Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 – Кстати, как ты здесь оказался? – поинтересовалась Аманда, шагая по мосту.

 – Мама привезла.

 – Она тоже здесь?

 – Нет, уехала по своим делам.

 – Но знает, что ты приехал за мной?

 – Не знает. Она не интересовалась, я не говорил. Просто сказал, что здесь у меня встреча, а с кем именно, пояснять не стал.

 – Понятно, – хмыкнула девушка.

 Эштон не удержался от очередного нежного жеста и приобнял сестру за плечи.

 Почувствовал, как на время она притихла, вздрогнула. Разумеется, снова давала о себе знать страх, развившийся на фоне не столь отдаленных событий.

 Но позже девушка расслабилась, осознав, что ничего страшного не происходит. Это всего-навсего её брат, а не посторонний человек.

 Для него тоже не стал открытием тот факт, что  они с сестрой начинают отдаляться друг от друга. И это Эштона пугало. Он привык к тому, что сестра всегда рядом. Всегда поможет, всегда успокоит, скажет пару слов, и все проблемы станут казаться чепухой, на которую и внимание обращать не стоит. Все быстротечно, все проходит, а родственные чувства непоколебимы, они должны проходить испытание временем. Всегда, независимо от того, какие именно проверки выпадут на долю испытуемых.

 Сейчас между ними пролегала пропасть. И с каждым годом она становилась все глубже. Никаких сдвигов в пользу улучшения, вход в зону отчуждения совсем-совсем близко.

 Раньше они даже болели синхронно. Не было такого, чтобы заболел Эштон, а Аманда, переселенная в другую детскую, оставалась здорова. Она тоже начинала хлюпать носом, кашлять и чихать. Если она обдирала коленки, то и Эштон обязательно падал, разбивая их. Независимо от того, рядом они находились, или же в разных местах.

 Это была самая крепкая родственная связь из всех возможных.

 Это было настоящее единство.

 Но не зря говорят, что со временем все исчезает и сходит на нет. Дружба, любовь, нежность и забота однажды уходят, не назвав пункт назначения, в который отправились. Все ослабевает, а со временем, возможно, исчезнет полностью. Вот и их родственная связь ослабела. Когда Аманде было плохо, Эштон ничего не почувствовал. Ему в тот вечер судьба улыбалась, а вот Аманде показала уродливый оскал с почерневшими зубами, мерзкий, отталкивающий, ужасный.

 Забыть и не вспоминать. Никогда не вспоминать.

 Первое время Аманда жила с такой установкой на будущее. Ей хотелось вновь вернуться к нормальной жизни, обрести себя прежнюю. Уверенную в себе, задорную, смешливую. Пусть не всем она открывалась с этой стороны, только самым дорогим и близким, но ведь открывалась же... Теперь она и сама не помнила, каково это – улыбаться от счастья, а не оттого, что не хочется расстраивать близких людей, которые устали видеть слезы в уголках глаз. Иногда ей удавалось обвести всех вокруг пальца. Во всяком случае, играя свой жизненный спектакль, Аманда была в этом уверена.

 Но, поднимая глаза, и сталкиваясь с изучающим взглядом напротив, понимала: она стала плохой актрисой. Её обман раскрыт, и маска сорвана.

 Эштон знает правду. Он чувствует все, что творится у нее в душе. Но тоже старательно делает хорошую мину при плохой игре.

 Он никогда не пытался заговорить с сестрой на эту тему. Понимал, что все равно ничего не добьется. Все обязательно закончится грандиозным скандалом. Есть такие вещи, когда можно проявить любопытство и попытаться вытащить наружу чужие переживания, получив за это в ответ «спасибо». Бывают и такие, когда за каждый неосторожно заданный вопрос можно получить истерику в ответ. Это как раз и был их с Амандой случай. Эштон прекрасно чувствовал настроения сестры, потому и не лез со своим состраданием, оно все равно не могло ничего изменить.

 На самом деле, это был первый и единственный случай, когда Эштон совершенно не понимал свою сестру. Он пытался ставить себя на её место, но все равно не видел в произошедшем ничего сверхъестественного. Бывают случаи и хуже. Здесь же... Тоже отвратительная ситуация, но спасибо, что хоть жива осталась. Иным и такая удача не улыбается. К подобным выводам приходил Эштон-прагматик. Эштон в ипостаси любящего брата придерживался иных взглядов.

 Он и сам готов был растерзать тех людей, что причинили боль его сестре, заставив страдать.

 – Чему планируешь посвятить день? – поинтересовался Эштон осторожно.

 Его сестра в последнее время потеряла интерес ко всему. Практически перестала читать, хотя раньше книга была ей верной спутницей; перестала смотреть фильмы. Только и делала, что слушала мрачные песни, внушавшие мысли о том, как ужасен этот мир; за собой ухаживать перестала.

 Раньше Аманда много времени проводила перед зеркалом. Была самой настоящей женщиной в привычном понимании этого слова. Она обожала наряды; могла долго-долго крутиться перед зеркалом, выбирая себе нечто сногсшибательное, любила косметику, восхищалась красивой обувью. Но в какой-то момент все краски в её жизни поблекли, от прежнего рвения не осталось ничего. Она делала все на автомате, без прежнего куража, без особого вдохновения.

 В былые времена Аманда часто говорила, что быть женщиной – искусство. Это тоже, своего рода, роль. Сложная, многогранная. Нужно быть всегда на высоте, уметь преподнести себя, подать в обществе, постоянно играть роль слабой, томной ромашки, которой требуется защита. При этом слабый пол давно перестал быть слабым, и Аманда знала это по себе. Она не любила излишне слащавых девушек, что окружали её, называли себя «подругами», на деле ненавидели и мечтали улучить момент, чтобы вогнать ей нож в спину по самую рукоятку. Они все были какими-то... куклами, скорее всего. Иного слова Грант подобрать не могла. Нет, она никогда не говорила, что косметика, красивая одежда и стремление привлечь к себе внимание противоположного пола – это плохо. Это было само собой разумеющееся, вполне нормальное желание, присущее любой девушке. Но во всем и всегда нужно знать меру.

 Иногда лучше меньше, да лучше.

 Такое окружение раздражало Аманду.

 А вот Эштон был от него в восторге. Почти все девушки у него были, как под копирку. Эти самые куклы, без искорки в глазах, без жизни. Слепое копирование стиля звезд, обожание и подражание моделям с обложек глянцевых журналов, которые всегда ценились у молодежи выше, чем чувство собственного стиля. Подростки, в большинстве своем, тем и отличаются, что не вырабатывают свой неповторимый стиль, а хотят быть похожими на людей, попавших на первые полосы газет и журналов.

 То, что индивидуальность всегда ценилась выше массовости, доходит до них позже, гораздо позже.

 В юности же стремление выделиться из толпы чаще всего оборачивается прямо противоположным результатом. Девушки читают советы из глянцевых журналов, и потом пытаются проверить все советы оттуда на себе. В ход идет мамина одежда, из маминых же косметичек извлекается вечная классика – красная помада, что призвана свести с ума любого молодого человека, а на деле, обычно вызывает у него только приступы неконтролируемого хохота. Во всяком случае, если этой помадой накрашены губы девушки лет четырнадцати.