Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

До того, как разум Альбарда надломился, его тело было крепким и коренастым, но теперь он стал не более чем иссохшим живым мертвецом с сухой, как пергамент, плотью, осевшей на каркасе из перекошенных костей.

Прямо сказать, раньше Альбард обладал жестокой красотой, той холодной грубостью, которой люди ожидают от короля-воина. Этого человека уже давно не было. Из студенистых ран, в которые превратились рубцы ожогов, полученных им при достижении зрелости, на длинную бороду сочился желтоватый гной. Слипшаяся от слизи и остатков пищи борода доходила Альбарду почти до пояса, а уставившийся на огонь единственный глаз был желтым и покрытым млечными катарактами.

— Это ты, Онак? — спросил Альбард дрожащей пародией на голос. — Должно быть, огонь гаснет. Мне холодно.

Он даже не понимает, что это голограмма, — подумалось Рэвену, и уверенность матери, будто единокровный брат будет в состоянии относительного просветления, показалась ему безнадежной.

— Это я, брат, — произнес Рэвен, подходя к дивану. Запах гнили усилился, и он пожалел, что не захватил флакон с корнем цебы, чтобы подносить к носу.

— Отец?

— Нет, идиот, — сказал он. — Слушай внимательно. Это я, Рэвен.

— Рэвен? — переспросил Альбард, беспокойно заерзав на диване. В ответ на его движение внизу что-то зашелестело, и Рэвен увидел толстое змеиное тело Шеши. Последняя оставшаяся нага его отца перемещалась с кожистым поскрипыванием, в клыкастой пасти мелькал раздвоенный язык. Шеше было уже больше двух столетий, ей оставались считанные годы, она почти ослепла, а длинное чешуйчатое тело уже начинало костенеть.

— Да, брат, — произнес Рэвен, опускаясь на колено рядом с Альбардом и неохотно кладя тому руку на колено. Ткань покрывала была жесткой и покрытой коркой, но Рэвен почувствовал под ней хрупкие, птичьи кости. Из-под покрывала потянулся омерзительный дымок, и Рэвен почувствовал, как у него к горлу подкатывает тошнота.

— Я не хочу, чтобы ты тут находился, — сказал Альбард, и Рэвен ощутил трепет надежды, что единокровный брат хотя бы приблизительно в здравом уме. — Я велел им тебя не впускать.

— Я знаю, но мне есть, что тебе сказать.

— Я не хочу этого слышать.

— Услышишь.

— Нет.

— Отец мертв.

Альбард, наконец, удосужился посмотреть на него, и Рэвен увидел в глянцево-белом бесполезном глазу собственное отражение. Аугметика давно уже перестала функционировать.

— Мертв?

— Да, мертв, — подтвердил Рэвен, подаваясь вперед, несмотря на окружавшие Альбарда гнилостные миазмы. Единокровный брат моргнул своим единственным глазом и посмотрел ему через плечо, теперь заметив, что в комнате присутствуют и другие.

— Кто еще здесь? — произнес он, и в его голосе послышался внезапный испуг.

— Мать, моя мать, — ответил Рэвен. — И Ликс. Помнишь ее?

Голова Альбарда опала на грудь, и Рэвен задумался, не соскользнул ли тот в какую-то вызванную химикатами дрему. Сакристанцы постоянно держали Альбарда в умеренно успокоенном состоянии, чтобы не дать растерзанным синапсам мозга вызвать резкую аневризму внутри черепа.

— Я помню шлюху, которую так звали, — сказал Альбард, и из сухой щели его рта потек ручеек пожелтевшей слюны.

Рэвен ухмыльнулся, почувствовав нарастающую ярость Ликс. За куда меньшее люди подвергались многим дням невообразимых страданий.

— Да, это она, — произнес Рэвен. За это его ожидала расплата, но он все больше и больше наслаждался наказанием сильнее, чем удовольствием.

— Ты его убил? — спросил Альбард, вперив в Рэвена взгляд своего влажного глаза. — Ты убил моего отца?

Рэвен обернулся через плечо, а Себелла и Ликс приблизились, чтобы сильнее насладиться унижением Альбарда. Лицо матери было неподвижно, но щеки Ликс покраснели на свету голографического пламени.

— Да, убил, и воспоминание об этом все еще вызывает у меня улыбку, — сказал Рэвен. — Мне следовало так поступить давным-давно. Старый ублюдок никак не уходил, не передавал мне то, что мое по праву.

Альбард испустил хриплый вздох, такой же сухой, как ветры над степью Тазхар. Рэвену потребовалась секунда, чтобы распознать в звуке горький смешок.

— Твое по праву? Ты помнишь, с кем говоришь? Я — перворожденный Дома Девайн.

— Ах, ну разумеется, — произнес Рэвен, поднимаясь на ноги и вытирая руки шелковым платком, который достал из парчовой куртки. — Да, но не похоже, чтобы наш Дом мог возглавлять калека, который неспособен даже соединиться со своим рыцарем, не так ли?

Альбард закашлялся в бороду. Сухие отрывистые спазмы извергли наружу еще больше слизи. Когда он поднял взгляд, его глаз был яснее, чем когда-либо за прошлые десятилетия.

— У меня была масса времени для размышлений за эти долгие годы, брат, — произнес Альбард, когда кашель достаточно стих. — Я знаю, что мог бы достаточно оправиться, чтобы покинуть эту башню, но вы с Ликс позаботились, чтобы этого никогда не случилось, не так ли?

— Мать помогла, — сказал Рэвен. — Так каково это, брат? Видеть, как все, что должно было быть твоим, теперь мое?

— Честно? Мне не могло бы быть меньше дела, — ответил Альбард. — Думаешь, спустя столько времени меня заботит, что со мной происходит? Ручные сакристанцы матери поддерживают меня едва живым, и я знаю, что никогда не выйду из этой башни. Скажи, брат, с какой стати мне еще тревожиться о том, что ты делаешь?

— Значит, мы здесь закончили, — произнес Рэвен, силясь не выдать своей злобы. Он явился унизить Альбарда, но жалкий ублюдок оказался слишком опустошенным, чтобы оценить боль.

Он развернулся к Себелле и Ликс.

— Бери кровь, которая тебе нужна, но сделай это быстро.

— Быстро? — надулась Ликс.

— Быстро, — повторил Рэвен. — Лорды-генералы и Легионы созвали военный совет, и мое губернаторство не начнется с того, что кто-нибудь усомнится в моей компетентности.

Ликс пожала плечами, извлекла из-под многочисленных укромных складок своего платья филетировочный нож из клыка наги и встала над иссохшей тенью своего бывшего мужа и единокровного брата.

— Шаргали-Ши нужна кровь перворожденного, — сказал Ликс, опускаясь на одно колено и поднося клинок к краю шеи Альбарда. — Не вся, но много.

Альбард плюнул ей в лицо.

— Может, это и пройдет быстро, — произнесла она, утираясь, — но обещаю, что больно.

7

БЕЗЫМЯННАЯ КРЕПОСТЬ

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

ПОДАРОК

Локен шагнул на холодную погрузочную палубу орбитальной крепости. Зафиксированная в сотне километров над поверхностью Титана и окутанная мраком его ночной стороны, безликая станция тихо вращалась над действующим криовулканом. Рассуа, умело управляя «Тарнхельмом», подвела его к погрузочной палубе. Все ауспики предупреждали, что ее держит на прицеле смертоносная артиллерия.

От холодных после пребывания в пустоте бортов «Тарнхельма» поднимался пар, а Локен вспотел в своем доспехе. Палуба была огромна, на ней хватало места, чтобы громадные тюремные барки выгружали свой груз людей, а стражи крепости принимали его.

У основания рампы его ожидало отделение смертных воинов в глянцево-красной броне и шлемах с серебристыми визорами, но Локен не обратил на них внимания, сосредоточившись на широкоплечем ветеране, который стоял перед ними.

Воин был в таком же доспехе, как и Локен, а его сильно загорелое и еще сильнее изрезанное морщинами лицо было тому хорошо знакомо. Коротко подстриженные седые волосы и аккуратная борода того же цвета придавали ему вид старика. Светлые глаза, повидавшие слишком много, казались еще старше.

— Локен, — чуть громче, чем шепотом, произнес Йактон Круз. — Рад тебя видеть, парень.

— Круз, — отозвался Локен, шагнув вперед и взяв старого воина за руку. Пожатие было крепким и жестким, словно Круз опасался его отпускать. — Что это за место?

— Место забвения, — сказал Круз.

— Тюрьма?

Круз кивнул, как будто ему не хотелось распространяться касательно мрачного предназначения безымянной крепости.

— Недоброе место, — произнес Локен, оглядывая безликие стены и невыразительно-формальное суровое убранство. — Не из тех, где легко закрепляются идеалы Империума.

— Может, и нет, — согласился Круз, — однако только юные и наивные могут верить, будто войны можно выигрывать без подобных мест. И к моему постоянному сожалению, я не отношусь ни к тем, ни к другим.

— Никто из нас не относится, Йактон, — сказал Локен. — Но почему ты здесь?

Круз замешкался, и Локен заметил, как его взгляд метнулся в сторону Тизифона, громадного обоюдоострого меча, пристегнутого за спиной.

— Ты их взял? — спросил Круз.

— Всех, кроме одного, — отозвался Локен, гадая, почему Круз оставил его вопрос без внимания.