История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн

Назавтра, 25 января, снова увидели этот же берег, а также новую землю, названную островом Арид (Пустьшный). В настоящее время она известна как остров Крозе.

Марион наконец смог спустить на воду шлюпку и дал приказание Крозе вступить от имени французского короля во владение более значительных из двух островов, расположенных на 46°30' южной широты и на 43° долготы к востоку от Парижского меридиана.

«Марион назвал этот остров Приз-де-Поссессьон[144] (Вступление во владение). То был шестой остров, открытый нами в южных широтах… Я немедленно взобрался на вершину холма, откуда увидел несколько покрытых снегом долин; земля казалась бесплодной, поросшей лишь каким-то чахлым злаком… Я не заметил ни одного деревца или кустика… Этот остров, открытый ураганным западным ветрам, в течение всего года неистовствующим в здешних широтах, казался не пригодным для заселения его людьми. Я обнаружил на нем лишь тюленей, пингвинов, капских буревестников, гагар и другие виды птиц, которых мореплаватели встречают в открытом океане, после того как минуют мыс Доброй Надежды. Эти животные и птицы, никогда не видевшие человека, не проявляли никакого страха, и их можно было брать в руки. Самки птиц спокойно сидели на яйцах; другие кормили птенцов; тюлени не переставали прыгать и резвиться, казалось, ничуть не испуганные нашим присутствием».

Марион продолжал двигаться между сорок шестой и сорок седьмой параллелями среди такого густого тумана, что с одного конца палубы нельзя было различить другой, и приходилось непрерывно стрелять из пушек, чтобы корабли не потеряли друг друга.

Второго февраля они находились на 47°22' южной широты, то есть на расстоянии 1°18' к северу от островов, открытых 13-го того месяца военными кораблями — «Фортюн» и «Гро-Вантр» под командованием Кергелена и Сент-Аллуарна. Не случись в это время аварии с «Кастри», Марион, несомненно, с ними встретился бы.

Достигнув 90° к востоку от Парижского меридиана, Марион изменил курс и направился к Земле Ван-Димена (Тасмании). Этот переход не ознаменовался никакими событиями, и оба корабля бросили якорь в бухте Фредерик-Гендри.

Немедленно были спущены на воду шлюпки, и сильный отряд моряков высадился на берег, где их поджидали человек тридцать туземцев; судя по виденным кострам и струйкам дыма, страна, по всей вероятности, была густо заселена.

«Местные жители, — рассказывает Крозе, — выказали расположение; они собрали валежник и вручили пришельцам несколько зажженных сухих веток, как бы предлагая поджечь костер. Что означала эта церемония, осталось неизвестно. Мы зажгли костер. Дикари, по-видимому, нисколько не удивились; они стояли вокруг нас, не проявляя ни дружеских, ни враждебных чувств; тут же находились женщины и дети. Мужчины, как и женщины, были среднего роста, темнокожие, с курчавыми волосами, все одинаково голые; некоторые женщины носили детей на спине, привязывая их веревками из тростника. Все мужчины имели оружие, состоявшее из остроконечных дубинок и нескольких камней, показавшихся нам очень острыми, похожими на топоры.

Мы попытались завоевать доверие островитян мелкими подарками; они с презрением отказались от всего, что мы им предлагали, даже от изделий из железа, от зеркал, платков и кусков парусины. Им показали кур и уток, доставленных с корабля, желая дать им понять, что мы не прочь купить у них подобных птиц. Они взяли кур и уток, которых, судя по всему, никогда раньше не видели, и с гневным видом их отбросили».

Прошел уже час, как французы пытались заслужить расположение дикарей, когда Марион и дю Клемер высадились на берег. Им тотчас же подали тлеющую головню, и они, не колеблясь, подожгли приготовленный костер, убежденные, что это какая-то мирная церемония. Они ошибались, так как туземцы немедленно отошли в сторону и засыпали командиров градом камней, ранивших обоих. Им ответили ружейными выстрелами, и моряки погрузились в шлюпки.

Во время новой попытки высадиться на берег, которой дикари воспротивились, проявляя большую храбрость, пришлось опять открыть ружейный огонь; один человек был убит и несколько ранено. Французы немедленно вступили на землю и стали преследовать туземцев, не пытавшихся больше сопротивляться.

Затем два отряда получили задание найти источник пресной воды и деревья, пригодные для смены рангоута «Кастри». Поиски продолжались шесть дней, но не дали результата. Впрочем, это время не оказалось потерянным для науки, так как удалось сделать ряд интересных наблюдений.

«Довольно значительные кучи раковин, попадавшиеся нам на некотором расстоянии одна от другой, — рассказывает Крозе, — заставили нас прийти к выводу, что обычная пища дикарей состояла из мидий, морских перьев, морских гребешков, морских желудей и других подобных моллюсков».

Разве не замечательно, что в Тасмании были обнаружены такие же кухонные отбросы, какие столь часто встречаются на Скандинавском побережье и о находке которых на Панамском перешейке мы уже сообщали? Человек повсюду одинаков, тождественные потребности обусловливают тождественное поведение.

Убедившись в бесполезности дальнейшей траты времени на поиски воды и леса для установки мачт на «Кастри» и для починки корпуса «Маскарена», имевшего большую течь, Марион 10 марта направился к Новой Зеландии, куда и прибыл через две недели.

Эта страна, открытая в 1642 году Тасманом, была уже более или менее изучена, так как в 1770 году ее посетили Кук и Сюрвиль.

Корабли попытались было пристать поблизости от горы Эгмонт, но берег в этом месте оказался таким крутым, что Марион снова вышел в открытое море и 31 марта опять приблизился к земле — на 36°30' южной широты. Теперь он двигался вдоль берега и, несмотря на встречные ветры, поднялся к северу до островов Три-Кингс. Пристать к ним не было возможности. Пришлось направиться к Северному острову и бросить якорь у мыса Мария-Ван-Димен — самой северной оконечности Новой Зеландии. Как вскоре обнаружилось, якорная стоянка оказалась плохой, и после нескольких попыток отыскать более удобную гавань Марион вошел 11 мая в Бей-оф-Айлендс.

Там нашли дрова и воду, разбили палатки и разместили больных под охраной сильного отряда. Туземцы немедленно явились на корабли, некоторые даже на них ночевали, и вскоре завязалась обменная торговля в крупных масштабах, которой немало способствовал небольшой запас слов таитянского языка.

«Я с удивлением отметил, — пишет Крозе, — что дикари, с первых дней посещавшие корабли, принадлежали к трем различным расам. Одни, вероятно, подлинные аборигены[145], отличались светлой, слегка желтоватой кожей; они были выше других, и их средний рост равнялся пяти футам и девяти или десяти дюймам; волосы у них черные, блестящие и гладкие. Другие, более смуглые, были несколько меньшего роста, со слегка вьющимися волосами. Наконец, встречались настоящие негры с курчавой головой, ростом уступавшие остальным, но обычно более широкие в груди. У представителей первого типа борода почти не росла, а у негров она была очень густая».