Меч на ладонях - Андрей Муравьев

Улугбек пожал плечами:

– А я, собственно, не уверен был, что нас с дыбой не начнут допрашивать. – Археолог развел руками. – Вы должны понять. Если бы я рассказал все, что знаю о текущих событиях, то при допросе с пристрастием из нас могли бы выбить такое, что от костра уже никто б не отвертелся. Обвинили бы в чернокнижии, да много чего могли приплести, а так уж только я мог попасться. Меньше людей вовлечено в историю – меньше шансов на провал.

Малышев покачал головой осуждающе:

– Ну, не скажи. Если впереди пакость какая светит, то всегда лучше, если над ней не один человек думает, а несколько. – Но для обид времени не оставалось. – Так слушай, что – это действительно начало крестовых походов?

Улугбек мялся, но совместными усилиями казак и фотограф его разговорили. Так как вся беседа велась на русском языке, быть услышанными они не боялись.

– Видите ли, – начал ученый. – Как таковой, термин «крестовый поход» появился в обиходе только веке в семнадцатом. Теперь принято это называть «паломничеством по святым местам». Да и не уверен я. В той истории, которую я изучал, считается, что, например, императрица Адельгейда сбежала значительно раньше. По крайней мере, она упоминается при описании выступлений на Соборе, который был в городе Констанца почти год назад. А сбежала-то она только в этом году! Так что я уже и не знаю, насколько трактовки и даты, которые я учил, соответствуют реалиям.

Костя помолчал, подумал, потом хлопнул смущенного археолога по плечу и дружески хмыкнул:

– Ладно. Но на будущее старайся хотя бы предупреждать. А то проедем мимо, а рядом Да Винчи «Мону Лизу» рисует. – Он еще раз хмыкнул. – Кстати, не выходят из головы твои слова… Ни фига себе паломничество они здесь представляют! С огнем и мечом!

Сомохов согласился:

– Да, это немного отличается от того, что под этим понятием подразумевают у нас. Но сейчас путешествия в святые места сопряжены с большим риском. Правда, за такой риск церковь и великие блага предлагает. За отпущение грехов деньги платить надо, а тут съездил в Яго-де-Кампостелу – и сто лет покаяния тебе снято! А за…

– Чего? – не понял подъесаул.

Чтобы не привлекать ненужного внимания со стороны взбудораженного церковного сообщества, они отошли в сторону монастырского сада. У этого места был только один недостаток – слишком близкое расположение к кухне. Для голодных с утра русичей это было настоящим испытанием.

– Так шо там за покаяния?

Сомохов, остановленный на середине фразы и вынужденный объяснять очевидное, вспыхнул. Лектор с большим стажем, он терпеть не мог, когда его перебивали.

– Разве можно встревать в речь, уважаемый? Когда придет время вопросов, я позволю вам узнать то, что вас интересует, а пока попрошу не мешать мне!

Казак насупился, но от вопроса не отказался:

– Так шо там с гисторией? Будут нас еще катувати, ци усе?

Сомохов еще похмурился, но при виде сосредоточенного лица подъесаула не выдержал и так рассмеялся, что даже Малышев и Горовой улыбнулись.

Насмеявшись, ученый виновато развел руками:

– К сожалению, я могу рассказать, да и то приблизительно, только о главных событиях этой эпохи. Ну, примерное начало первого крестового похода, о его основных лидерах еще… А про истории жизни трех провинциальных купцов из далекого Полоцка в летописях упоминаний нет…

Малышев попробовал встрять:

– Так что нам с того, кто куда тут собирается? Нам ведь в эту, как ее там… Адессу, что ли? Там ведь машинка будет, которая нас сюда затащила?

Сомохов улыбнулся:

– Вот именно. Туда. Но…

Он сделал театральную паузу.

– Ну, и шо за но? – не понял Горовой.

Улугбек продолжил:

– А «но» в том, что первый крестовый поход начнется именно с захвата города Эдесса. Так что теперь, после сегодняшнего заседания Собора, а вернее, после официального объявления сбора паломников и призыва к походу на Иерусалим, который будет произнесен в этом году в городке Клермон, у нас появилась возможность примкнуть к походу и явиться в логово тех, кто виновен в том, что мы здесь, не одинокими странниками, а в составе рати победителей.

Сомохов запнулся.

– Только ждать долговато, – сказал он. – Лучше успеть до начала похода, пока кровью Азию не залили. Да и после Эдессы ничего путного у крестоносцев не вышло, так что тут надо будет четко отслеживать исторические события, чтобы не пойти на дно со всем крестовым воинством… Зато какие вехи исторические! Какие личности!

Малышев нашел все-таки возможность подпортить сладостное настроение воспарившего в мечтах археолога.

– А они не смоются с аппаратом, как из-под Хобурга? Там они это очень быстро забацали.

Улугбек Карлович задумался, но через секунду встряхнул головой:

– Да что там гадать… Жизнь покажет! А пока постараемся не пропустить начало эпохи христианских завоеваний!

Костя ухмыльнулся:

– Садимся на хвост!

Вечером, когда в зале отшумели обсуждения ученой братией последних событий, после длительной молитвы, призванной благословить новое начинание, после обильного ужина, переросшего в небольшой пир по поводу последних событий, обитель погрузилась в сон.

Север Италии всегда славился своими вечерами, когда большое багровое солнце, тая как медовый леденец, садится в лазурное море или ласкает края бескрайних полей с виноградниками, играет пурпурными каплями на стенках бокалов доброго вина, баюкает уставшее после напряженного дня тело и душу. В отличие от более южных районов Ломбардии, в Пьяченце весна, даже ранняя, была короткой, легко уступала место лету, которое отличалось мягким и незлобным нравом, не загонявшим в полдень всех жителей в глубину патио или поближе к фонтанам, как это происходило на юге или на Сицилии. Если и бывало жарко в северных долинах, то только в июле, все остальное время, с апреля и до середины июля и с середины августа до конца октября, солнце щедро поливало эту плодородную землю своими лучами, но не убивало все то, что на ней находилось. Да! Встречались в Италии уголки и более благоприятные, та же Флоренция, например. Но для уснувших без задних ног «полочан» и крутившейся за занавеской на узком деревянном ложе императрицы не было сейчас на свете уголка прекрасней!

Обитель провалилась в сон как-то сразу и повсеместно. Спали, завернувшись в шерстяные рясы, послушники и монахи монастыря Святого Иоанна, сопели переевшие буженины под хреном епископы, натягивая до подбородка одеяла из мягкого камлота, елозили, предвкушая грозные события, на своих простынях из тирлена[140] избранные римские кардиналы. Задремав под треск первых цикад, молодой стражник папской гвардии грезил о плаще капитана. Причмокивал, выпивая во сне квартовую кружку вина, его матерый благородный командир. Даже молившийся на всенощной старый настоятель маленькой церквушки, всю ночь решивший простоять перед распятием, привалившись к скамье, забылся, во сне продолжая усердно возносить осанну…

Только серая тень единственного бодрствующего человека скользила вдоль монастырского забора с внешней стороны. Заклятие сна требовало много усилий, а Валиаджи был серьезно ослаблен. Охрана монастыря не выпускала лекаря, прибывшего с германской императрицей, поэтому мастер Пионий решился применить знание, обладателем которого он стал по милости богини, имя которой он сейчас нашептывал вполголоса.

– Архви. – Голос лекаря был слегка простужен, да и вечерняя роса, из-за которой его плащ намок по нижнему подолу и набухли сапоги, не добавляла энтузиазма. Если бы не крайняя необходимость, то Энцо скорее предпочел бы погреться у жаровни в странноприимной зале обители, чем ворожить, изматывая себя длинными заклятиями, и красться по кустам в ночи.

– Лучезарный с тобой, – отозвались за неприметным бугорком на призывы мастера.

Валиаджи приник к земле:

– Кто ты?

Бугорок зашевелился, принимая привычные человеческие очертания. Теперь на застывшего лекаря смотрели широкие миндалевидные глаза с характерным разрезом. Рта говорящего еще не было видно. Процесс трансформации всегда вызывал у Энцо ужас, сравнимый только с видом змей, которых итальянец боялся с детства. Когда преобразование закончилось и мастер смог унять дрожь, способную прорезаться в голосе, лекарь и капилар присели у куста бузины. Предстоял нелегкий разговор.

– Я не мог прийти раньше, досточтимый мастер. – Воин подтянул ноги под себя, усевшись поудобней. Небрежным движением он закрутился в длинный маскировочный плащ, сливавшийся с окружавшей обстановкой, где бы капилар ни находился. Секрет создания такой ткани был утерян, поэтому плащи воинов ночи были таким же сокровищем для последователей Архви, как и установки посвящения.

Валиаджи уважительно опустился поодаль, чтобы ненароком не помять драгоценный плащ собеседника. Было холодно, да и промок итальянец основательно, но не физический дискомфорт вызывал в нем нездоровую дрожь. Здесь и сейчас происходила оценка его действий за последнее время, а значит, совершалась очередная оценка и его самого.