Из дома вышел человек… - Даниил Иванович Хармс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой ой ой, как больно! – стонал профессор. – Моя рана горит и исходит соком. Где найдется такой сострадательный человек, который промоит мою рану и зальет ее коллодием!?
Был чудный вечер. Высокие звезды, расположенные на небе установленными фигурами, светили в низ. Андрей Семенович, дыша полною грудью, тащил двух миллиционеров к дому профессора Тартарелина. Помахивая своей единственной рукой, Андрей Семенович рассказывал о случившемся.
Миллиционер спросил Андрея Семеновича:
– Как зовут этого проходимца?
Андрей Семенович не выдал своего товарища и даже не сказал его имяни.
Тогда оба миллиционера спросили Андрея Семеновича:
– Скажите нам, вы его давно знаете?
– С маленьких лет, когда я был еще вот таким, – сказал Андрей Семенович.
– А как он выглядит? – спросили миллиционеры.
– Его характерной чертой является длинная черная борода, – сказал Андрей Семенович.
Миллиционеры остановились, подтянули потуже свои кушаки и, открыв рты, запели приятными ночными голосами:
Ах как это интересно
Был приятель молодой,
А подрос когда приятель
Стал ходить он с бородой.
– Вы обладаете очень недурными голосами, разрешите поблагодарить вас, – сказал Андрей Семенович и протянул миллиционерам пустой рукав, потому что руки не было.
– Мы можем и на научные темы поговорить, – сказали миллиционеры хором.
Андрей Семенович махнул пустышкой.
– Земля имеет семь океянов, – начали миллиционеры. – Научные физики изучали солнечные пятна и привели к заключению, что на планетах нет водорода, и там неумест〈н〉о какое-либо сожительство.
В нашей атмосфере имеется такая точка, которая всякий центр зашибет.
Английский кремарторий Альберт Эйнштейн изобрел такую махинацию, через которую всякая штука относительна.
– О, любезные миллиционеры! – взмолился Андрей Семенович, – бежимте скорее, а ни то мой приятель окончательно убьет профессора Тартарелина.
Одного миллиционера звали Володя, а другого Сережа. Володя схватил Серюжу за руку, а Сережа схватил Андрея Семеновича за рукав, и они все втроем побежали.
– Глядите, три институтки бегут! – кричали им вслед извощики. Один даже хватил Сережу кнутом по заднице.
– Постой! На обратном пути ты мне штраф заплотишь! – крикнул Сережа, не выпуская из рук Андрея Семеновича.
Добежав до дома профессора, все троя сказали:
– Тпррр! – и остановились.
– По лестнице, в третий этаж! – скомандовал Андрей Семенович.
– Hoch! – крикнули милиционеры и кинулись по лестнице.
Моментально высадив плечом дверь, они ворвались в кабинет профессора Тартарелина.
Профессор Тартарелин сидел на полу, а жена профессора стояла перед ним на коленях и пришивала профессору ухо розовой шелковой ниточкой. Профессор держал в руках ножницы и вырезал платье на животе своей жены. Когда показался голый женин живот, профессор потер его ладонью и посмотрел в него, как в зеркало.
– Куда шьешь? Разве не видешь, что одно ухо выше другого получилось? – сказал сердито профессор.
Жена отпорола ухо и стала пришевать его заново.
Голый женский живот, как видно, развеселил профессора. Усы его ощетинились, а глазки заулыбались.
– Катенька, – сказал профессор, – брось пришивать ухо где-то сбоку, пришей мне его лучше к щеке.
Катенька, жена профессора Тартарелина, терпеливо отпорола ухо во второй раз и принялась пришивать его к щеке профессора.
– Ой, как щекотно! Ха-ха-ха! Как щекотно! – смеялся профессор, но вдруг, увидя стоящих на пороге миллиционеров, замолчал и сделался серьезным.
Миллиционер Сережа – Где здесь пострадавший?
Миллиционер Володя – Кому здесь откусили ухо?
Профессор (поднимаясь на ноги) – Господа! Я человек, изучающий науку вот уже, Слава Богу, 56 лет, ни в какие другие дела не вмешиваюсь. Если вы думаете, что мне откусили ухо, то вы жестоко ошибаетесь. Как видите, у меня оба уха целы. Одно, правдо, на щеке, но такова моя воля.
Миллиционер Сережа – Действительно, верно, оба уха на лицо.
Миллиционер Володя – У моего двоюрного брата так брови росли под носом.
Миллиционер Сережа – Не брови, а просто усы.
Карабистр – Фасфалакат!
Профессор – Приемные часы оконченны.
Жена профессора – Пора спать.
Андрей Семенович (входя) – Половина двенадцатого.
Миллиционеры хором – Покойной ночи.
Эхо – Спите сладко.
Профессор ложится на пол, остальные тоже ложатся и засыпают.
СОН
Тихо плещет океян
скалы грозные ду ду
тихо светит океян
человек поёт в дуду
тихо по морю бегут
страха белые слоны
рыбы скользкие поют
звёзды падают с луны
Домик слабенький стоит
двери настеж распахнул
неги тёплые сулит
в доме дремлет караул.
А на крыше спит старуха
на носу её кривом
тихим ветром плещет ухо
дует волосы кругом
А на дереве кукушка
сквозь очки глядит на север
не гляди моя кукушка
не гляди всю ночь на север
там лишь ветер карабистр
время в цифрах бережот
там лишь ястреб сдыгр устр
себе добычу стережот.
Петр Павлович —
Кто-то тут в потьмах уснул
шарю, чую, стол и стул
натыкаюсь на камод
вижу древо бергамот
я спешу, Срываю груши
что за дьявол! Это уши!
Я боюсь бегу на право
предо мной стоит дубрава
я обратно так и сяк
натыкаюсь на косяк
ноги гнутся, тянут лечь
думал двери – это печь
прыгнул в лево – там кровать
Помогите!..
Профессор (просыпаясь) – Ать?
Андрей Семенович (вскакивая): Ффу! Ну и сон-же видел, буд-то нам все уши пообрывали. (Зажигает свет).
Оказывается, что, пока все спали, приходили Петр Павлович и обрезали всем уши.
Замечание миллиционера Сережи —
– Сон в руку!
Март—апрель 1929
190
Вещь
Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили.
Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него с высока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и передничке, всё время невозможно стеснялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая этим, что она стесняется.
Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах.
Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасу. Немного погодя все опять заговорили.
Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит в двери.
– Как это странно, – сказал папа. – Кто бы там мог стучать в дверь?
Мама сделала соболезнуещее лицо и