Казачество в 1812 году - Алексей Шишов

Пусть всякий помнит Суворова: он научал сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и о славе русского народа. Идем вперед, с нами бог, перед нами разбитый неприятель; да будет за нами тишина и спокойствие.

Князь Г(оленищев) – Кутузов».

Казачье дело на переправе через реку Вопь, где новое сильное поражение понес 4-й корпус Великой армии (он хорошо, в отличие от других, сохранился на поле Бородина), вновь подтвердило боевые достоинства авангардного летучего корпуса атамана М. И. Платова. Не случайно один из исследователей наполеоновского Русского похода 1812 года писал следующее:

«Путь к отступлению (Великой армии) все еще был открыт. Однако нападения казаков становились все более дерзкими, каждый день погода портилась, и вскоре русские степи должны были превратиться в покрытые снегом безбрежные равнины без всяких дорог».

Впечатление от одного только вида «степных ос» среди французов-мемуаристов было столь сильно, что они порой приписывали казакам участие в тех делах, в которых их там не было. Как это было, к примеру, в кровавом бою (где конница не сражалась) на улицах города Малоярославца:

«Генерал Дельзон, командовавший авангардом корпус принца Евгения, расположившегося неподалеку от города, отправил два батальона на разведку. Батальоны с первыми лучами солнца натолкнулись на солдат русского генерала Дохтурова, которые вместе с казаками атамана Платова заполонили улицы города, наполняя их боевыми кличами наподобие индейцев…»

О том, как «степные осы» вели преследование французов, написано много и в России, и за ее пределами, в той же Франции. Мемуарист Н. Н. Муравьев, прошедший всю войну 12-го года, так опишет действия русского авангарда, его казачьих полков в преследовании на Старой Смоленской дороге отступавших наполеоновских войск:

«Для умножения бедствия французов главнокомандующий приказал Платову следовать за ними со всеми казаками по большой дороге и не давать им отдыха на ночлегах. Отряды казаков часто заезжали вперед неприятеля, уничтожая переправы и мостики, дабы затруднить его шествие. Множество казаков, рассыпавшихся по всем селениям, в стороне лежащим, вместе с вооруженными крестьянами истребляли усталых французов и тех, которые удалялись от большой дороги для отыскания жизненных припасов.

Таким образом проводили французскую армию до города Красного. В сем отступлении неприятель потерял несметное множество народа…»

В ходе преследования остатков Великой армии казаки несли такие же тяготы и лишения, равно как и наполеоновские войска. Но с той лишь разницей, что неприятель по Смоленской дороге и дальше на запад добирал провиант и фураж, который еще оставался в селениях на театре войны. Казачьим отрядам после прохождения французов и их союзников мало что оставалось, люди и кони голодали. Морозы же и снежные вьюги, ночевки на снегу были одни для всех, если не считать того, что уходящим врагом в придорожных селениях сжигались все строения. И преследователи не находили совсем крыши над головой.

«У нас такая беда по недостатку хлеба, что не могу описать нужды, какую терпят военнослужащие, не имея ни малейших средств к достижению себе оного, сколько за беспрерывным занятием по службе, – писал донской атаман М. И. Платов генерал-лейтенанту П. П. Коновницыну, – сколько и по неимению, как на большой дороге, так и по сторонам, в фураже также терпят нужду, но кое-как довольствуют лошадей соломою, и лошади приметно изнуряются».

…Перед Смоленском и дальше пленных казаками бралось все больше и больше: голодных, простуженных, обессиленных, больных. Платову было известно чувство человеческого сострадания, и потому он приказывал подчиненным ему командирам оказывать сдававшимся в плен возможную, посильную помощь. Так, в приказании командиру 20-го егерского полка, входившего в состав платовского летучего корпуса, говорилось следующее:

«Раненых и больных неприятелей, которые найдутся, продовольствовать сколько по человечеству, столько и потому, что пленные большею частию немецких наций и итальянцы и дабы чрез то показать им, что российское правительство поступает с военнопленными совсем не так, как им внушено».

О военнопленных Великой армии, значимая часть которых являлась военной добычей казаков, точных данных нет. Считается, что всего наполеоновские войска потеряли в России взятыми и сдавшимися в плен 110 тысяч человек, в том числе 38 генералов и свыше 3 тысяч офицеров. В ходе войны и после нее они были размещены в 45 губернихя и двух областях России. Для их сопровождения использовались воинские команды, в том числе и казачьи, а также служащие Внутренней стражи. Первые партии военнопленных в казачьих местах появились в Оренбургской губернии.

В циркулярном предписании от 29 августа 1812 года местным властям предписывалось заботиться о том, чтобы «пленным нигде ни от кого притеснения оказываемо не было, но чтобы и они вели себя скромно и послушно, за чем иметь наблюдение, внушая им, что за дерзкое поведение одного отвечают все они».

При отправке военнопленных в места назначения на 12 человек выделялась одна обывательская подвода, для тяжелобольных – одна на двоих. На двух офицеров полагалась одна пароконная телега. Нижним чинам полагался солдатский паек и 5 копеек, генералы получали 3 рубля порционных денег на семь дней. Позднее денежные выплаты (порционные деньги) были несколько увеличены.

Военнопленным в местах поселения разрешалось заниматься ремеслом и прочими работами. Пленные поляки отправлялись на Кавказ, в Грузию и на Сибирскую укрепленную линию для укомплектования войск, стоявших там. Часть из них осталась в сибирских казаках. Были предприняты попытки формирования из испанских, португальских, немецких, французских, итальянских и голландских военнопленных национальных легионов, которые участвовали бы в войне против наполеоновской Франции. 17 офицеров и 2221 рядовой добровольно приняли российское подданство. Последние военнопленные Великой армии покинули Россию летом 1814 года.

Великая армия в 1812 году пленных взяла примерно в три раза меньше, чем сама потеряла. Число казаков было среди них невелико. В это число вошли оставленные русские раненые и больные, которых отступающие Западные армии не могли взять с собой, и они оставлялись на попечение неприятеля. Точно так же поступало и наполеоновское командование. Так, в Москве было оставлено около 10 тысяч человек, в Можайске (увезенных с Бородинского поля) – 7 тысяч, в Смоленске – до 4 тысяч человек. Большинство из них погибло в плену от голода и почти полного медицинского обслуживания, а в Москве погибли во время пожара.

Отступая, император Наполеон приказал русских военнопленных уводить с собой. Нескольким сотням из них удалось бежать, несколько тысяч были освобождены армейскими летучими отрядами и местными партизанами.

Конвоирование русских пленных было поручено войскам 8-го (Вестфальского) корпуса, полякам и баденцам. Всех отставших приказывалось расстреливать. Питанием в пути служило мясо павших лошадей. Гибель от голода, холода и болезней была массовой. Почти все военнопленные, выведенные из Москвы в четырех колоннах (3–4 тысячи), до реки Березины не дошли. Они или гибли в дороге, или были расстреляны 18 октября баденцами у города Гжатска Смоленской губернии.

…Следует заметить, что на Смоленщине преследование Великой армии шло в условиях горевшей здесь «малой войны» против чужеземцев. Причина народного партизанства видится самой веской для сознания смолян. Сожжение первопрестольной Москвы в 1812 году повторило ситуацию с сожжением Москвы поляками двести лет назад в Смутное время, когда также стоял вопрос о том: быть или не быть для Русской земли национальной трагедии. Историк-белоэмигрант А. А. Керсновский в «Истории русской армии» отмечал:

«Пожар Москвы светил на всю Россию, его уголья пламенели в каждой русской груди – под золотым шитьем мундира и под худой сермягой. И вся Россия взялась за мушкеты и самопалы, сабли и топоры, вилы и дубины!..

Этот период войны навеки связан с именами Платова, Растопчина, Дениса Давыдова, Сеславина, Фигнера, Дорохова, многих десятков и сотен других менее заметных, но столь же преданных вождей всенародного движения… Железной хваткой держали они заносчивого врага, не давали ему ни минуты отдыха, рвали его на куски. Вечная им слава!..

Партизанское движение, все разраставшееся, обращало фуражировки (неприятеля) в кровопролитные бои и затрудняло сколько-нибудь сносное довольствие (французских) войск. Почти всю кавалерию (Наполеону) пришлось спешить…»

К сказанному выше можно добавить, что основу армейских партизанских отрядов с первого дня начала их действий во вражеском тылу и на коммуникациях наполеоновской Великой армии составляли казаки. Они сотнями от многих полков «отсылались» в отряды армейских партизан, действуя в их рядах до самого окончания Отечественной войны 1812 года. Потом напишут, что партизанство стало «призванием казаков» на всякой войне, будь то на своей или чужой территории.