Агитбригада (СИ) - Фонд А.

Осмотрев себя в маленьком зеркальце, которое я приобрёл на рынке пару дней назад, я остался доволен результатом и лихо спустился на второй этаж.

Там я позвонил в дверь. Один раз.

Тишина.

Второй раз.

Тишина.

Ну что ж, придётся звонить и третий, видеть мадам Рюри совершенно не хотелось, но других вариантов не было.

Я нажал в третий раз.

Дверь опять открыла та самая старушка. Увидев мой официальный и суровый вид, она растерялась.

— Дератизация! — суровым голосом рявкнул я, — клопы, тараканы, мыши, блохи? Что есть?

— Клопы есть, — радостно затараторила старушка и даже не заставила меня вытирать ноги, — как не быть, клопы всегда, ироды, есть. Ужо я их и керосином выводила, и хлоркой. А они не выводятся.

— Выведем! — уверенно сказал я, — Тараканы есть?

— И таракашки есть, как не быть! — согласилась старушка, — но они-то мирные, таракашки, особо и не мешают. Живут себе на кухне, а вот клопы…

— А жуки-древоточцы есть?

— Ой, а что это? — испугалась старушка.

— Вы не знаете? — грозно нахмурился я, — нам поступил сигнал, что в доме завелись жуки-древоточцы. Это гораздо хуже клопов. Они сгрызут несущие сваи и дом без опоры может рухнуть. Вот будете ночью спать, а утром проснетесь, а вы уже под землей вместе с домом ушли.

— Батюшки-и-и, — испуганно перекрестилась старушка.

— В квартире сейчас кто ещё есть?

— Сейчас никого, я одна, — сообщила бабулька, — но скоро Натаха придёт.

Тут прямо из двери мадам Рюри выплыл одноглазый призрак. Увидел меня и аж застыл от изумления. А я тем временем продолжил беседу со старушкой:

— Натаха это кто? — спросил я, мимоходом кивнув Филимону Поликарповичу, мол, всё под контролем, но так, чтобы бабулька не заметила.

— Мадам Рюри, — неодобрительно поджала губы старушка, — гадалка она у нас нынче, провидица, тфу на неё, срамота какая! А раньше ведь телеграфисткой работала, уважаемая профессия.

— Ведите на кухню! — велел я, безжалостно прервав воспоминания.

Кухня представляла собой вытянутое помещение с непропорционально высокими потолками и узким пространством в ширину. Из-за этого она напоминала гроб. Сходство добавляло маленькое оконце, затянутое вместо шторок газетами. Жильцы квартиры явно уютом не заморачивались. На одном из столов пыхтел примус. Но пахло хорошо — жареной картошкой и сырниками.

— Где? — спросил я и посмотрел на одноглазого.

— Что где? — испугалась старушка.

— Заявление где? — строго спросил я.

— К-какое заявление? — совсем перепугалась она.

— Сигнал о жуках-древоточцах был? Был! А заявление где?

— Но это не я… — залепетала старушка.

— А мне что с этого? У меня план-график! — я демонстративно распахнул увесистый гроссбух и издалека продемонстрировал столбики цифр и неровные строчки.

— И что делать? — пискнула старушка, схватившись за сердце.

— Я же сказал!

— Но я не умею… неграмотная я… — чуть не плача, сообщила старушка.

— Ладно, так уж и быть, — смилостивился я, — тащите листок бумаги и ручку или карандаш, я сам за вас напишу.

— Ой, спасибо, сынок, — рассыпалась в благодарностях бабулька и споро унеслась прочь из кухни на поиски листочка.

— Где доска? — прошипел я маячившему призраку.

— Вот! — ткнул куда-то вниз тот.

Я осторожно поддел доску и принялся её пилить захваченной у Михалыча небольшой пилой.

Пилить пришлось долго.

Прибежавшая на звуки старушка заохала:

— Ох! Что же деется! Что это? Зачем это?

— На экспертизу! — строго рявкнул я, — в лабораторию. Не мешайте!

Старушка нервно пискнула и унеслась.

А я пилил и пилил. Одноглазый призрак мельтешил рядом и нервничал.

Когда я допилил и спрятал доску за пазуху, Филимон Поликарпович радостно воскликнул:

— Свобода! — и счастливо засмеялся.

Отделавшись от заполошной старушки, я вышел из квартиры, торопливо убрал грим и переоделся под ехидные замечания одноглазого, сложил барахло и инструмент в портфель, и вышел на улицу совсем другим человеком.

И надо же такому случиться, что прямо там, у дома, я нос-к-носу столкнулся… с Лазарем.

Глава 35

— Стой! Стой же! — вытаращив от неожиданности и без того изрядно выпуклые глаза, так, что он стал похож на афигевшую сову, закричал Лазарь и попытался схватить меня.

— Иэээх! — с силой оттолкнул я его и ловко запрыгнул на подножку мимопроходящего трамвая.

Трамвай с дребезжанием и лязгом покатил дальше, набирая скорость и звеня на поворотах, а я приподнял козырёк фуражки и ехидно отсалютовал Лазарю.

— Что это было? — спросил маячивший рядом Филимон Поликарпович, который с восторгом крутил головой по сторонам, а его единственный глаз аж сиял от воодушевления.

— Давний враг, — лаконично ответил я, заставив тощего оборвыша, который тоже висел на подножке, вылупиться на меня удивлённо.

— Он тебя явно преследует, — заметил одноглазый.

Отвечать я не стал, чтобы не пугать людей вокруг (кроме беспризорника, рядом ещё хотел сэкономить на проезде очень тощий студент и какая-то очкастая курсисточка неказистого вида).

— Теперь куда? В школу? — спросил Филимон Поликарпович, когда я спрыгнул на повороте у большого кирпичного здания с лаконичной вывеской «Оптово-розничный магазин и склады Торопова», совсем чуть-чуть разминувшись с суровым кондуктором.

— В школу успеется, — ответил я и поёжился от усиливающегося промозглого ветра, — сейчас бы поесть не мешало.

— Здесь рядом хороший кафешантан, — воодушевился Филимон Поликарпович, — там такие девчули из подтанцовки, с такими ножками — пальчики оближешь! А одна, Лили, такая красотка!

— Ты уже три десятка лет там не был, — усмехнулся я, — все твои девчули давно постарели. А красотка Лили превратилась в артрозную старуху с распухшими суставами и скрипучим голосом.

— Зато там есть другие! — резонно заметил призрак.

Возразить мне было нечего, да и живот подводило от голода (я остался сегодня без обеда из-за всего этого), так что пошел я в кафешантан.

Прошлый раз, когда я был тут с Гришкой, Жоржем и Зёзиком, меня пропустили без возражений. Сейчас же дорогу преградил швейцар, точнее даже придверник, так как сложно назвать швейцаром этого плотного человека с розовым, точно ошпаренным банным паром лицом, тонкими набриолиненными усиками и с хохолком рыжеватых поседевших волос. Он был в русских сапогах, в поддевке по-купечески, но зато расшитой позументами, и в капитанской фуражке с кокардой. И хоть вид его был грозен и молодцеват, чем-то он неуловимо напомнил мне репетировавшего Кольку в рыжем парике и с хризантемой на груди.

— Куда⁈ — строго окликнул меня придверник (вот принципиально не буду называть его швейцаром, раз так).

— Туда, — кивнул я на дверь, из-за которой раздавались визгливо-заливистые звуки скрипки, грохот пианино, раскаты смеха и хрипловатый женский голос что-то надрывно пел.

— Не положено! — рявкнул скотина придверник и посмотрел на меня свысока и с каким-то затаённым злорадством.

— Почему это? — удивился я, — раньше пускали.

— Детям не положено! — упёрся тот. — Иди, мальчик, гуляй. Не то милицию позову.

— Сунь в зубы, — подал голос одноглазый.

Я аж вздрогнул:

— Чего?

— Не положено, говорю! — повторил придверник, решив, что это я у него спрашиваю, призрака он же видеть не мог.

— Дай ему на лапу, говорю! — фыркнул призрак и расхохотался, — дай барашка в бумажке! Подмажь колёса! Позолоти ручку! Да что ты как нерусский вылупился на меня, денег, говорю, дай ему, а то не пустит!

Я хмыкнул, вытащил из бумажника чуть примятую купюру, которая неуловимым образом исчезла в недрах облачения придверника. И сам он мгновенно изменился: счастливо улыбаясь от лицезрения моей физиономии, угодливо распахнул дверь, и чуть даже присогнулся в поклоне:

— Прошу! Прошу, ваше сиятельство! — и подмигнул мне, зараза. — Сегодня для мужчин покажут особо интересные эксцентрические танцы!