Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

— Ваши коллеги уже приходили, — барон Фернканте огладил седые волосы морщинистой рукой с вздувшимися венами. — Я все рассказал им, вряд ли добавлю что-то новое.

Гаспар немного помолчал с виноватым видом.

— Понимаете… — вздохнул он, — их срочно вызвали в Бревенштау, а при передаче материалов дела в Комитет Следствия через магограф произошел досадный сбой, и почти все материалы погибли.

Барон прищурил правый глаз.

— Мне казалось, надежнее ваших магографов нет ничего на свете, — сварливо и едко сказал он.

— Так и есть, — улыбнулся Гаспар. — Но чародеи — тоже люди и не застрахованы от ошибки. Поэтому меня и отправили сюда.

Врать почти не пришлось. Это было обычным делом в Комитете Следствия, когда дела пересылали из одного Arcanum Dominium в другой. Магографы обожали сбоить, выключаться или просто перегорать в самый ответственный момент. Не каждый деканус считал нужным соблюдать требования прилагающейся к магографу инструкции, где черным по белому написано и подкреплено голубой печатью, что кристалл саламанова кварца нужно менять после каждой передачи. Ведь кристалл может выдержать и две передачи, а то и три, а каждый из них на радужном рынке стоит около пятисот крон.

— Ну что ж, хорошо, — недовольно проскрежетал барон Фернканте. — Надеюсь, это не займет много времени.

— Уверяю, нет.

Барон пригласил Гаспара сесть на стул в гостиной своего особняка. Сам уселся на мягкий диван, закутавшись в домашний халат. Одеваться во что-то иное для встречи со следователем КР он не посчитал необходимым.

— Спрашивайте, магистр, — великодушно разрешил барон.

Гаспар закинул ногу на ногу, положил на колено блокнот, приготовился записывать.

— Скажите, барон, вы были дружны с хэрром… мсье де Шабрэ?

Фернканте побарабанил по спинке дивана пальцами, глядя в сторону.

— Не сказать, что очень, — признался барон, — но да, мы приятельствовали.

— Давно?

— Иногда мне казалось, всю жизнь, — тепло улыбнулся старик. — Но на самом деле всего пару лет. Мы познакомились на приеме в Люмском дворце. Жермен оказался очень приятным собеседником, хорошо разбирающимся в искусстве: в литературе, в живописи, в поэзии, драматургии, в музыке, как в современной, так и античной. При этом был не глух к голосу разума. Мы часто беседовали с ним и обсуждали политику. Его взгляды несколько отличались от моих, но он всегда помогал мне при разборе трудов морэнистов и ривьеров. Я предложил ему стать воспитателем и учителем моих дочерей, он согласился, — барон смолк, наблюдая, как Гаспар старательно записывает. — Я вообще глубоко убежден, что нам давно пора заняться образованием достойной и думающей молодежи, чтобы пресечь… всякое вольнодумие, — сказал он после. — Однако точные науки стоит все-таки оставить мужчинам — наш мозг гораздо лучше приспособлен, чтобы мыслить рационально и логически. Женщины, поскольку живут чувствами, должны лучше чувствовать этот мир. А что как не слово Божие и искусство помогут им разобраться в этом? — барон заглянул Гаспару в глаза, ища солидарности с этой глубокой и мудрой мыслью.

— Сложно с вами не согласиться, майнхэрр, — заверил менталист и постучал карандашом по блокноту.

— Жермен приезжал к нам трижды в неделю, — несколько охотнее продолжил Фернканте, — давал уроки Кларе и Елене или посещал с ними театр, художественные выставки, словом, приобщал их к актуальным культурным веяниям. На одной такой выставке, — ворчливо пожаловался барон, — мои любимые дочери чуть не разорили меня, купив натюрморт одного малоизвестного художника, отличающегося непомерной алчностью.

— А скажите, мсье де Шабрэ жил на улице Искусств? — Гаспар быстро сменил тему, не давая старику скатиться в обсуждение актуальных культурных веяний, которые с каждым годом, как известно, все хуже, примитивнее, пошлее и развязнее.

— Именно, — кивнул барон и раздраженно скривил морщинистое лицо. — Надеюсь, вы не станете выпытывать меня о погроме в его квартире, ибо я ничего не знаю. И, пожалуйста, магистр, — добавил он брюзгливо, — только не говорите о бунте демонов и дьяволов. В подобный нонсенс я никогда не поверю.

Гаспар перечеркнул вопрос в блокноте.

— Я… кхм, мы с коллегой позавчера обследовали его квартиру, — сказал менталист. — Уверяю, подобные слухи беспочвенны.

Даниэль сказала, что в квартире осталось полно следов охранных сигилей и печатей, так что газетчики все-таки не на ровном месте выдумали материал для ошеломительных статей. Но это не значило, что не выдумали на одно слово правды девять слов лжи, а это еще опаснее.

— Вокруг Жермена всегда ходили самые разные слухи, — барон почему-то решил, что стоит развить свою мысль. — Такой уж он был, слишком далекий от людей. А люди, так уж сложилось, меряют только по себе и проецируют свои пороки на окружающих. В последнее время все чаще говорили, что Жермен был связан с сектой колдунов… простите, чародеев-отщепенцев. Якобы посещал тайные оргии, а кто-то якобы даже видел, как Жермен занимался черным колдовством. Ха! — барон ударил кулаком по спинке дивана. — Все колдовство, которым он занимался, висело у него на шее. Лично я думаю, все эти черные слухи из-за меня. У меня слишком много беспринципных политических оппонентов, которые ищут любой повод, чтобы подмочить мне репутацию, очернить в глазах общественности. Подумать только! Моих дочерей воспитывал колдун-дьяволопоклонник, сношавийся с вызванными из Бездны суккубами на черных мессах…

Гаспар мотнул головой, открываясь от блокнота и собственных мыслей.

— Простите?

— Говорю, — повторил недовольный невниманием к своей особе барон, — тяжело вести борьбу за правое дело, когда твои недруги не разбивают твои доводы, а пользуются низменной клеветой и гнусными наговорами. Это все оттого, что у них нет доводов, их убеждения — пустой звук…

— Нет-нет, — почти вежливо прервал его Гаспар. — Что вы сказали о колдовстве?

Фернканте стал мрачнее тучи.

— Я сказал, все, что связывало Жермена с колдовством, — какой-то безвкусный амулет, каких полно в лавках гедских шарлатанов с Речной улицы.

— Какой амулет?

Барон пожевал губами, разглядывая потолок.

— Ну такой… — сварливо пробурчал он, — круглый, медный, с завитушками, похожими на языческие символы. Я в них не силен, но вроде бы арамские. Ну знаете, типичная мишура для суеверных простаков.

Гаспар перелистнул блокнот на чистую страницу и, хоть его художественные таланты оставляли желать лучшего, быстро зарисовал нечто, отдаленно похожее на круг с магическими символами.

— Такой? — показал он рисунок.

Барон ворчливо хмыкнул, нехотя подался вперед, взял блокнот и поднес к лицу, подслеповато щурясь.

— Да, — признал он, рассмотрев шедевр спазматического примитивизма, — похож.

— Мсье де Шабрэ давно его носил? — оживленно спросил Гаспар.

— Да сколько помню, — сказал барон, возвращая блокнот. — Он с ним вообще не расставался. Говорил, что обязан ему жизнью, благодаря ему заново родился и получил второй шанс. Может, купил в Сирэ перед тем, как попасть в мясорубку Майского переворота, вот и подхватил недуг суеверия. Или… — Фернканте задумался, нерешительно поглядывая на менталиста. — Или вы, как магистр, скажете, что в нем действительно были какие-то чары? Вы знаете, что это за амулет?

— Обычный охранный талисман, — убежденно соврал Гаспар со спокойствием и уверенностью бывалого эксперта, — полностью разрешенный Ложей к распространению. Оберегает от зла, случайных проклятий и прочего легкого магического вмешательства.

— Оберегает от зла? — вздрогнул барон. — О Боже, значит… Значит, не все слухи были выдумкой? Жермен действительно боялся чего-то… потустороннего?

— Не обязательно, — успокоил старика Гаспар и напряг память, вспоминая курс лекций по предметной магии, который слушал вполуха и едва сдал на удовлетворительно. — Легкое проклятье может наложить и обычный человек, сам о том не подозревая. Достаточно лишь концентрации воли, сильных эмоций, удачного расположения Граней. Поэтому Ложа разрешает к продаже подобные талисманы, чтобы оградить граждан от магического вмешательства первого уровня.