Весенний марафон - Марина Порошина

Скрывает все в кромешной мгле.

Не обещал я деве юной

Любови вечной на земле.

Вот что было там написано четким ивашовским почерком. Чернильной ручкой – других он не признавал.

– Спасибо, – не глядя на Игоря, произнесла Катерина. – Я позвоню Кириллу.

– У Кирилла Сергеевича, – с нажимом сказал Игорь, – теперь другой номер телефона. И в Карасьеозерск вам не стоит приезжать, номера вашей машины больше нет в списке гостей.

– Ого, какая оборона! – удивилась Катерина. – Кажется, я повода не подавала. Бывалые вы люди.

Игорь молчал, улыбался. Вполне возможно, он получил указание досмотреть спектакль до конца и запомнить все реплики, ежели таковые последуют – режиссер Ивашов был любопытен.

– Хорошо: звонить, писать, приезжать и караулить его возле общественной приемной не буду, – пообещала Катерина, почти физически ощущая прилив веселого вдохновения. – Честное слово. Только вы заберите, пожалуйста, книгу, которую он мне давал. Мне неудобно оставлять у себя чужую вещь. И ему она наверняка понадобится. Одну минуту, я сейчас найду.

И, оставив Игоря стоять в коридоре, она вернулась в комнату. Не отвечая на вопросительный взгляд Дашки, отыскала увесистый серый томик «Словаря рифм и поэтических терминов» из серии «Библиотека школьника», который сама лично покупала Дашке в прошлом году для уроков литературы. Схватила со стола ручку и, секунду подумав (сказалась старая школа редакционных капустников, лихо сочиненных за полчаса до начала), набросала на полях одной из страничек, мимоходом усмехнувшись по поводу попавшегося на глаза абзаца «кульминация – иллюминация, реставрация, рация, нация, кремация, акация»:

Я не юна, увы, не дева.

Имею право я на «лево».

И незачем читать мне лекции —

сам Ивашов в моей коллекции!

Ужасно довольная собой, весело подмигнула Дашке, еще секунду постояла, пристраивая на лицо обиженно-растерянное выражение, приличествующее, как она понимала, случаю, и вышла в прихожую.

– Вот, пожалуйста. А то как он без этого? Рифма – дело такое…

Игорь посмотрел внимательно и вдруг от неловкого движения томик выпал у него из рук и тяжело плюхнулся на пол обложкой вверх, сминая страницы.

– Ох, извините! – нагнулся за книгой Игорь и, поднимая, уронил еще раз, и опять обложкой вверх.

– Да нет там никакой записки! Не роняйте больше бедную книжку! – расхохоталась Катерина, разгадав его маневр.

Сконфуженный Игорь топтался на пороге. Катерина впервые видела его таким, отчасти растерявшим свою невозмутимость, и от этого ее настроение стало еще лучше. Она протянула ему руку и улыбнулась вполне искренне, даже сочувствуя, что ему приходится выполнять такую щекотливую миссию.

– До свидания. Мне было очень приятно с вами познакомиться. И передайте Кириллу, что все будет в порядке. Даже вот так, для гарантии, чтоб у меня не было соблазна его шантажировать картинками в декорациях его гостиной…

Она аккуратно разорвала присланный снимок пополам, потом еще раз, а неровные кусочки двумя пальцами, как фокусник, демонстрирующий публике, что никакого подвоха нет, вложила в словарь, который Игорь теперь крепко держал в руках.

– Если хотите, можете это выбросить по дороге и Кириллу не передавать, никакой демонстрации в этом нет. Словом, как хотите. Я не знаю, какие у вас инструкции. Главное, книжку передайте, чтоб я не осталась ничего должна.

– Мне тоже было приятно познакомиться с вами, – некстати сказал Игорь. – Вы красивая и умная женщина.

Что было для него вопиющим нарушением субординации и лояльности.

Закрыв за гостем дверь, Катерина вернулась в комнату и плюхнулась на диван. Глаза ее сияли.

– Мам, ты чего? – тоже улыбаясь, поинтересовалась Дашка.

– Так просто. Настроение хорошее!

Катерина сказала чистую правду – настроение у нее вдруг сделалось совершенно замечательным. С одной стороны странно: ее только что бросил любовник, причем какой любовник! Даже не бросил, а официально сообщил об отставке, как, наверное, полагается у них, у дворян. Такое с ней случилось впервые в жизни, учитывая, что и любовников у нее до Ивашова не было. Но зато ей больше не придется подыгрывать, подстраиваться, изображать из себя черт-те что. Оказывается, ей так надоело быть тренажером для волшебника! Она привыкла все свои мечты исполнять сама, и ничего в этом сложного нет. А Ивашов найдет себе другую модель тренажера. И будет спать с ней не за деньги (невыносимо пошлый расклад для тонкой поэтической души), а за мечту. К тому же сплошная экономия. Вот она почти год была любовницей настоящего миллионера, а в подарок ей показали лошадь и дали померить платье. Впрочем, зря она так, вроде бы жизнь уже настучала ей по носу, объясняя доходчиво, что не в деньгах счастье, а она опять за свое! Вполне возможно, Ивашов был искренен в своем желании облагодетельствовать очередную Золушку или Ассоль. Мужик он, конечно, необыкновенный, но ей, Катерине Титовой, совершенно неподходящий.

– Знаешь что, Дашунь? А давай мороженого налопаемся, еще банан туда накрошим и шоколад сверху натрем – я купила, – предложила она дочери.

– Ура! – завопила Дашка. – А что ты молчала?! У меня теперь тоже хорошее настроение!

Василий переминался с ноги на ногу на крылечке возле Дома кино: сегодня с утра подморозило, а он был без шапки и в ботинках на тонкой подошве. Еще на нем была новая куртка с воротником, как сказала продавщица, «под нерпу», из которой он, глупый, вчера вынул подстежку, потому что вчера еще было бабье лето, а сегодня оно уже закончилось.

– А н-ничего, что я б-без галстука? – повернулся он к стоявшей рядышком Катерине.

– Нормально, – заверила она. – Просто красавец! Да не волнуйся ты так, все нормально будет. Давай я тебя лучше сфотографирую…

Василий, приосанившись, встал поближе к стеклянной витрине с афишей. На афише было написано: «Сегодня в Доме кино премьера документального фильма Андрея Урванцева «Весенний марафон», кинокомпания «Уралкинопродакшн». Начало в 19 часов». Катерина щелкала фотоаппаратом так и сяк, Василий изо всех сил улыбался и покорно принимал нужные позы.

– Ты вообще – артист! – похвалила его Катерина. – Ой, а вон Светка с Дашей идут! Вась, мы пойдем в бар, ладно? Мои все пришли уже. А то я тоже замерзла.

Дамы ушли, а Василий остался, и не сказать, что в одиночестве. На премьеру фильма, про который знал весь его гараж, да что там – весь молокозавод! – он пригласил человек сто, и теперь очень опасался, что кому-то не хватит места. Правда, Урванцев его успокоил, сказав, что на таких премьерах зал всегда полупуст, потому что приходят только свои, но сам Василий в Доме кино никогда не был, сколько мест в зале, не знал, и очень опасался, что погорячился с приглашениями. Тем более что на премьеру пришли семейно, мужики из гаража – с женами (а трое – с женщинами, которых им «сосватал» сам Василий), женщины из цехов и из заводоуправления с мужьями. Явился и инженер Палыч, который давным-давно, еще в начале Васиной плейбойской карьеры, учил его жить и пользоваться дезодорантом – с женой и двумя взрослыми дочерьми, и начальник юротдела – со сногсшибательной блондинкой в короткой шубке, и все женщины оглядывались не то на блондинку, не то на шубку. Пришли и Раиса с Вовой, и директор завода пришел, и начальник гаража, и под конец Василий так разволновался, что ему даже стало жарко в курточке без подстежки.