петр Абрамович Румерт пригубил из пиалы кок-чая.

— Не будь у меня семьи — жена у меня не очень здорова к тому же, — я бы непременно и сам поехал. Да кого ни спроси, все едут, все там.

Халима любовалась Ольгой, прижавшись к ней.

— Фергана поедешь?

— Поеду, девочка.

— У-у, какой счастливы! Моя папа Хасан не был, Фергана не был, а твоя везде был!..

Халима смотрела на Ольгу с невыразимой завистью, как на счастливицу, которой некуда девать свое счастье.

— Видите ли, Сергей Львович, — говорил, отдуваясь, профессор Корженевский, расхаживая по своему кабинету в клинике. Он был в халате поверх полотняного костюма и до того промок от жары, что боялся присесть. Это был тучный, сытый старик, высокий, широкоплечий, с изящной, красиво подстриженной бородкой, очень кого-то Ольге напомнивший из портретов в актовом зале ее школы. В нем было что-то от знаменитости — не то великий писатель, не то бессмертный химик, что-то величественное, фундаментальное, почти уже бронзово-гранитное.

— Видите ли, друг мой. Затея правительства Узбекистана, вообще-то говоря, не нова. Поговорите с Белоноговым Аркадием Васильевичем, он вам многое порасскажет. Проекту лет сорок, а то и все пятьдесят. Люди, между нами говоря, думали о будущем и до революции. Но кто сказал, что темпы решают всегда и везде? — И, заметив возражающее движение Сергея Львовича, он замахал на него руками: — Знаю, знаю, но ведь, батюшка мой, речь идет о новаторском деле, сказаны же сии слова были о промышленности — и только. Хоп. Строительство же канала — а мы с вами не первый день знаем Среднюю Азию — это что такое? Это сложнейший эксперимент, где спешка и суетливость могут быть причиною не простой неудачи, а грандиознейшей катастрофы.

Ольга, слушая профессора, потихоньку разглядывала его кабинет. Он был просторен, на рост хозяина, с мягкой мебелью, со шкафами красного дерева и многочисленными портретами старых и молодых людей, почти все — с автографами.

— Вы только подумайте: сто, двести тысяч народа в такую вот жару… Теснота, инфекции, чорт их возьми! Я, Сергей Львович, не агент иностранной разведки, могу вас заверить, я не хочу, чтобы большое дело закончилось блефом. А народ уже на месте. И работать начал. Еще до официального объявления начал работать! И канал выстроят. Все будет. Но вопрос, какой ценой?

— Вы считаете, что на местах еще не готовы к строительству?

— Не знаю.

— А Наркомздрав?

— Не знаю.

— А вы лично?

— Не знаю. Да откуда, батенька, могу я что-либо знать, если мне никто ничего не говорит! Вот только из газет, поверите ли, и узнал, что я мобилизован как специалист по малярии, позвонил в Наркомздрав…

— Ну-ну?

— Да что «ну-ну»! И там никто ничего не знал. Посылалась какая-то бригада для обследования местности, а что они сделали, какие внесли предложения, только один аллах знает.