Великое Лихо. Слуги Карающего Огня - Сергей Волков

— Черное пойло глотай на здоровье, болесть чтоб уняло, в груди чтоб чисто стало! — нараспев сказал Волхв, с трудом удерживая выгнувшееся дугой тело Фарна. Этрос судорожно глотнул, закашлялся, заперхал, пытаясь руками разодрать себе горло, но Зугур с Луней были уже тут как тут — навалились, вцепившись в запястья, удержали Фарна от самовредительства.

Чудодейтвенное пойло подействовало быстро — Фарн открыл глаза, хотел что-то сказать, но смог только сипеть сожженной глоткой.

— Вот и ладно! Вот и хвала богам, особливо Влесу — знахарьскому потворителю! — радостно сказал Шык, глядя на ожившего этроса: — Давайте-ка, други, грузить его в корабь, да отплывать пора — вечереет, не ровен час, выбредет из моря лих тот поганый, пусть его рыбы на куски разорвут!

Отплыли, свернули ветрило — чтобы не мешало плыть по реке. Северный ветер дул теперь прямо в нос Родомысли, и ветрило только тянуло бы корабь назад, к морю.

Зугур с Луней сели грести — и всю ночь скрипели в деревяных рогульках уключин загребистые весла, с каждым взмахом приближая Родомысль к дому.

Местность, что плыла за бортами лодьи, стала быстро меняться — исчезли далеко позади приморские скалистые горы, потянулись степи, унылые, покрытые пожухлой травой. Зугур, раздувая ноздри, нет-нет да и привставал, держась за борт лодьи, вглядывался в сумеречную даль, словно хотел разглядеть там шатры своего племени. Но степь была пустынна, мертва, и ни зверя, ни птицы, ни человека не видели путники на протяжении двух первых дней плавания вверх по Великой реке Ва…

На третий день впервые поднялся Фарн. Этрос был похож на тень себя прежнего — щеки ввалились, тело исхудало, свалялись и потеряли рыжий блеск волосы, но глаза по-прежнему глядели ясно и весело, и этрос, объяснив остальным, что сильно оголодал, вытянул из мешка копченную козью ногу и принялся обгладывать ее, кидая кости за борт.

Луня и Зугур, бессменно двигая веслами, уставали за день так, что к ночи валились с мешков, на которых сидели, едва ли не замертво. Тогда Шык кидал в воду большой камень с привязанными к нему разлапистыми корягами, а прочный кожаный ремень, что тремя петлями охватывал все это коряжное цепляло, крепил на носу лодьи, и Родомысль всю ночь стояла посреди реки, обезопасенная от внезапного нападения. Все понимали — хоть степь и пустынна, но мало ли что…

Глава Пятая

Засада белых цогов

На пятый день пути на берегах появились первые перелески, а слева, на закатной стороне, зоркий Зугур разглядел вершины цогских гор. Вскоре леса полностью заняли оба берега, подходя к самой воде. Луня никогда прежде не видел таких странных деревьев — огромные стволы, в три, четыре, а то и в пять людских обхватов, с разлапистыми голыми ветвями, с вершинами, взметнувшимися к небу на высоту в три-четыре сотни локтей!

Леса казались пустыми — почему-то в них совсем не было подлеска, а землю меж могучих, выпирающих коренй устилал толстый ковер из лапчатых бурых листьев, что летом, должно быть, шелестели на ветвях древесных исполинов.

Ночью на восточном берегу, где-то в глубине леса Фарн заметил огонь, и это были первые признаки живого человека в здешних местах.

— Мне все время кажется, что за нами вдоль берега крадется кто-то! как-то признался Луня Шыку, и волхв лишь мрачно кивнул:

— Так и есть! Выследили нас, но кто такие — никак не пойму. Может, вагасы, может, цоги — их земли тут граничат. А может — и слуги ворога нашего. Ох, быстрей бы до своих добраться, а там уж и отдохнем, и отоспимся, и порешим, как дальше быть — едва ли нам с тобой в Ар-Зум теперь добраться получиться. А время идет, и не остановишь…

Волхв задумался, и неожиданно теплым голосом закончил:

— Как там Вед-то? Жив ли?

Луня вспомнил старого мага, стоявшего на крыше Звездной Башни в своем синем плаще, одинокого и немощного, и ему стало тоскливо. А потом из самого укромного уголочка памяти выплыло лицо Руны, и ее внимательные и чуть насмешливые глаза посмотрели прямо в Лунину душу. Что с ней, жива ли она? Сумел ли Старый Корч защитить свой Дом от врагов, которые, Луня был уверен, обязательно до него добрались — такая смута кругом! А тут еще то и дело встает перед глазами мертвая изнасилованная ахейка — и сжимаются кулаки от гнева и лютой злобы — эх, и врезал бы от всей душеньки промеж глаз тому, кто затеял все это паскудство!

Цогские горы приблизились, река запетляла, леса по ее берегам стали еще гуще, а за сплошной стеной из переплетеных ветвей высились серые холмы, дальние — в дымке, ближние — поросшие лесом — отчетливо.

Шык, сверяясь с Чертежом, теперь все чаще подводил лодью к восточному берегу и вглядывался в прогалы меж тесно стоящими стволами — искал тропу, что могла бы вывести их к Ходу, но пока ничего похожего волхв не видел.

На седьмой день пути вверх по реке Родомысль уткнулась в наплаву. Связанные меж собой за концы бревна перегораживали здесь реку — ряд, другой, третий, пятый.

— Западня, волхв! — глухо сказал мрачный Зугур, берясь за лук: — Не прорвемся, назад надо сплавляться!

Неожиданно на левом, восточном берегу меж бурых древесных стволов выросли, словно из-под земли, человеческие фигуры — низкорослые, белолицые, с огромными луками, они, казалось, вышли из раскрывшихся дерев.

— Ах вы, падальевы дети! — заскрежетал зубами Зугур, оттолкнулся веслом от перекрывающих путь бревен, бросил деревянную лопастину на дно лодьи и вскинул лук:

— Н-на!

Стрела не долетела до берега полсотни шагов, и этого для засадчиков было достаточно, чтобы понять, что они в безопастности. Тут же едва ли не весь берег покрылся молчаливыми людьми, и было их, как прикинул Луня, полторы сотни, не меньше. Вот они все в той же гробовой тишине подняли свои громадные луки и…

— К тому берегу! Волхв! К тому берегу правь! — заорал Зугур, пытаясь месте с Фарном поднять ветрило, но тут воздух запел, застонал, и колючий, смертоносный дождь обрушился на Родомысль.

Путники попадали за борта, прикрываясь мешками с едой и одеждой, сверху упало так и не поднятое на мачту ветрило. Луня лежал, упираясь головой в ногу Фарна, а возле его уха в деревянный борт со злым звоном втыкались стрелы засадчиков — их луки оказались куда дальнобойнее, чем у Зугура!

Шык, лежа на корме, одной рукой пытался управлять Родомыслью так, чтобы течение снесло лодью к безопасному западному берегу. Безопасному — но не тому, который был нужен путникам, ведь Ход проложен к востоку от Великой реки…

Постепенно стрелы перестали доставать до лодьи. Луня осторожно высунулся из-под мешка со свернутыми шкурами, утыканного пестрооперенными стрелами, словно мишень-чучелка на войском поле, поднял голову над бортом так и есть, не достают стрелы, с плеском ложаться в воду в трех уже десятках шагов от лодьи. Вон, и стрелки смикитили, что к чему, перестали пулять попусту. Не вышло у засадчиков!