Шпаги и шестеренки (сборник) - Владимир Венгловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это же я, ваша Элоиза Миллер! – растерянно твердила девушка.
– Элоиза Миллер умерла. Ее больше нет. Я держал ее на руках, а она не отвечала мне больше. Она сломала себе шею. У моей Элоизы была такая прекрасная шейка. Она просто упала… И умерла. Ты мертва, Элоиза Миллер. Кто спросит с меня за твою смерть сейчас?
Спички начали загораться, но он продолжал поджигать и бросать их в глубь комнаты за спину Элоизе, не замечая, что пламя уже разгорелось и лижет занавески и стены. И только когда девушка вскрикнула в ужасе и бросилась к двери, он выскользнул за створку и повернул ключ, лишая своих жертв единственного шанса на спасение.
Напрасно Элоиза колотила в дверь, напрасно умоляла выпустить ее и позволить помочь бедняге-репортеру. Все было тщетно.
Она распахнула пиджак на груди молодого человека, осмотрела рану, из которой текла бурая смазка. Ремонта было не так много – судя по свисту, с которым выходил воздух из груди, отвертка пробила одну из трубок, подающих пар на правый плечевой сустав. Элоиза бросилась к ящику уже наполовину объятого огнем стола и вытащила несколько трубок разного диаметра. Распахнула рубашку и провела резцом, расширяя рану, но под брызнувшей смазкой не обнаружилось ни медных трубок, ни шестеренок. Тело молодого человека было наполнено красным и горячим, и рана в его груди плюнула смазку прямо в лицо Элоизе.
– Не могу починить, – словно извиняясь, пробормотала она, зажимая ладонями рану. – Не знаю, как. Простите…
– Пистолет, – прохрипел юноша, пальцы правой руки дернулись и замерли. Элоиза сунула руку в карман пиджака и действительно нащупала небольшой пистолет дамской модели. «Ремингтон 95 Дабл Дерринджер». Такой же, бывало, обещал подарить ей мастер, когда она «будет во всех газетах», чтобы могла защитить себя от слишком навязчивых любителей механики. Она поднялась, пытаясь сквозь дым, щипавший глаза, прицелиться в дверной замок, словно в последнюю соломинку вцепившись в пистолет. Это было свое, знакомое, механическое, стальное, неживое… Живое оказалось слишком страшным и сложным.
Едва успев увернуться от падающей этажерки, которая с гадким хрустом накрыла лежащего на полу юношу, Элоиза выстрелила и, выставив вперед плечо, приготовилась ударить в дверь, как тихое «ззынь» донеслось до нее из-за груды горящих досок.
Девушка пришла в себя лишь в переулке в двух кварталах от квартиры механика Миллера. С обжигающим руку «Дерринджером» в правой руке и перепачканной музыкальной шкатулкой в левой. За домами слышались свистки полисменов, крики и звон ведер.
Элиза: Я ничего бы не страшилась, когда бы все могли смотреть на вас глазами моей души: ведь я-то нахожу в вас столько оправданий всему, что делаю для вас!
Ж.-Б. Мольер. «Скупой» (перевод Н. Немчиновой)Какая-то женщина отпрянула, едва не налетев на Элоизу, и поспешила дальше, бормоча: «Постыдилась бы, страмница, в таком наряде белым днем разгуливать, бесстыдница, девка». Элоиза быстро оглядела себя, стараясь понять, что подозрительного в ее облике. Красную смазку со щеки она оттерла. Да, она была грязна, вся в копоти и саже, но такова же была и женщина, обругавшая ее. Поношенному пальто и шляпке явно требовалась щетка. Шляпка! Элоиза выскочила из дома простоволосой. Не хватало еще, чтобы ее приняли за ту… четырехпенсовую. У нее, конечно, есть пистолет, и она стреляла только один раз. Но желающих сэкономить четыре пенса может оказаться больше, чем осталось пуль в ее «Дерринджере». Раньше она легко переломила бы любому из них руку или ребро, но теперь, став живой, принуждена привыкать действовать как живые.
Она сжала в руке пистолет и поспешила за женщиной, которая как раз собралась свернуть в переулок.
– Мне нужна ваша шляпка, мадам, – проговорила она тоном, каким миссис Смайт обычно сообщала мастеру, что пришло время оплачивать квартиру.
Женщина охнула, поспешно отдала грабительнице свою матросскую шляпку из черной соломки и даже приоткрыла рот, готовясь завопить, как только два зрачка «Дерринджера» перестанут разглядывать ряд мелких пуговиц на ее горле. Элоиза приколола шляпку, приказала женщине отвернуться к стене и нырнула в переулок.
О том, чтобы вернуться на квартиру, не могло быть и речи – никто, даже миссис Смайт, не знали о ней. Знал лишь фарфоровых дел мастер, адреса которого Элоиза не помнила, да еще мясник, которого, в общем, можно было отыскать – ему задолжала, по словам мастера, вся округа. Но вспомнив, как этот краснолицый толстяк смотрел на ее котлы, Элоиза решила, что разыскивать не стоит.
К тому же, мастер, верно, уже пришел в себя и бегает по всему городу, полагая, что кто-то украл его Механическую девушку, заменив ее цветочницей из Ковент-Гарден. Ведь им так и не удалось объясниться из-за бедного юноши, что сгорел вместе с квартирой. Будь у Элоизы еще пара минут, она непременно растолковала бы мастеру, что к чему. Его гнев уже начал утихать и разгорелся только из-за проклятой карточки фрау Миллер. Но Элоиза была уверена, что будь у нее еще совсем немного времени, мастер понял бы, что произошло чудо, о котором он так долго просил. А то, что умер тот молодой человек из газеты – это была просто ужасная случайность. Такая же несправедливость судьбы, как гибель фрау Миллер.
«Он будет меня искать, – сказала сама себе Элоиза. – Он тревожится обо мне. Думает, что меня украли. Я должна найти его первая. Если мастер Ханс решил, что цветочница в сговоре с похитителями, то он придет спрашивать о ней в надежде отыскать меня. Значит, я должна найти цветочницу».
Проблема состояла в том, что Элоиза не представляла себе, что такое Ковент-Гарден. Лондон всегда был лишь смутным образом, который она рисовала себе по рассказам хозяина. Она знала, что есть мальчишки, у которых можно купить газеты, и в эти газеты все мечтают попасть, что есть автомобили – по рождению такая же родня ей, как и люди. Есть небо, здесь, в Англии, вечно занавешенное тучами, и туман, от которого мастер то и дело приходил в бешенство.
Но сейчас над Лондоном сияло солнце, и город уже был для Элоизы немного «не Лондоном». Страшным чужаком, слишком приветливым, ласковым и шумным, чтобы не быть опасным. Как большая музыкальная шкатулка, город лежал и ждал, пока она повернет ключ – выйдет из тихого проулка, где затаилась, чтобы собраться с мыслями, слушая далекий скрежет его пружин, шипение котлов и шорох шестерней, заставляющих его пребывать в вечном движении.
Выдохнув, Элоиза спрятала в рукав пистолет, положила в карман коробочку с балеринкой и пошла вперед, туда, откуда доносился шум.
Музыкальная шкатулка Лондона распахнулась перед ней, обрушив на девушку тысячу звуков.
– Эй, чего уставилась? Живей…
– Такси! Такси!
– Давай за два…
– Биржевые новости!
– Пошел! Куда ты прешь?
– Такси! Сюда!
– Полпенса, сэр! Берите, сэр!
– Калеке дайте закурить. Я, кэптен, не бродяга…
– Вор! Держи!
– Прошу прощенья, мэм…
– Такси!!!
Автомобиль проехал так близко, что Элоиза отшатнулась, налетев на чумазого мальчишку-газетчика.
– А ты какого дьявола тут ошиваешься? – усмехаясь, вполголоса спросил он, и тут же пронзительным фальцетом выкрикнул: – Свежий номер! «Таймс»! «Дэйли Телеграф»! «Стандард»! – и добавил тихо: – Куда дела корзинку, Элиза? Завтра матери за комнату не заплатишь, она тебя сгонит, поняла. Сегодня как раз грозилась.
– Ты знаешь… меня? А как меня зовут? – Элоиза мысленно обругала себя за непредусмотрительность. Конечно, Ковент-Гарден где-то рядом. Мастер не стал бы далеко ходить за фиалками – он боялся оставлять Элоизу одну надолго, а бедняки всегда знают друг друга. Мастер называл это «естественным уличным отбором».
– Еще едва за полдень, а ты уже где-то хватила, мать, – расхохотался мальчишка, показывая крупные, желтые от табака зубы. – Мамка тебя по головке не погладит, когда скажу, что ты вместо торгования пьяная шатаешься. Учти, Элиза Дулитл, нигде ты такую комнату не найдешь.
Элоиза с трудом удержалась, чтобы не поправить мальчишку. Мастер заставлял всех при себе говорить правильно. Кроме цветочницы – уж очень ему нужно было ее лицо.
– А…у… – Элоиза постаралась максимально точно скопировать манеру речи мисс Дулитл, пока газетчик не догадался, что обознался. – Слушай, ты… не задирай нос, мистер. Лучше отведи меня домой. За комнату я завсегда плачу. Я честная девушка, это все знают. Просто свезло мне, а потом не свезло. Купил у меня один мистер всю корзину вместе с цветами, а потом другой – по голове тяпнул да денежки и тю-тю. Отлежаться бы чуток, а потом снова… Только голову крутит, не дойду. Как богатая стану, как есть не забуду, если поможешь.
– Богатая станешь, – фыркнул мальчишка брезгливо, но все же взял Элоизу под локоть, с виду вроде и грубовато, а все же бережно. – Ограбишь, что ли, кого? Посмотри на себя, соплёй перешибешь. Тоже мне, богачка сыскалась. На фиялках, что ли, забогатеешь?