Дом Анны - Борис Валерьевич Башутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лей: – Да, господин профессор. У меня были прекрасные родители. Я вырос в полном достатке. Никаких трений с социальными службами у нас не было. Я, сказать по правде, только тут узнал о таких вещах…Конечно, я читал в газетах…Но это, как вы понимаете, не то…
Брод: – Есть негласная информация. Я прошу вас не разглашать ее.
Лей: – Конечно.
Брод: – Об этой девочке среди религиозных фанатиков говорят, как о необычном ребенке. Более того, ее считают неким знаком, символом, если хотите, изменений в нашем обществе. Что она изменит нашу жизнь…Думаю, что очень скоро они узнают, что этот ребенок у нас…И мы должны быть готовы ко всему. Понимаете?
Лей: – Понимаю (с опаской).
Брод: – Ситуация достаточно серьезная. Но пока о том, что она здесь, и кто она такая – знают единицы. Она будет находиться вместе с девочками, которые лишены встреч с родителями, чтобы ограничить какую-либо преждевременную утечку информации. В секторе А. Сейчас ее проведут в приемный покой. Думаю, что через некоторое время, Вы уже сможете с ней побеседовать.
Лей: – Я вас понял, господин Брод. Неужели наше заведение не достаточно надежно?
Брод: – Оно надежно. Но мы ведь не знаем, что в головах этих душевнобольных, кто может решиться на ее освобождение отсюда…? Там есть люди, которые готовы пойти на все..
Лей: – Господин профессор, это звучит фантастически…
Брод: – Тем не менее… Вот, что я еще хочу сказать, дорогой друг. Неблагополучными детьми надо серьезно заниматься. У них расстроена психика, трудный характер, различные заболевания. С ними нужно много и долго возиться, чтобы привести их в норму. Мы занимаемся именно этим. А вы знаете, что наше заведение до сих пор как бы и не существует.
Лей: – Как это?
Брод: – Чтобы его создать понадобилось 15 лет. Но ситуация мало изменилась…В той системе, в которой мы существуем, огромное число звеньев. И как вы думаете, почему сюда попадает так мало детей?
Лей: – Я думаю, что не так много детей, которым нужна настоящая помощь…
Брод: – А по какой причине у нас нет арабских и африканских детей? Вы думаете, в их районах благополучная ситуация? Там нет проблем? Нет детей с психическими травмами?
Детей, о которых плохо заботятся родители? Туда социальные работники даже не решаются заезжать…Ведь очень легко взять детей из благополучных семей, объявив их неблагополучными. А во-вторых, родители обязаны платить за их содержание в приемной семье. И даже в приюте. Частично, конечно.
Лей: – Разве деньги выделяет не государство?
Брод: – Оно выделяет часть денег. А другую часть платят родители. Поэтому чем родители богаче, тем выгоднее у них отбирать детей.
Лей: – Господин профессор, вы рассказываете какие-то совершенно невероятные вещи.
Брод: – Господин Лей, я хочу, чтобы вы избавились от иллюзий и знали реальную ситуацию. Безусловно, нам приходится работать с больными детьми. И это нас во многом оправдывает (вздыхает)…
Лей: – Вы меня запутали, профессор…С одной стороны вы говорите, что дети должны стереть образ плохих родителей из памяти, а с другой – сомневаетесь в том, что родители плохие и дети проблемные…Так?
Брод: – Иоганн, ситуация намного сложнее…Намного. Да, я сомневаюсь, но мне сложно объяснить, трудно распутать эти нити, которые за столько лет так переплелись…Теперь это какой-то котел, в который попадают и нужные продукты, и совершенно случайные…Это странная смесь. Я просто хотел Вам дать какие-то наметки. Ориентиры. Вам будет очень трудно понять, где правда, а где ложь…Но я хочу, чтобы Вы подходили к своей работе не рационально, а пытались вникнуть в самую суть проблемы…Понимаете?
Лей: – Понимаю.
Брод: – Каждый пациент это целый мир. Вселенная. Часто, даже более сложная система, чем мы – врачи. Те, которые погружаются в этот чуждый и незнакомый мир. А ведь нам надо как-то ориентироваться в нем. Придумать лечение, найти нужные средства, которые изменят эту вселенную. Позволят ее обладателю существовать в нашем обществе. Снимут агрессию, нетерпимость….
Лей: – Знаете, профессор, я вспомнил одну историю…Хочу поделиться с Вами.
Брод: – Очень любопытно.
Лей:– Я работал вожатым в школьном лагере. Во время учебы в университете…Мы работали вместе с другом. У нас в отряде был один мальчик. Владимир. Ему было всего 12 лет. Друг говорил, что этот парень – самый свободный человек из всех подростков. Да, Владимир был не такой, как все…Он декламировал наизусть Гёте. Знал программу по математике старшей школы. И даже больше. Какие-то нестандартные способности для его возраста. Разбирался в растениях, которые росли в лесу, и мог подробно описать их…Говорил по-английски, как на родном языке. Словом, он выделялся. Мы с другом часто ссорились из-за него. Мальчик никогда не участвовал в общих занятиях. Ему разрешил мой друг. Утром, после завтрака, этот мальчик вставал около столовой, вытягивал руку и ждал, когда его начнут кусать комары. Они садились ему на руку, и он с наслаждением убивал их и считал вслух, сколько он убил: «Сто, сто один…». Иногда доходило до тысячи. Его рука распухала, друг смазывал ее средством от укусов. Я предлагал прекратить это безумие. Ведь у ребенка была мать, которая могла приехать в лагерь, и увидеть, что за ее ребенком плохо следят. И позволяют ему такие странные выходки. Однажды, Альберт, мой товарищ, катался на байдарке, вдали от лагеря и наткнулся на костер на берегу реки. Был поздний вечер. Он увидел, что около костра сидел Владимир. У него были разодраны ветками обе щеки. Альберт забрал его оттуда, никому не сказав, что мальчик сбежал из лагеря. Как он туда добрался – загадка. Но дело не в этом…Так вот…Вся эта история с комарами закончилась чудовищно…Просто чудовищно. Владимир мечтал убить десять тысяч комаров, поэтому он уходил на болота и скармливал свою руку там. Он был просто одержим этим. На болоте комаров было намного больше. Но на болотах работал бульдозер. Огромный. Тонн на 50. Он расчищал лес для строительства новых корпусов лагеря. И ребенок был предоставлен самому себе, никто не следил,
