Эффект пустоты - Тери Терри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это как отпечаток пальца Кая — энергетический узор, его неповторимый голос.
Его… Vox? Это то самое, что обозначает слово, написанное на рисунке?
А как насчет меня?
Вытягиваю руку и вглядываюсь в нее тем же способом. Шевелю ладонью и завороженно наблюдаю цветовую пульсацию. Это радуга, она вокруг обеих рук; от кончиков пальцев к плечам цвета становятся насыщеннее. Все так похоже на рисунок из книги Первого. Здесь же присутствуют другие цвета и оттенки, но общий эффект — радужный.
Спустившись вниз, снова углубляюсь в книги и схемы: что значит моя аура? Нахожу несколько ссылок, и в каждой книге свои варианты ответов. Но преобладающим является мнение, что люди с радужной аурой обладают способностями к работе с энергиями: они целители. А еще они могут стать частью звездного народа, представители которого в первой инкарнации живут на Земле. Стоп. Что вообще означает эта чертовщина?
По мере того как я читаю о цветах, перебираю книги и схемы, в моей голове происходит переворот. Каким-то образом получается, что книги Первого остались здесь для того, чтобы я их нашла; они касаются меня и того, чем я стала.
Я могу и дальше обманывать себя, что я тут всего лишь пытаюсь вычислить его, найти к нему дорогу, но мною овладела жажда узавать, и узнавать больше, о моем новом я.
Исцеление и настройка ауры для исцеления людей. Разве не это я делала, когда восстанавливала свое ухо, помогала Каю после того, как его избили и привязали к скамейке, и потом, в больнице, когда у меня было сотрясение мозга? Не знаю, как справилась с этим в первый раз; я тогда вышла из тела и проникла в повреждение. Но когда лежала в больнице с полной сумятицей в мыслях и контузией от сотрясения, мне пришлось потрудиться, и… да. Думаю, именно это я и сделала. Возможно, если бы я сначала обследовала ауру, то смогла использовать ее для более направленного воздействия, а не действовала бы наугад, по наитию.
Смысл прочитанного укладывается в голове, и у меня перехватывает дыхание. Если настройка ауры может исцелять, то может ли она причинить вред? Те солдаты… Я ударяла их своей яростью, и они падали на землю. Я содрогаюсь: способность к целительству, использованная во вред.
Листаю страницу за страницей, читаю, пока освещение не становится настолько скудным, что у меня начинают болеть глаза. В конце концов приходится остановиться. Встаю и, потягиваясь, бреду к двери.
Сегодня небо усыпано звездами.
В одной из книг Первого я уже прочитала, как пользоваться телескопом, и сейчас готова попробовать.
Рольставни на стенах и крыше оранжереи закрыты, но на стене есть выключатели. Нажимаю, и рольставни отъезжают, двери и крыша открываются. Снимаю покрывало с телескопа и включаю его.
Хоть я и вижу окружающие их цветовые пятна, звезды над головой остаются такими же холодными и далекими, как и всегда. Я почему-то нервничаю — то ли из-за того, что увижу, то ли из-за того, что не увижу ничего через линзы телескопа.
Размышляю о том, что стану искать в небе, когда включится экран и панель управления. Я даже не прикасаюсь к прибору — он сам приходит в движение и настраивается.
Эта модель гораздо более продвинутая, чем те, о которых говорится в книгах Первого, и не похожа на прибор серийного производства. Возможно, ее сделали на заказ? Изучаю экран и панель управления, стараясь разобраться, что к чему.
Интересно. Похоже, прибор запрограммирован на слежение за определенным участком неба с учетом движения нашей планеты и звезд. Как только я включила его, он начал сам ориентироваться в пространстве. Что такого привлекательного там нашел Первый? Что он хотел видеть, каждый раз включая телескоп?
Поколебавшись, я смотрю в окуляры. Вижу размытые цветовые пятна, лучащиеся светом на фоне чернильной тьмы; от красоты у меня захватывает дух. Настраиваю резкость, и в поле зрения появляется двойная звездная система; изображение предельно четкое и яркое, размещено по центру картинки. Звездная пара настолько красива, что почти больно видеть ее с такой ясностью: сверкающая золотая звезда и голубая поменьше, частично закрывающая золотую. Линии многоцветных аур окутывают обе звезды — чистые полосы цветов, которые я способна воспринимать, и следы тех эманаций, которые не доступны невооруженному глазу.
Карты звездного неба и координаты созвездий из астрономических книг Первого уже у меня в голове: эта бинарная система расположена внизу Северного Креста и в голове созвездия Лебедя. Она называется Альбирео.
Красота, чистота и удаленность этих звезд захватывает меня; вместе с ними действие оказывает и их аура — запись всего, чем они были, и указание на то, чем они станут. Не отрываясь смотрю в ночное небо и думаю не о том, о чем надо бы думать, а об этих звездах. Неожиданно ко мне приходит осознание. Первый не единственный скрывал свое истинное «я». Это касается и меня, и болезни, сделавшей меня такой.
Во всем этом — в Первом, в эпидемии, во мне теперешней, в аурах, его рисунке, в частицах, превращающихся в волны, и в волнах, воздействующих на частицы — есть нечто объединяющее. Но я пока не вижу, что именно. Чего-то не хватает.
Когда возвращается Келли, я ее скорее чувствую, чем вижу. Она остается у меня за спиной и наблюдает.
— Привет, — говорю я, выпрямляясь, поворачиваюсь к ней лицом и прикасаюсь, одновременно охватывая ее ауру. Но у Келли нет цвета; по крайней мере, я ничего не вижу, только тьму.
«Привет».
— Прости, что разозлила тебя сегодня. Я не хотела.
«Я знаю. — Келли вздыхает, прислоняется к стене. — Это из-за того, что мы здесь, на этом острове. Просто задержка здесь выводит меня из себя, а мы, похоже, так и не приблизились к разгадке Первого».
— Может быть. А может быть, что я приблизились. Я думала. У меня есть некоторые соображения по поводу него и его занятий. Мне нужна твоя помощь, чтобы во всем разобраться.
28
КЕЛЛИ
Внимательно смотрю на Шэй. Неужели ее синие глаза могут видеть то, что не видят мои темные? Мне так не терпится найти Первого, что я готова на все. И я хочу ей верить.
«Чем я могу тебе помочь?»
Шэй накрывает телескоп, щелкает выключателями, и стеклянная крыша, стены и двери закрываются рольставнями. Потом поворачивается
