Мой вечный странник - Елена Свиридова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Константин, не вставая с колен, подполз к ней, уткнулся головой ей в бедро. Лариса осторожно отстранила его, быстро прошла на середину палаты и, глядя на Константина, тихо, почти шепотом произнесла:
— Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить…
— Что? — испуганно пробормотал Костя, вскинув на нее свои опухшие глаза в выцветших ресницах.
Стоя все в той же позе и словно не замечая его, Лариса заговорила совсем тихим, обычным голосом. Но почему-то при звуках ее голоса у Константина возникло ощущение почти гипнотического воздействия.
— Я так утомилась! Отдохнуть бы… отдохнуть… — Лариса медленно подняла голову, закинула за нее руки и словно превратилась в грациозную статую. — Я — актриса. — Произнеся это, она вдруг опустилась на пол, села в свободной позе и продолжала: — Он не верил в театр, смеялся над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом… О чем я? Я говорю о сцене. Теперь уж я не та… Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока живу здесь, я все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы.
Константин, продолжая стоять на коленях, замер в неподвижной позе, не смея шелохнуться, и потрясенным взглядом смотрел на Ларису. А она вдруг повернулась к нему и заговорила так проникновенно, что у него чуть не полились слезы из глаз:
— Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем, — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни.
Лариса замолчала. Константин схватился за голову и прокричал:
— Господи! Какая актриса! Какая ты потрясающая актриса… Я уничтожен, у меня просто нет слов.
— Ну зачем же так? — улыбнулась Лариса, встала, взяла сигарету, перешла к креслу. — Это был чистый экспромт. Я вспомнила этот монолог Нины Заречной, который читала когда-то на вступительных экзаменах, потому что ты вдруг ужасно напомнил мне Треплева. Такой же беспомощный, самовлюбленный, сентиментальный… — И, почти не меняя интонации, Лариса снова перешла на чеховский текст: — Хорошо было прежде, Костя! Помните? Какая ясная, теплая, радостная, чистая жизнь, какие чувства — чувства, похожие на нежные, изящные цветы… — Она протянула руку к букету роз. — Помните?
— Господи, Лариса! Да что ты со мной делаешь?! — Астахов закрыл лицо руками и всхлипнул. — Это невозможно… Я без ума от тебя. Теперь, когда ты свободна, нам никто не помешает быть вместе! Скорее выходи из больницы, мы снова будем работать, мы никогда не расстанемся, мы будем вместе всегда, всегда…
— Нет, — ответила Лариса, глядя на него спокойным ясным взглядом, и заговорила дальше, мешая текст пьесы с собственными словами: — Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде… Я поняла это слишком поздно, но это ничего не меняет. Мне все равно, живой он или мертвый. Я люблю его, люблю страстно, до отчаяния люблю.
— Как ты можешь говорить так? — воскликнул Астахов безумным голосом. — Мы так любили друг друга…
— Возможно, — равнодушно сказала Лариса, потушив сигарету. — Я не жалею о том, что было. Бессмысленно жалеть о прошлом, потому что все равно нельзя ничего изменить. Но между нами все кончено, Костя. Мы никогда не будем вместе. Ты жалок, смешон.
— Как Константин Треплев? — взяв себя в руки, с ухмылкой произнес Астахов. — Ты просто поиграла мной, как марионеткой, а потом решила выбросить на помойку? Нет, дорогая, из этого ничего не получится! — Он бросился к Ларисе, замахнулся для удара.
Лариса вскочила с кресла, испуганно попятилась к стене. Константин резко опустил руку. Произнес мрачно:
— Нет, я не способен тебя ударить. Лучше я поступлю, как мой тезка, Константин Треплев. Ты хочешь, чтобы я тоже застрелился? Ведь хочешь, да?
— Я совсем этого не хочу, — торопливо ответила Лариса, оправившись от испуга. — Какая глупость. Я думаю, ты и стрелять не умеешь.
— Умею, — процедил Астахов сквозь зубы. — Еще как умею.
— Ладно, хватит. Закончим этот дурацкий фарс. Я просто давно не играла, захотелось вдруг прочесть монолог Нины Заречной. Не думала, что это тебя так взбесит. А теперь оставь меня, я устала.
— Я приду завтра, если не застрелюсь, — произнес Константин и направился к двери.
— Нет, не приходи. Я больше не хочу тебя видеть. Ни завтра, никогда.
Он быстро вышел, больше ничего не сказав.
Проводив его взглядом, Лариса подумала, что он просто сумасшедший. Хоть лечится в психушке она, но ей кажется, что он гораздо более сумасшедший, чем она. И при этом такой фальшивый, такой жалкий… Как же она могла влюбиться в него? Невероятно. Ей вспомнились слова Джека: «…с нами со всеми происходят иногда невероятные вещи. Каждый может влюбиться без памяти и в самое необыкновенное, и в совершенно заурядное существо, переломать всю свою жизнь, а потом думать с удивлением — что же это было со мной? Зачем я это сделал?..» Лариса не сомневалась, что, конечно же, именно так было с ней, но хватит об этом, хватит! Ведь этот замечательный врач говорил ей и другое: не казните себя за свои прошлые поступки, к любому поступку можно подойти с осуждением, с оправданием и с пониманием. Когда приходит понимание, оценка уже не требуется. Совершенный вами поступок занимает свое место в прошлом, а вы начинаете жить настоящим… Лариса подумала, что прав был Евгений Борисович, во всем прав.
В середине того же дня по одному из подмосковных шоссе в потоке машин, ничем особенным не выделяясь, ехала черная «Волга» с тонированными стеклами. Она все больше удалялась от города на довольно большой скорости, но вдруг резко затормозила и свернула прямо в лес. Проехав какое-то расстояние по неширокой, но хорошо утрамбованной просеке, она вскоре скрылась за деревьями и потерялась из виду. Через некоторое время она снова выехала на асфальтированный тракт, идущий вдоль леса, и двинулась в неизвестном направлении. Кругом было совершенно безлюдно, по дороге не попадалось ни одной встречной машины. Наконец «Волга» достигла охраняемой территории, обнесенной колючей проволокой, и остановилась у пропускного пункта. К ней подошли вооруженные охранники, потом ворота распахнулись, пропуская машину внутрь. Как только «Волга» миновала ворота, они снова закрылись.
Дальше асфальтированная дорога снова шла через лес, куда не проникали никакие посторонние звуки, слышен был только шелест осенней листвы и беззаботное щебетание птиц. Через некоторое время за деревьями показались какие-то постройки, и вскоре машина подъехала к населенному пункту, со стороны напоминавшему обычный поселок городского типа. Вдоль улицы ровными рядами стояли бревенчатые и каменные дома, чуть в стороне блестел позолоченный купол церкви, а на довольно большой центральной площади возвышалось кирпичное здание с высоким парадным крыльцом и большими окнами.