Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Уж я вам, господа, рассказал всё, как было, а верить или нет, так это вы сами теперь решайте, – и прежде чем кто-то из визитёров ему ответил, он добавил: – Я и сам всё вижу, вижу, что не дело было тех сволочей отпускать, да что я мог поделать? А ничего я поделать не мог. Вот так вот, господа.
Глава 35
- Это всегда у них так: кажется, и не виноват никто, а мерзость сделана, – рассуждал генерал, говоря больше себе, чем своему Рудеману.
Но ротмистр сразу поддержал разговор:
- Думается мне, что этот тюремщик получил в руку, и получил изрядно, иначе какой бы человек честный стал воров отпускать?
Волков взглянул на молодого офицера и стал улыбаться: эх, молодость. И так как тот его улыбок, видно, не понимал, стал ему объяснять:
- Понимаете, ротмистр, уж больно просто всё было бы, ежели бы этот человек взял деньги и отпустил за то воров, – он качает головой с сомнением. – Уж больно просто… Может, он и не брал ничего, а всё так вывернули чинуши местные, что ему и поделать было нечего.
- Думаете, это прокурорские?
- Это город, - говорит молодому офицеру генерал и рукой обводит вокруг себя: вот, поглядите, - это город, и пусть он трижды подчиняется курфюрсту, да только истинная власть тут не у него, и даже не у семейки Маленов, и уж тем более не у меня.
- У городских? – догадывается ротмистр.
- У них, у торгашей и ростовщиков, у мастеровых и чиновных, вся эта местная мерзость в кубок сплелась, браками породнилась, общими делами и имуществом, и теперь у власти тут люди худшие, что только могут быть, торгаши и чернильные души, – они подходят к карете, и один из солдат открывает ему дверцу, но барон не спешит садиться. – Как вы думаете, почему целая фамилии, в которой только рыцарей два десятка, под которой половина всей земли графства и всякого иного имущества, со мной расправиться не может?
- Может потому, что вы в фаворе у курфюрста? Или вас просто так оружием не взять? – предположил Рудеман.
- Хм-м… – Волков ухмыляется, почти смеётся. – Местные Малены, младшие сыновья, так голодны, что ничего уже не боятся, и герцога тоже. И большого войска им не нужно, они могли бы сделать так, что я в город и носа сунуть не посмел бы без хорошего отряда… А с хорошим отрядом они бы мне ворот не открыли… И сидел бы я в Эшбахте, как в осаде, и боялся бы без охраны в сто человек на север к сеньору своему в Вильбург съездить. Вот как дела бы обстояли.
- И почему же это не так? – не понимает офицер.
- А потому, мой друг, что главная тут сила, – это клубок из всей этой городской сволочи, скользкий и невидимый на первый взгляд, у которого и головы-то единой нет, с которой можно бы было договориться, так как голов там много. И вот этому клубку власть Маленов так же неприятна, как и мне, но вся беда в том, что и моя власть им не нужна. Они так и будут нашу вражду продлевать, не давая ни одной из сторон победить. Ну и ещё, - тут генерал уже поставил ногу на ступеньку кареты, - большая часть местных бюргеров меня с удовольствием отдала бы на растерзание Маленам… Уж больно маленским торгашам нравится хорошая дорога до реки и склады в Амбарах. Многие из местных уже к себе мои Амбары давно примеряют, столько уже раз выкупить их пытались или землю под свои пристани купить, да вот только я им не даю. Злятся втихаря на меня, негодяи, - Волков усмехается. Но тут же становится серьёзным. - Меня не станет – они быстро с мой супругой договорятся, а семейка её ещё и содействовать купчишкам станет, за пару монеток расстараются жёнушку мою уговорить.
- И что нам делать, генерал? – кажется, Рудеман не на шутку проникся подобными откровениями своего командира.
- Что делать? – переспрашивает командир и снова смеётся. – Так что делать человеку нашего с вами ремесла, коли у него враги рядом?
- Да, что делать нам, коли враги повсюду?
- Ничего особенного: как и всегда, держать фитили зажжёнными, латы не снимать… - он помолчал и прежде, чем сесть в карету, добавил уже привычное для него: – И быстрее достроить замок.
***
Жена не переставала его радовать. Любая весточка от баронессы неизменно бодрила Волкова. Он едва приехал к Кёршнерам, едва вошёл, а лакей передаёт ему письмо от супруги. Волков берёт бумагу с замиранием сердца: уж не случилось ли чего. У него сразу мысль мелькает: «Благодарю тебя, Господи, что у меня три сына. Три!».
Но послание оказалось скорее раздражённым, чем тревожным. Неровный почерк, ошибки, грязь на бумаге – суженая себе не изменяла. Не изменяла она и в смыслах, и писала ему:
«Здравы будьте, дорогой мой муж. Вы и дня дома не побыли, как уже уехали. Сказывали, что едете по делам, а сами там остались гостить. А меня не взяли. А у меня тоже дела в городе есть, – «Вот как, у неё тоже дела есть, и, конечно же, важные». – Мне всякого нужно купить, хоть тех же нижних юбок и рубах, мои поистрепались уже давно, платье хоть одно новое тоже, и ещё иного, и сыновьям тоже нужно купить, хоть башмаки, а то ходят на двор без обуви, как простые, позорят вас, уж за то я их отчитываю, а то я сижу в деревне вашей безвылазно, - «… в вашей…»; жёнушка, кажется, как никто умела его раздражать, даже на расстоянии, - уже и забыла, как в свет выходят, забыла, как драгоценности надевала. Ежели вы ещё в Малене побудете, так я к вам приеду. Тоже хочу у Кёршнеров в доме пожить. С хорошими лакеями, – и
