В прицеле свастика - Игорь Каберов

— А ну-ка, Каберов, бери баян! — говорит Куцев.

— И правда, сыграйте, товарищ капитан. Зря, что ли, я тащу эту бандуру в ящике? — поддерживает его оружейник Шутов. — Говорят, бомбы боятся музыки.

Не знаю, боятся ли музыки бомбы, а нам от нее становится сразу легче. Рождая странное эхо в железных стенах, льется старинная русская песня «Раскинулось море широко». И веселее смотрит народ, и загораются вроде бы неуместной радостью взгляды.

С песней мы добираемся к утру до Морья. Но до полка еще далеко. Только на следующий день в обеденный час прибываем мы на аэродром.

На стоянке я насчитываю девять самолетов — все, что у нас теперь есть. Стоят эти самолеты на большом расстоянии один от другого, Похоже на то, что инженер специально оставляет незанятыми места сбитых в воздушных сражениях истребителей. Похоже на то, что он все еще верит в их возвращение. Но не возвращаются ни самолеты, ни люди, сгоревшие в пламени войны, Я гляжу в небо и вижу в нем стаю журавлей. Я слышу их далекое курлыкание. И чудится мне, будто птицы плачут, пролетая над притихшим аэродромом, над нашей сиротливо выглядящей стоянкой. И невольно перед глазами проходят лица друзей, которых мы потеряли, и невидимые тиски сдавливают мое сердце.

Мысленно я подсчитываю, сколько самолетов противника сбили мы после того, как полк получил «харрикейны», оснащенные советскими пушками и пулеметами. Выходит, что нами уничтожено за это время шестьдесят восемь фашистских истребителей и бомбардировщиков. При этом мы потеряли одиннадцать наших товарищей и четырнадцать боевых машин. Нет сомнения, что полк получит новую технику. Новые люди придут на место погибших летчиков. Но боль тяжелой утраты останется в наших сердцах навсегда.

ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ САМОЛЕТ

Все новые перемены. Всё новые организационные мероприятия, или, как их иногда называют, «орги». В октябре 1942 года Семен Львов становится командиром эскадрильи, я назначен его заместителем. Иван Петрович Лукьянов уезжает учиться. Его должность заместителя командира полка по политчасти передана Матвею Ефимову.

Егорушка Костылев, сбивший в боях больше двадцати самолетов противника и удостоенный звания Героя Советского Союза, будет возглавлять эскадрилью в другой части. Я очень жалею, что он уходит от нас. Мы так много летали в паре, не раз выручали друг друга в бою!

Золотые Звезды Героев засверкали на гимнастерках наших замечательных друзей-штурмовиков Нельсона Степаняна, Михаила Клименко, Алексея Мазуренко.

Огорчает меня только то, что я уже две недели не летаю. А сегодня вот по служебным делам оказался на Ораниенбаумском плацдарме. Сижу в землянке с единственным ее обитателем Евгением Дуком. Горит коптилка из снарядной гильзы. Женя рассказывает мне о своем житье-бытье, а я ему — о своем. Но чего бы ни коснулся разговор, он снова и снова возвращается к потерям, которые полк понес в боях.

— Взяли бы вы меня в летчики, — говорит Дук.

Говорит не шутки ради. Стать воздушным бойцом — его давнишняя мечта.

— Возьмете, а? — спрашивает он.

— Эх, Женя! Если бы все это было так просто. Сам знаешь: чтобы освоить технику, надо время.

— А я быстро овладею истребителем, — обещает он — Я уже изучил все наставления, весь курс летной подготовки, знаю назубок инструкцию по эксплуатации самолета ЛаГГ-3.

Женька смотрит на меня своими полными надежды глазами.

— Да-да, я это вполне серьезно...

Телефонный звонок прерывает нашу беседу, Поступает распоряжение из штаба. Мне приказано срочно, не дожидаясь утра, прибыть в полк. Самолет, который должен доставить меня, уже вылетел. Ну что ж, сборы коротки, мы с Женей покидаем землянку, а в вечернем небе уже слышен знакомый рокот вездесущего У-2. Проводить меня приходят заместитель начальника штаба полка старший лейтенант М.С.Гожев и старший политрук М.Р.Голод.

Самолет приземляется и подруливает к нам на свет фонарика. Не выключая мотора, из кабины выскакивает Виктор Терехин.

— Игорек, здорово! — Он трясет мне руку, — Я за тобой.

— Привет, привет. Но с чего это вдруг за мной присылают персональный самолет, да еще с таким боевым летчиком?

— А, сейчас объясню, — говорит Терехин. — Вы с Ефимовым у нас единственные, кто летал на истребителе ЛаГГ-3.

— Значит, нам дадут ЛаГГи?.. Ура, Витька!.. Вот это да!.. Снова будем летать на наших отечественных!.. А ты, Женя, как в воду глядел. Не зря изучал инструкцию по эксплуатации ЛаГГа...

Я забираюсь в заднюю кабину У-2. Виктор дает газ. Фуражка срывается с моей головы и улетает куда-то в темноту. Михаил Романович Голод надевает на меня свою фуражку, и мы взлетаем.

Туман. Видимость плохая. Нигде ни огонька. Противник слева, противник справа. Нельзя допустить ни малейшего отклонения в сторону. Но капитан Терехин уверенно ведет самолет. Высота — семьдесят метров. Мы проходим над окраиной Ленинграда, минуем Комендантский аэродром. А туман опускается все ниже. К нашему аэродрому пробиться нет никакой возможности. Мы возвращаемся. По времени нам пора бы уже подойти к Кронштадту. В какой-то момент мне кажется, будто я вижу корабль. Но, как выясняется, это один из кронштадтских фортов. Мы ориентируемся и идем уже увереннее.

— Давай ракету! — приказывает Терехин. Я достаю ракетницу, взвожу курок, но допускаю при этом какую-то оплошность. Раздается преждевременный выстрел. Ракета, словно мотоциклист по вертикальной стенке, ошалело кружится по кабине. Потом она прожигает перкаль борта и гаснет где-то в темноте.

На несколько мгновений ослепленный, порядком напуганный, я перезаряжаю ракетницу и, теперь уже выставив ее за борт, стреляю. С земли отвечают ракетой и подсвечивают прожектором. Мы садимся. Что делать! Придется здесь заночевать.

До аэродрома, близ которого размещается штаб полка, нам удалось добраться только на другой день к вечеру. Меня действительно ожидало дело большой срочности. Я должен был принять в одной из частей два истребителя ЛаГГ-3 и перегнать их на нашу тыловую базу. Пока в полк не поступила новая техника, нам предстояло совершать тренировочные полеты на этих истребителях.

Помню, как мы с молодым летчиком Алексеем Пархоменко принимали подготовленные для нас самолеты. На первом из них стоял номер «58». Это был наш старый полковой ЛаГГ. Когда-то мы обнаружили его на болоте под Новой Ладогой. Полуразбитый, он был восстановлен техниками и, как теперь выяснилось, доныне продолжал летать. А рядом с ним (я сначала даже не поверил своим глазам) стоял мой ЛаГГ № 88.

История его тоже примечательна. В один из тех дней, когда я остался без самолета, Егор Костылев поехал в Ленинград, обратился к начальству, выхлопотал для меня только что отремонтированную машину и перегнал ее на наш аэродром. Это и был ЛаГГ № 88. И это на нем я несчетное число раз поднимался в воздух навстречу врагу. Истребитель снова был отправлен в ремонт, после того как на нем неудачно приземлился летчик Борисов.