Парад Победы - Валентин Варенников

Замысел сразу вскрывался, и тут же завязывались рукопашные схватки.

Сейчас, вспоминая те бесконечно долгие и тяжелые дни и часы, поражаешься многому из того, что пришлось тогда пережить. Но особенно двум обстоятельствам.

Первое — откуда у человека берется такая сила? Что еще, живое, может выдержать такое напряжение? Ведь с 16 по 27 апреля мы были, не сомкнув глаз, постоянно [397] в боях. Причем их накал возрастал изо дня в день. И вместе с этим у нас откуда-то брались все новые и новые силы. Конечно же главным был морально-психологический фактор, та сила духа, которая всегда отмечала русского и советского солдата. Именно эта сила духа стимулировала каждого из нас, поддерживала, подсказывала, что эти дни решают все, за ними грядет возмездие за многолетние страдания нашего народа и Отечества, за гибель десятков миллионов невинных советских людей, за угнетение и издевательства над угнанными в рабство, за кошмар, пережитый узниками концлагерей. Нет, солдат не может себе позволить расслабиться в такое ответственное, поистине историческое время.

А второй момент — это общая обстановка в этом огромном городе. На первый взгляд, можно было подумать, что все идет кувырком. Кругом полнейшая неразбериха, хаос, кавардак. Но таким было лишь внешнее впечатление. Фактически же все шло по плану, все подразделения, части и соединения имели четкие, ясные задачи, действовали строго в рамках своих границ, хорошо управлялись. Они умело взаимодействовали между собой и в целом все вместе внесли свой вклад в приближение Дня Победы.

Конечно, вести бой в любом населенном пункте вообще было особо сложной и трудной задачей, а в громадном же городе с массивными, многоэтажными зданиями, сильно развитыми коммуникациями, в том числе наличием метро, системой каналов в городе, занимающем гигантскую площадь, — эта задача усложнялась во сто крат. От солдат до офицеров требовалось, помимо высокого духа, храбрости и мужества, еще и высокое мастерство ведения боя, быстро и безошибочно ориентироваться в руинах города. А от полководцев требовалось высокое военное искусство. Они должны умело руководить армиями, которые были [398] введены в город, и постоянно поддерживать четкое взаимодействие между соединениями и родами войск. Когда бои в городе достигли своего апогея, командир 35-й гвардейской стрелковой дивизии получает боевое распоряжение:

1. 4-й гвардейский стрелковый корпус в течение ночи на 29 апреля 1945 года готовится к общему штурму центральной части Берлина. С утра 29 апреля быть в готовности овладеть центральными учреждениями Германии и выйти к реке Шпрее в районе университета и рейхстага.

2. Справа наступает 79-й стрелковый корпус 5-й ударной армии. Слева — 29-й гвардейский стрелковый корпус 8-й гвардейской армии.

3. 35-й гвардейской стрелковой дивизии с 35-й и 65-й танковыми бригадами быть в готовности наступать вдоль Сарландштрассе, Герман Герингштрассе и овладеть правительственными и административными зданиями: министерством иностранных дел, гестапо, дворцом канцлера империи, национальной галереей, бывшим посольством Великобритании, бывшим посольством Франции, рейхстагом, а затем выйти к реке Шпрее у рейхстага.

4. Командиру 35-й гвардейской стрелковой дивизии тесно увязать действие с командиром правофланговой дивизии 29-го гвардейского стрелкового корпуса.

Далее шли пункты, не имеющие отношения к нашей дивизии.

5. О готовности к штурму доложить в 9.00 29 апреля 1945 года.

Командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии генерал-лейтенант В. А. ГЛАЗУНОВ. Начальник штаба 4-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии полковник В. А. ЛЕБЕДЕВ. (ЦАМО, ф. 345, д. 360, л. 343). [399]

Распоряжение Героя Советского Союза генерала В. А. Глазунова фактически отражало стремление и горячее желание всех командиров и командующих того времени. Всем хотелось как можно скорее овладеть рейхстагом. Всем хотелось водрузить над ним Знамя Победы. И везде в частях, которые были в Берлине, такие знамена готовились. В одном случае это делалось официально — распоряжениями соответствующих командиров. В другом случае — стихийно, инициативой солдат и офицеров.

Если сопоставить планы штурма Берлина и выполнение поставленных задач, то для 35-й гвардейской стрелковой дивизии все это было реально. Форсировав 27 апреля Ландвер-канал в установленном районе, дивизия развила наступление на северо-запад по Сарланд-штрассе и овладела центральным в столице — Ангальским — вокзалом и рядом правительственных зданий. Дивизия была готова наступать вдоль Герман Геринг-штрассе, которая вначале выводит к Бранденбургским воротам, а затем — к рейхстагу. Но уже 29 апреля особо активных действий с нашей стороны и продвижения войск не было. Наоборот, были даны жесткие ограничения в связи с тем, что внутреннее кольцо окружения с эпицентром в районе рейхстага было до того сужено, что стрелять и тем более продвигаться войскам без разрешения и команды сверху было нельзя, во избежание поражения своими войсками друг друга.

30 апреля на участке 102-го гвардейского стрелкового полка немцы со стороны Фоссштрассе начали многократно передавать через усилитель (громкоговорящую связь) просьбу прекратить огонь, поскольку они хотят прислать к нам парламентера. Об этом было немедленно доложено командиру дивизии, который приказал огонь прекратить и парламентера принять. Для его встречи и сопровождения на командный пункт полка направляется заместитель начальника оперативного [400] отделения дивизии майор И. Г. Белоусов. Долгожданная весть и команда комдива, как молния, облетели всех, кто был на переднем крае. Все бросились к окнам — наш передний край проходил по подвалам, окнам и цоколям правительственных зданий. Кое-кто поднялся на первый и второй этажи.

Итак, на нашем направлении появился парламентер. Поэтому все остановилось и замерло. Этот факт знаменателен для 35-й гвардейской стрелковой дивизии и нашей 8-й гвардейской армии. Немцами было избрано именно наше направление неспроста. Оно было самым угрожающим и именно здесь надо было все остановить и затянуть различного рода переговоры.

Но то, что на участке нашей дивизии завязались исторические переговоры, касающиеся прекращения войны, — это, конечно, исключительной важности факт. И каждый из моих однополчан гордился тем, что судьба послала нам это событие. Оно, конечно, менее яркое, чем Знамя Победы над рейхстагом, но тоже заслуживает, чтобы о нем говорили. А в нашей литературе, за исключением книги Н. И. Афанасьева «От Волги до Шпрее», нигде ничего об этом не пишется.

Происходило же все следующим образом. Когда бой на участке 102-го гвардейского стрелкового полка (а фактически на участке всей нашей дивизии и соседей справа и слева) был прекращен, то на переднем крае у немцев — а это противоположная сторона широкой, заваленной обломками домов улицы — появился на высоком древке белый флаг, а за ним немецкий офицер. Он шел, не торопясь, помахивая флагом. Стояли глубокие сумерки, все вокруг было в дыму, гари и пыли. Правда, с прекращением огня грязная пелена этого смога войны несколько спала, и небо было еще белесоватое, поэтому парламентера было видно отчетливо. Это был подполковник среднего роста, аккуратно одетый по полной форме, без оружия. Сапоги блестели. [401]

Это не могло не броситься в глаза. Он вышел на наблюдательный пункт 102-го гвардейского стрелкового полка, затем его провели мимо нас по переднему краю и уже на нашем участке, тоже подвалами — в глубину, на командный пункт дивизии.

Командиру дивизии полковнику Смолину он представился так: «Командир боевого участка центрального сектора обороны Берлина подполковник Зейферд». Одновременно офицер предъявил письменные полномочия на немецком и русском языках, подписанные начальником имперской канцелярии Мартином Борманом. Во время этой церемонии присутствовал специально подошедший начальник штаба корпуса гвардии полковник Лебедев. В документе было записано: «Подполковник Зейферд уполномочен германским верховным командованием для встречи и переговоров с представителями русского командования по вопросу установления места и времени перехода линии фронта начальником генерального штаба генералом Кребсом для передачи русскому военному командованию особо важного сообщения» (Н. И. Афанасьев. «От Волги до Шпрее», с. 240).

О прибытии парламентера и содержании представленного им документа было немедленно доложено командарму В. И. Чуйкову, который, как и Г. К. Жуков, уже, несомненно, знал о состоявшемся контакте. Командующий фронтом разрешил В. И. Чуйкову принять Кребса и провести с ним переговоры. Парламентеру подполковнику Зейферду было разъяснено, что командующий армией генерал-полковник В. И. Чуйков уполномочен советским командованием вести переговоры с генералом Кребсом по всем интересующим немецкую сторону вопросам. Подполковник Зейферд сообщил в связи с этим, что начальник генерального штаба сухопутных войск германской армии Кребс перейдет линию фронта ровно через полтора часа, после [402] того как Зейферд возвратится в расположение немецких войск. Все было обговорено.