Татуированная кожа - Данил Корецкий

Наконец дверь с грохотом рухнула на пол, и в кабинет, выставив пистолеты, ворвался милицейский майор и двое штатских.

– На пол, сука! Падай, иначе пристрелим!

– Руки в гору, живо!

– К стене, гадюка!

Ванников, очевидно, закончил разговор и вышел из транса.

– Ма-а-а-лча-ать!!! – рявкнул он и шваркнул кулаком об стол так, что трубка разлетелась вдребезги. – Вы что себе позволяете!!

Если бы Волк внезапно выхватил автомат и прицелился, это произвело бы меньший эффект. Атакующие замерли, будто наткнулись на стеклянную стену.

– Извините, Петр Леонидович, мы не вам...

– Да, мы этому гаду...

– Мы его в порошок...

– Это личный знакомый Сергея Михайловича Грибачева! Герой, кавалер боевых наград, пример для личного состава Советской Армии! Его портрет на плакатах, которые висят в каждой казарме от Кушки до Сахалина!

– Гм...

– Хр...

– Мм...

У всех троих был такой вид, будто они выпили касторки и сейчас средство начало действовать.

– Тогда извините...

– Ошибка вышла...

– Обознались...

Они отводили глаза от небритой физиономии, фото которой лежали у каждого в кармане, от мятой одежды, от всего облика Волка, который куда больше подходил для вокзального бомжа, чем для героя и личного знакомого Генсека.

– А почему вы сломали мне дверь?! И по какому праву ворвались в мой кабинет? Сергей Михайлович возмущен этим фактом!

– Дык...

– Так...

– Мы все починим! Завтра, будет готово. Не сомневайтесь!

Ванников медленно встал, обошел стол и подошел к перепуганной троице вплотную. Теперь по их виду можно было заключить, что касторка уже подействовала.

– Кто здесь от КГБ?

– Я! – щелкнул каблуками один из штатских.

– Сергей Михайлович приказал, чтобы завтра в шестнадцать часов ваш Председатель и все, причастные к этой истории, вместе с товарищем Волковым были у него в кабинете!

– Есть! Я доложу руководству!

– Думаю, руководство об этом уже узнало! – злорадно сказал Петр Леонидович и повернулся к Волку. – А вас я приглашаю к себе на ужин и ночлег. Вам надо отдохнуть!

Волк кивнул головой и слабо улыбнулся. На большее у него попросту не было сил.

В здании ЦК все, независимо от должностей и званий, чувствуют себя ничтожными песчинками, и это ощущение уравнивает больших начальников и простых людей.

Причастных к истории Волка оказалось трое: он сам, Александр Иванович Петрунов и генерал-майор Вострецов. Председатель Комитета – низкорослый человек со сморщенным, словно от лимона, лицом держался как объективный арбитр.

Грибачев принял их ровно в шестнадцать часов. Вначале он поздоровался с Председателем, затем с Волком, а уже потом с остальными.

– Это образцовый боец, герой нового времени, лично я им горжусь!

Генсек обнял Волка за плечи и подвел к повешенному на специальной стойке плакату: два молодцеватых солдата в касках и с автоматами на груди под надписью: «Служба – наша честь и долг!» В одном солдате Волк с удивлением узнал себя, во втором – Сержа.

– Мы должны воспитывать молодежь в рамках нового мышления, и у нас есть примеры для подражания! Но при этом мы должны преодолевать старое, отживающее мировоззрение, бороться с ним! А ведь что получается? Иногда старое берет верх! Люди обсуждают свои житейские проблемы. Есть вещи, которыми они недовольны. И справедливо недовольны! Ведь по Конституции каждый человек имеет право на жилье. А самого жилья нет. Значит, что получается? Человек работает, а потом не может полноценно отдыхать, рожать детей, воспитывать их. Почему он должен быть довольным? Так, боец?

– Так, – кивнул Волк. Синхронно с ним кивнули подполковник Петрунов, генерал-майор Вострецов и сам Председатель.

– И разве может справедливое недовольство преследоваться арестами? Да еще с перечеркиванием героического прошлого человека!

Теперь все, кроме Волка, покачали головами.

– Произошла ошибка, Сергей Михайлович, – солидным голосом произнес Председатель. – Ошибка уже исправлена, выводы сделаны, впредь ничего подобного не повторится. Прапорщик Волков возвращен к выполнению очередного специального задания, все претензии к нему сняты.

– Это хорошо. Но мы должны задать себе вопрос: почему такое стало возможно? И ответ прост: это сопротивление старого мышления. Перестройка должна искоренить рецидивы старого...

– Мой напарник арестован. Капитан Лазаренко. Тот, с которым мы разговаривали, – вклинился Волк в плавную речь Генсека.

– Что? Арест за слова? Вот это и есть рецидив старого! – как бы даже обрадовался Грибачев.

Генерал Вострецов метнул в Волка испепеляющий взгляд.

– Эту ошибку мы тоже исправим! – молодцевато заверил Председатель.

– Вот это хорошо, когда есть понимание, – Грибачев улыбнулся. – А теперь, боец, покажи, как тебя разукрасили...

Волк снял пиджак, расстегнул и стащил через голову рубашку. В главном кабинете страны, среди чопорных фигур своих начальников он, голый по пояс и покрытый татуировкой, выглядел совершенно вызывающе и дико.

– Ого-го! – Грибачев изумленно присвистнул и обошел его кругом. – Целая картинная галерея!

Он повернулся к остальным, будто приглашая разделить его изумление. И все разделили, подкатив глаза и покачивая головами.

– Ну что ж, это очень убедительно... Очень! Я имею в виду, что это должно убедить кого угодно. Только... Ведь это было очень больно? Правда, боец?

– Да нет, чего там, – Волк пожал плечами. – Терпеть можно.

– Ну молодец! Я когда был помощником комбайнера, то комбайнер дядя Ваня наколол мне на пальце якорь. Так помню, что я с трудом вытерпел!

– Можно одеться? – спросил Волк. Он чувствовал себя неловко.

– Конечно, одевайся, боец. Надо иметь железную силу воли, смелость и преданность, чтобы приносить такие жертвы во благо Родины. Ведь их потом не уберешь, это на всю жизнь.

– Как не уберешь? – насторожился Волк. – А электрофорез?

Александр Иванович потупился, уставившись в узорчатый дубовый паркет.

– Какой там электрофорез! Вот, посмотрите! – Грибачев протянул руку и всем по очереди показал большой палец с выцветшим якорьком.

– Я свел половину, и то с большим трудом. А такая галерея – на всю жизнь!

У Волка резко испортилось настроение. Похоже, что его насаживали со всех сторон.

– Ладно, боец, прощай! Желаю успеха. Родина тебя не забудет. И ты не забывай мой телефон, может быть, пригодится!

Волк первым вышел в приемную и там дожидался остальных, которым Грибачев сделал последнее напутствие.

– Немедленно исправьте все ошибки. И с этим... капитаном тоже! А после выполнения задания Волкова наградить и обеспечить его всем необходимым. Дать наконец квартиру, подлечить...

– Есть проблема, товарищ Генеральный секретарь! – сказал Вострецов. – После выполнения задания он не сможет работать в КГБ. С такими татуировками. Ведь это броская примета...

– Ну что ж... – Грибачев развел руками. – Пожалуй, вы правы, и тут ничего не поделаешь. Жаль.

Председатель Комитета тоже изобразил на кислом лице жалость, и Вострецов попытался, хотя это ему плохо удалось. Самое искреннее выражение было у Александра Ивановича. Ему действительно было жаль Волка.

Громоздкий серый фургон-автозак заехал во внутренний двор военного трибунала, выпустив облако сизого дыма в тесное, раскаленное за день пространство. Перетянутый портупеей раздраженный начкар пружинисто выпрыгнул из кабины.

– Ну что тут у вас? Уже сменяться пора, а нас гоняют по всей Москве!

– Шпиона заберете, – безразлично ответил широкоплечий прапорщик, отряхивая с рук семечную шелуху. Ворот форменной рубашки у него был расстегнут почти до живота.

– А на кой он нам? Вон, своих оглоедов полный кузов! Раньше не могли вызвать?

– Раньше не до того было, – мрачно усмехнулся прапорщик. – Ему как двенадцать годков намерили, так он конвой раскидал, мебель побил, судью стулом чуть не грохнул! Думали, валить придется... Ввосьмером едва скрутили...

– Ладно, выводите, чего время тянуть, – начкар отпер вбитую в стальной кузов дверцу. – Сыроежкин, Мотало – приготовиться! Особо опасного принимать будем. В «карман» его!

– Да слыхали! – равнодушно поигрывая черными литыми дубинками, из душного вонючего чрева фургона неторопливо полезли угрюмые мордовороты с сержантскими лычками на краповых погонах. – Чего шуметь, что он, первый такой...

В небольшой комнате трибунала Петрунов и Ламов по очереди обняли Волка. Оба оперативника отметили, что сердце у него колотится учащенно.

– Давай, Володя, с богом!

Лейтенант Медведев в форме прапорщика ловко надел наручники.

– Пошли, браток, – тихо произнес он и раскрыл дверь.

Волк шагнул за порог с тем же чувством, с каким выбрасывался из пузатого транспортника «Ан-12» или прыгал в воду у песчаного берега Борсханы. Только там он действовал в составе подразделения, а не в одиночку, прозвище у него было Волк, а не Расписной, и кричал он совсем не то, что приходилось кричать сейчас.