Разреши тебя любить - Юлия Флёри

– Для этого он делал фотографии?

– Да. Чтобы я в любой момент могла это прекратить.

– Но так не честно, он знал, что ты не сделаешь этого! – Воскликнул Игорь, пытаясь поймать её взгляд.

– Всё честно. Он никогда меня не держал, хотя и должен был. Он не выбирал место для удара, всё происходило спонтанно, и с каждым разом всё хуже и хуже, он не мог остановиться. Сейчас мы оба понимаем, что совершили ошибку, нам двоим нужна была помощь, психологическая, но оставить Максима не могли. Через три месяца, я уже не могла выходить из дома, синяки не успевали сходить и Данила ездил к сыну один и возвращался темнее тучи. Было больно даже смотреть на него, и я каждый раз боялась представить, что творится у него внутри.

– Ты даже сейчас оправдываешь его?!

– Ты не понимаешь. Он не маньяк, он прекрасно понимал, что происходит и то, что он делал мне больно, тоже понимал, только не мог иначе, не контролировал себя.

– Это бред! Бред, Оксана! Ты не виновата!

– Да, я сейчас тоже так думаю, к тому же, предпосылок могло быть множество, та же самая родовая травма, но тогда мы об этом не думали, не знали, да и зачем?

– И когда ты от него ушла?

После этого вопроса Оксана не сдержалась и рассмеялась, громко, надрывно, это была истерика, она не могла остановиться.

– А знаешь, Игорь, что в этом вопросе смешного? – Давясь словами, вытирала слёзы от смеха. – Не знаешь? А я скажу. Я не ушла от него. Не ушла. Я никогда бы не ушла от него. Просто не смогла бы. Он был для меня всем. Моим миром, моей жизнью. Я не ушла!

– А как тогда?

– Да просто. В конце октября Максима мы похоронили. На похоронах не было никого. Только он и я. Данила молчал, было страшно. Мы знали, что это произойдёт, но всё равно не были готовы. А по дороге домой он не выдержал этой боли. Остановил машину на трассе, вытащил меня и избил. Бил, бил, долго, сейчас подумаешь, что глупость скажу, но я помню то, что помню. Наверно и сама была не в адеквате, но боли не чувствовала, я видела только его боль, в его глазах. И я не могла ему ничем помочь. Потом потеряла сознание, когда очнулась, его рядом не было, а встать сама так и не смогла, а может и не пыталась, не помню. Помню только серое небо… и было холодно. Он оставил меня там, на трассе, где-то в кювете.

– Сволочь…

– Да ладно тебе, – отмахнулась едва ли не с улыбкой, – сижу ведь перед тобой, жива, здорова. Он тогда вернулся, не мог не вернуться. Вот знаешь, когда его отпускало, он становился прежним, любящим и единственным. Только в тот день этого не произошло. В следующий раз я пришла в себя уже в больнице, и вот тогда было по-настоящему больно. Я даже глаза открыть не могла, потому что это движение отзывалось во всём теле. Не буду говорить, что там со мной было, значения не имеет, смысл в том, что когда я немного поправилась, могла говорить, когда снова заработали руки, ко мне пришёл адвокат. Пришёл, принёс бумажки о разводе и письмо от Данилы. Тогда я кричала, что он выбросил меня из своей жизни, убил, уничтожил, громкие слова, не более. На самом деле он меня спасал. От себя. По условиям развода, я не имела права проживать и находиться в Москве, приезжать к кому-то в гости, звонить. Он купил мне этот дом и квартиру, он оплачивает все расходы, ежемесячное содержание – всё. Только я ничего этого не беру. Он обижается, раньше обижался. Потом смирился с моей самостоятельностью.

– Разве он мог тебе что-то запретить?

– Он не запрещал, он меня защищал от себя. Сначала звонил, ещё когда я в больнице лежала. Говорил что-то, рассказывал, успокаивал, пытался отвлечь, но в ответ я могла только плакать, потом выла в трубку, потом кричала и просила его вернуться, вернуть меня в его жизнь. Но ответ всегда был одинаковым. Он установил правило, звонок два раза в месяц, я должна была на него отвечать, чтобы он знал, что у меня всё в порядке. Данила долго лечился, не один год, я знаю, может, до сих пор посещает консультации. Сначала я страдала, любила, мне даже казалось, что у нас всё может наладиться, только вот у него этой иллюзии не было. Данька просто боялся, что однажды не сдержит себя и может меня убить. Так он мне и сказал. Потом казалось, что я ничего не чувствую, а уже после убедила себя, что ненавижу его, поэтому и говорила тебе о нём то, что говорила. Мне так было проще. Я сама в это поверила и убеждала всех остальных.

– А зачем ты хранишь эти фотографии?

– А я не храню. Сжигаю в камине, когда бываю здесь. И каждый раз приезжая, вижу новую стопку. Это он так говорит мне, что ничего не изменилось, я должна помнить, что произошло и знать, что в любой момент могу всё изменить.

– Но он до сих пор звонит тебе, почему?

– Из-за матери. Она лечится в клинике, и он мне о ней рассказывает. Я не могу к ней ездить, не буду объяснять почему, не хочу… больно. Знаешь, это такое место, в котором деньги ничего не решают, решают связи, и эти связи у него есть, а вот у меня нет. Вот и звонит. Ездит к ней каждые две недели и мне рассказывает как она.

– А почему ты сама не ездишь?

– Я же сказала, не могу.

– Почему?

– По-то-му. Какой ты любопытный, Игорёша. – Оксана подняла на него свои ясные глаза, и в них снова горела боль маленькой девочки, иная, не та, с которой она говорила о муже и сыне. Потом вздохнула, сдалась и рассудительным тоном пояснила: – Маме значительно лучше, но как только она видит меня, мои глаза… эти чёртовы глаза, наследство от отца, – ногти впились в жёсткую обивку дивана и Оксана закусила губу, – как только мама меня видит, она вспоминает всё, что произошло и лечение идёт насмарку. У неё случается новый приступ, из которого она долго и болезненно выходит.

– Когда ты была у неё последний раз?

– Я видела её издалека, когда мне было двадцать два.

– А мужа? Когда видела его?

Тяжело выдохнув, Оксана закусила губу сильнее, в учащённом дыхании можно было уловить сдерживаемые слёзы.

– В день, когда хоронили сына.

– И ты не хочешь его увидеть?

– Я не могу его ослушаться. Потому что сделаю этим самым больно. Снова. А я не хочу, чтобы ему было больно. – Посмотрела на Игоря с вызовом, и, сдерживая смех, уточнила, – теперь-то ты понимаешь, что я ничем мужа не шантажировала, а то знаешь, как-то даже смешно. Здоровый мужик не может со мной справиться! Чем его можно было так зацепить, я даже не знаю!..

Слёзы сменялись смехом, и то и другое явление практически на грани. Они сидели рядом, но не прикасались другу к другу. Игорь снова бросил взгляд на стол, где стопкой лежали ужасающие фотографии и перед глазами встал образ Даниила Дементьева, который намного мощнее самого Игоря, да ещё и спортсмен. И ту же представил хрупкую Оксану рядом… и всё это не укладывалось в голове. Она с виду обычная девушка, красивая, счастливая, независимая, а тут оказалось, что всё это напускное, и за игривой улыбкой скрывается не пережитая трагедия. И один вопрос, который долбил мозг, не останавливаясь ни на секунду, язык не поворачивался произнести его вслух, от ответа слишком многое зависело на данный момент.

– Ты… – С первого раза не получилось, и Игорь набрал в грудь побольше воздуха. – Ты всё ещё любишь его?

Её молчание показалось вечным, и оно не давало надежды, не выдержал, повернулся к Оксане лицом, с силой сжал её подбородок, поворачивая к себе, как вода, как воздух ему были необходимы её глаза, он всё поймёт по ним.

– Любишь?!

– Нет.

– Нет?! Но ты так говоришь…

– Я говорю так, как чувствую. И он мой родной человек, что бы между нами не произошло.

– Но ты сказала, что надеешься, что…

– Я жила от звонка до звонка, меня держал только его голос, он был как запас энергии на долгие две недели. Но в тот день, когда он позвонил, чтобы предупредить об Андрее, я вдруг поняла, что больше от него не завишу. Я его отпустила и кроме прошлого нас больше ничего не связывает.

– Почему?

– Потому что на смену одной любви приходит другая.

– То есть… ты любила меня?

– Конечно. А как иначе?

– Х-м, не знаю, ведь ты замужем, наверно… нет, мужа ты не любишь! Почему тогда ты ушла? Не из-за этих новостей, не из-за моей мамы, тогда почему?

– Я не хотела портить тебе жизнь.

Она опустила взгляд и немного отстранилась.

– Что?

– Ты не понимаешь… Я не хотела ломать тебя, ты… ты должен был найти себя, измениться, научиться принимать решения. Ты уже другой.

– Я остался прежний.

– Нет, другой. Ты вполне мог и не заметить этого, потому что каждый день видел себя в зеркале, принимал решения, делал выводы. Менялся каждый день, ведь ничего не происходит мгновенно, нужно время. И вот сейчас ты, наблюдавший за своим личностным ростом ежедневно, утверждаешь, что остался прежним, а я, не видев тебя достаточно долго, замечаю разницу между тем, что было и тем, что есть. Ты стал совсем взрослым, самостоятельным, у тебя своё видение мира. И это хорошо, я понимаю, что не ошиблась, принимая решение.

– Не ошиблась? Так это называется? Ты решила за меня, что для меня лучше? А кто тебе давал такое право, кто?! – Игорь подскочил с дивана и склонился над Оксаной, заставляя её отстраниться. – Так было лучше значит, для кого?