Обвиняется в убийстве - Гарри Картрайт

Одним из свидетелей большого жюри, помогшим упрятать Лукаса в тюрьму, был Джо Эспиноза, который по расчетам Хейнса должен был как раз подтвердить его показания. Другим свидетелем была Кимберли Вандайвер, невестка Мэри Уэйр, сожительницы Лукаса. Третьим свидетелем была сама Мэри Уэйр. Все трое заявили, что Лукас лгал, когда 11 декабря заявил в присутствии присяжных, что Дэвид Маккрори будто бы предложил ему 20000 долларов за убийство Каллена Дэвиса.

Ким Вандайвер представила суду письмо, написанное Лукасом своей "даме сердца" Мэри Уэйр. На нем стоял почтовый штемпель от 13 ноября, что означало, что письмо было отправлено меньше чем за месяц до того, как Лукас дал показания в суде. Содержание письма было весьма красноречивым. В нем, в частности, говорилось:

"Привет, крошка!

Позвони Биллу Моррису. Он занимается залогами… Скажи ему, что ты моя жена. Скажи, что со мной встретился Дэвид Маккрори и попросил убрать Каллена Дэвиса. Скажи ему, что я знаю Дэвида 14 лет. Могу доказать, что он действительно говорил со мной. Скажи ему также, что мне нужно много денег, чтобы умотать отсюда. ФБР поднимет такой хай, что мне нельзя будет здесь оставаться. Если он скажет, что моя информация может пригодиться, свяжись со мной… Сделай это, потому что здесь можно сорвать большой куш.

Целую, Джин.

P.S. Сделай все, что я прошу, хочется тебе или нет".

Лэрри Джин Лукас был довольно частым гостем в тюрьме, однако, судя по тому, с каким негодованием и рвением Хейнс бросился его защищать, можно было подумать, что тот чуть ли не невинная жертва инквизиции. Хейнс заявил, что обвинение нарочно предало Гласности факт ареста Лукаса для того, чтобы настроить Присяжных против обвиняемого, и потребовал, чтобы Пит Мур объявил о нарушении судебной процедуры, ведущей к роспуску суда присяжных. Тот отказался сделать это. Тогда Хейнс потребовал, чтобы судья опросил каждого присяжного в отдельности и выяснил, знают ли они об этом, после чего все присяжные должны быть изолированы до самого конца процесса. Мур снова отказал ему, хотя и рекомендовал присяжным не обращать внимания на любую информацию, которую они могут прочитать или услышать о том или ином свидетеле. Но Хейнс продолжал упорствовать. Он заявил, что рассматривает все это как личное оскорбление, и потребовал, чтобы суд расследовал, каким образом произошла утечка информации.

Мур снова отказался удовлетворить его требование, хотя и разрешил допросить Толли Уилсона под присягой.

Хейнс спросил у главного обвинителя, каким образом факт ареста Лукаса просочился в прессу, на что Уилсон ответил: "Первый позвонивший мне репортер сказал, что узнал об этом из анонимного источника".

— Все тот же старый анонимный источник, да? — заметил Хейнс злобным, саркастическим тоном.

— Уверен, что вам-то он хорошо известен, — парировал Уилсон.

— Не хотите ли вы этим сказать, что тем анонимным лицом был я?

— Этого я сказать не хочу, — ответил Уилсон. — Но мне кажется, вы способны все это подстроить.

— Вы хотите сказать, что все это подстроил я? — спросил Хейнс, не веря своим ушам.

— Да, сэр!

— Вы что, недавно чем-то переболели? — спросил Хейнс, готовый вот-вот взорваться.

— Вы, господин Хейнс, видимо, совсем лишились рассудка, — парировал Толли дрожавшим от негодования голосом.

— Это самая большая глупость, которую мне приходилось когда-либо слышать, — ответил Хейнс.

— Ну, довольно! Давайте продолжим, — сказал Мур, имея в виду судебное разбирательство, а не перебранку. Но Хейнс никак не мог успокоиться. Теперь он потребовал у Мура сведений о том, когда именно (21 или 22 декабря) судья впервые услышал о решении большого жюри в отношении Лукаса. Он потребовал также занести в протокол, что защите никто ничего не оказал ни об этом решении, ни об аресте Лукаса.

Атмосфера вновь накалилась, когда Толли Уилсон приступил к допросу Мэри Уэйр. Эта высокая, измотанная жизнью женщина лет сорока рассказала присяжным, что после того, как в конце 60-х годов умер ее муж, она жила с Лукасом. Вскоре после ареста Кал лена Дэвиса, сказала она, Лукас стал обдумывать своп план. "Он сказал, что знает Маккрори и что если то смог вступить в такую выгодную сделку, то почему бы и ему [Лукасу] не попробовать сделать то же самое и не помочь Каллену Дэвису. Он сказал, что Маккрори предложил ему деньги за убийство Дэвиса и что разговор этот состоялся в конце декабря или начале января". За день до того, как Лукас выступил в качестве свидетеля на суде в Хьюстоне, продолжала Уэйр., он пришел к ней вечером домой вместе с Джо Эспинозой. "Джин хотел, чтобы я отправилась в Хьюстон вместе с ним и подтвердила его показания, сказав, что была с ним, когда он разговаривал с Маккрори. Он решил, что мне поверят скорее, чем Джо". На следующий день вечером Лукас позвонил ей: из Хьюстона и сказал, что перенес время своего разговора с Маккрори с зимы на лето. Вот тогда-то, сказала Мэри. Уэйр, она и обратилась в прокуратуру округа Таррент. В тот же вечер к ней пришли оттуда и она отдала письмо Лукаса.

Хейнс начал перекрестный допрос свидетельницы с того, что установил, что Мэри Уэйр была проституткой и, по всей вероятности, солгала о том, что состояла в браке с Лэрри Джином Лукасом, чтобы получать пособие. Мэри Уэйр признала, что в прошлом действительно занималась проституцией, но твердо стояла на том, что Лукас под присягой давал ложные показания.

Вопрос: Утверждаете ли вы в присутствии присяжных, что Лэрри Джин Лукас действительно сказал вам, что вообще не встречался с Дэвидом Маккрори?

Ответ: Да, утверждаю.

Вопрос: Утверждаете ли вы в присутствии присяжных, что он действительно сказал вам, что собирается все это сочинить, а затем выступить в качестве свидетеля?

Ответ: Да, утверждаю.

Почему же тогда она сразу не пошла в полицию, спросил Хейнс. Уэйр ответила, что думала, что никто к словам Лукаса серьезно не отнесется. Ну хорошо. А почему тогда она не вызвала полицию, когда Лукас наставил на нее пистолет? На это Уэйр ответила, что, по правде говоря, была не в ладах с полицией. И все же она хотела, спросил Хейнс, чтобы присяжные поверили, что она сама позвонила в окружную прокуратуру и добровольно отдала письмо Лукаса?

Хейнс продолжал истязать свидетельницу, но во всем этом чувствовалось какое-то отчаяние. Кое-кто подумывал, а не тянет ли он время умышленно. "К этой тактике прибегают уже давно, когда хотят, чтобы присяжные так и не пришли к согласию", — сказал Толли Уилсон. Пит Мур готов был с ним согласиться. Он уже не раз видел Хейнса в работе, "но тогда тот еще не допрашивал свидетелей своим нынешним методом, когда им подолгу задаются одни и те же вопросы, только в разной формулировке". Видно было, что Мур восхищается Хейнсом как адвокатом и что, когда вес это закончится, они, по-видимому, останутся приятелями. Но одно все же было потеряно навсегда — уважение. Разумеется, любой адвокат должен сражаться за своего клиента, но у Мура появилось теперь неприятное ощущение, что на сей раз Хейнс сражается лишь за свое собственное реноме.

Прежде чем завершить допрос своих свидетелей, обвинение хотело заслушать еще нескольких человек. Одним из них был агент ФБР Джим Акри. Он отрицал, что разговаривал с Калленом Дэвисом в августе, но сказал, что за восемь месяцев до этого действительно давал ему номер своего телефона. Фактически он дал ему не один, а четыре номера, объяснив при этом, что тот не должен встречаться ни с одним вымогателем до тех пор, пока заранее не поставит об этом в известность Акри, а тот организует соответствующее наблюдение.

К середине недели, когда обвинение наконец заявило, что на этом прекращает допрос своих свидетелей, в зале суда воцарилась напряженная обстановка.

Все теперь было позади, и предстояло лишь выслушать заключительные речи сторон, после чего присяжные должны были приступить к обсуждению вердикта. И обвинение, и защита утверждали, что они удовлетворены результатами судебного разбирательства. В течение 11 недель присяжные заслушали более 100 свидетелей, но все сводилось, в сущности, к выяснению вопроса: ито из двоих лжет — Каллен или Маккрори — и кому они поверят? Если бы защите нужно было доказать собственную версию о существовании заговора, процесс завершился бы уже несколько недель назад. Из более чем 60 свидетелей, вызванных защитой, лишь некоторые производили впечатление заслуживающих доверия. Одному из свидетелей было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве, другой едва избежал той же участи, а еще человек пять вынуждены были нанять адвокатов для собственной защиты. Один юрист из Хьюстона сравнил тактику защиты с жонглированием ручными гранатами. Обвинение допустило много ошибок, но в конце концов оно всегда могло обратиться к видео- и звукозаписям и спросить: "Кого вы здесь слышите: человека, который "подыгрывает", или миллионера, договаривающегося об убийстве?" И все же, как заметил Майк Гибсон, защите достаточно было "убедить лишь одного присяжного". Кто-то спросил у Пита Мура, что тот будет делать, если присяжные так и не смогут прийти к согласию. Судья ответил, что скорее всего перережет себе вены. Когда наступило время для заключительных речей сторон, в зале собрались все участники этого драматического спектакля. Толли Уилсон, обвинитель, подключенный к этому делу прокуратурой округа Харрис, получил слово первым. Он вызвал у присяжных несколько усмешек тем, что стал изображать Каллена Дэвиса, пытаясь как можно нагляднее показать, насколько абсурдными были все его утверждения. "Согласно разыгранному Калленом Дэвисом сценарию, — сказал он, обращаясь к присяжным, — Дэвид Маккрори был настолько беден, что не мог даже купить себе билет в Лас-Вегас. И тем не менее вас хотят убедить в том, что он вернулся из Лас-Вегаса и отдал все выигранные там 25000 долларов Каллену Дэвису на хранение". Анализируя вслух показания свидетелей, Толли Уилсон отошел от скамьи для присяжных и подошел поближе к тому месту, где неподвижно, с каменным лицом сидел Каллен Дэвис. Когда обвинитель подошел к показаниям, касавшимся загадочного магнитофона "Норелко", который, по словам Каллена, был у Маккрори во время их встречи 18 августа, он спросил, посмотрев сначала на Дэвиса, а затем на присяжных: "А куда девался этот магнитофон? Его не было ни у самого Маккрори, ни в его машине, когда агенты ФБР обыскивали его перед встречей. Его не было там и после встречи. Откуда он взялся? Куда он пропал?" Обвинитель щелкнул пальцами перед носом у Каллена Дэвиса. "Оп-ля — магнитофон есть!" Он щелкнул еще раз: "Оп-ля — его больше нет! Чудеса, да и только!" А что же приключилось с мини-кассетами, которые, по словам Дэвиса, Маккрори показывал ему 20 августа? Исчезли, как и магнитофон! Уилсон напомнил присяжным, что Каллен утверждал, будто делал магнитофонные записи для того, чтобы доказать на бракоразводном процессе, что Присцилла транжирит получаемые от него деньги на наемных убийц. Вместе с тем Каллен признал, что был вынужден попытаться переманить их на свою сторону, пообещав заплатить больше. Затем, передразнивая Каллена, обвинитель сказал: "Судья с ума сойдет, если я скажу, что собираюсь убить Присциллу. Но этого не будет, если я скажу, что хочу убить его самого!" Перегнувшись через стол так, что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Каллена, Уилсон вдруг рявкнул: "Судья Эйдсон мертв, как ты хотел!", а затем, отойдя от стола, сказал: "Хорошо!" Наконец обвинитель подошел к месту для дачи показаний и стал играть роль свидетеля. "Послушайте, судья, — сказал он. — Я один из наемных убийц Присциллы. Я зарабатываю себе на хлеб тем, что убиваю людей. Но сейчас я хотел бы рассказать вам не об этом. Я хотел бы рассказать, как Присцилла тратит деньги".