Место под солнцем (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне тоже нравишься, особенно в постели и без дурацкого пеньюара. Так сойдет?
— Неплохо для начала. — Эльфийка забралась под покрывало. — Ладно, забыли. Видимо, это моя карма. Любой мужик, к которому я питаю теплые чувства, в итоге оказывается мудаком.
Сделав пару последних затяжек, Ливий потушил сигарету и убрал пепельницу на прикроватный столик.
— Как Фуад? — спросил он, опуская голову на подушку.
— А, что? — недоуменно переспросила Тара.
— С ним ты тоже спала, верно? Или как ты там сказала? Жила за его счет? Если так, то, видимо, питала к нему теплые чувства.
— С чего ты взял? Черт! — Она бросила в него декоративную подушку с золотой вышивкой. — Я не питала к нему никаких чувств! Он же последний козел! Он считал меня проституткой!
— И поставлял тебе клиентов. Это тоже своего рода забота. Надеюсь, и деньги он с таких сделок имел приличные. Я бы на его месте поднял планку до сорока процентов и стоял насмерть, не уступая ни динара. А, может, брал бы и все пятьдесят. Светловолосые женщины на востоке ценятся высоко.
Эльфийка повернулась было на бок, но Халиф тронул ее за плечо.
— Дай мне поспать. Я успела тысячу раз пожалеть о том, что начала этот разговор.
— С кем из приятелей Фуада ты знакома?
— Спала только с ним, если ты об этом. У тебя серьезные проблемы с немотивированной ревностью, ты в курсе, дружок? Может, Эоланта находила это сексуальным, а Гвендолен и вовсе приходит в восторг, когда ты расправляешься с ее ухажерами, но мне это не нравится.
— Ты помнишь Динара Абади?
Тара легла на спину, сложила ладони на животе и выдохнула, всем своим видом показывая, что этот разговор ей не нравится.
— Помню. Дурак еще тот. Чуть что, поддакивал Фуаду и все время старался слиться с окружающей обстановкой.
— Когда я был у дел, Северин привел ко мне Динара и Назима, его брата. Они долго работали с нами. Звезд с неба не хватали, но были дисциплинированными и исполнительными. Идеальные солдаты, которые всегда слушаются приказов и четко их исполняют.
— А, тот самый Назим, который предупреждал тебя о том, что затеял Фуад. Припоминаю.
— После того, как я сел в тюрьму, Назим пришел к Насиру с ножом — полагаю, по приказу Фуада — и тот его убил. Но Динар до сих пор жив. И Насир до сих пор жив. Понимаешь?
— Не-а, — зевнула эльфийка.
— Динар обязательно отомстил бы за смерть брата. По принятым в нашем мире правилам он должен был пойти к Аднану, а тот сказал бы, что кровь смывается кровью. Но никто никого не убил. Более того — Змей, вернувшийся в город несколько дней спустя, узнал, что Назим мертв, но и понятия не имел, кто приложил к этому руку, хотя слухи о подобном распространяются на улицах со скоростью света. Правду он услышал только сегодня. От Насира. Северин позвонил Аднану, и он сказал, что знал обо всем, но приговор выносить не стал, так как ни один из приятелей Динара не согласился за него поручиться. Судья всегда выбирает поручителя, его функция — проследить за тем, чтобы приговор был исполнен. Так, как Аднан поступил со Змеем в моем случае. Если я вернусь в Алжир после того, как прикончу Фуада, Северину придется убить меня собственной рукой.
— И часто такое случается? Когда не находят поручителя?
— Очень редко. Обычно Аднан назначает поручителя сам, хотя тот может отказаться, но в тот раз Динар, видимо, пришел один. Это тоже странно. Ни свидетелей, ни представителей второй стороны. По сути, это слово Насира против его слова. Динар мог привести с собой Фуада, Валентина, на худой конец, кого-то, кто подкрепил бы обвинение. Я решил, что дело в бардаке, который тогда царил в городе. Но выглядит странно, ты согласна?
Тара улеглась на живот, подмяв под себя подушку.
— Ты думаешь, что зачинщиком этого заговора был не Фуад, а Аднан?
Халиф устало потер лицо ладонями.
— Я не знаю, что думать. Я совершенно запутался.
— К черту все это. Поедем в Треверберг прямо завтра. Я, ты, Рамон и Руна. Оставим этот змеиный клубок в покое, и пусть они разбираются сами.
— Предлагаешь убежать от проблем? Я кажусь тебе трусливой сучкой, которая при первом признаке опасности поджимает хвост?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Предлагаю задуматься о том, что будет, если тебе прострелят башку храмовым серебром. Толку тогда от твоей мести?
— Если прострелят, то так тому и быть. Я всегда знал, что легкая смерть мне не светит. Уж лучше так, чем от скуки или от старости.
Эльфийка протянула руку и коснулась его щеки.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Это моя жизнь. Со мной такое может случиться в любой момент.
— Я боюсь тебя потерять.
Сказав это, она замолчала и посмотрела на Ливия так, будто уже пожалела об откровенности.
— Давай не будем говорить об этом, — попросил он.
— Потому что одна мысль о том, что у тебя тоже есть чувства, чертовски пугает, дружок? — улыбнулась Тара.
— Потому что это в итоге причиняет боль. В моей жизни было достаточно боли.
— Ты не виноват в том, что случилось с Эолантой. И твои чувства здесь не при чем.
— Когда я привязываюсь к кому-то, то в конце остается только боль. Поэтому я… я уже говорил, что ты мне очень дорога, Тара. Но иногда я думаю: что в этом самое притягательное? То, что я испытываю к тебе, или ожидание боли, которая придет следом?
— Ладно, забыли. — Эльфийка придвинулась к Халифу и приложила его ладони к своей груди. — Давай поговорим на твоем языке. Я чертовски соскучилась и даже готова раздеться без твоей помощи.
— Не стоит идти на такие жертвы. С этим я справлюсь сам.
***
Ливий проснулся за пару часов до рассвета. Тара устроилась рядом, свернувшись клубком и перетянув покрывало на себя. По комнате гулял свежий ветер, но разбудил его не холод. Халиф прислушался к царившей в доме тишине. Слишком абсолютной, как оно всегда бывает в такой час. Слуги еще не встали, Рамон со своими солдафонскими привычками выбирался из кровати в шесть, максимум в шесть тридцать, и мог проснуться позже только в том случае, если из-за разницы часовых поясов у него сбился внутренний компас (а такое с мистером Ковалевым на памяти его друга еще не случалось). Руну из постели выманивал аромат свежесваренного кофе или готового завтрака, а Змей приходил в себя разве что к обеду. После расставания с Сабриной он жил в квартире, которой больше подошло бы описание «обветшалая берлога». Увидев ее, Ливий поставил Северину ультиматум: либо тот немедленно собирает вещи и переезжает к нему, либо он сегодня же купит для месье Назари что-нибудь подостойнее. На последнее Змей не согласился бы даже под угрозой смертной казни и выбрал первый вариант. Халиф распорядился отдать другу часть гостевых комнат, которые и в хорошие дни большую часть года оставались пустыми. Первые пару дней Северин ворчал, жалуясь на то, что вилла находится слишком далеко от города, а по вечерам с моря дуют слишком холодные ветра, но искусство повара настроило его на положительный лад, а симпатичные служанки закрепили впечатление.
Тара заворочалась, похлопала по простыне ладонью в поисках Ливия, но не дотянулась до него и обняла подушку. Халиф сел, взял с прикроватного столика пачку сигарет и обнаружил, что она пуста. Как давно они уснули? Часа три назад, не больше. Он чувствовал себя отдохнувшим, но до сих пор не понял, что его разбудило. Не шаги за дверью — на них он всегда реагировал чутко и просыпался мгновенно, инстинкт, который навсегда остается частью бывшего заключенного — и не голоса. Должно быть, сон. Первые несколько ночей на свободе Ливий спал крепко, как младенец, но потом его начали мучить кошмары. Хотя вряд ли их можно было назвать кошмарами. Скорее, очень странными снами, смысла которых он не понимал — и каждый раз просыпался с ощущением одетого на голову холщового мешка и раздвоенного сознания. В них ему являлись и Эоланта, и мать, и отец, и Альвис, и Анигар. И даже первые боги. По пробуждении он не мог вспомнить сюжеты этих сновидений, только обрывки диалогов, а спустя час-другой забывал и это. Говорят, что способность видеть вещие — янтарные, как их называли его предки — сны можно натренировать. Кто знает, вдруг он увидел бы будущее. Не то чтобы ему этого хотелось, но затянувшаяся неопределенность вкупе с мыслями о безвыходности ситуации медленно подтачивала его волю.